Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский

Кораблестроители переглянулись, почти одновременно выдернули из карманов блокноты с карандашами и принялись черкать в них, время от времени перебрасываясь своими терминами. Первым оторвался Крылов:

– Однако! Интересная идея, Григорий Ефимович! Поставить одну трубу для воздуха, вторую для отвода выхлопа, на них поплавковые клапана, и заряжайся под водой!

– Непременно надо испытать! – поднял взгляд от записей Бубнов. – Жаль, «Кайман» еще не скоро можно будет использовать.

– А «Почтовый» в Кронштадте на ходу? – спросил доселе молчавший великий князь.

– На ходу… Трое суток на переоборудование и можно испытывать! Причем там же, в Маркизовой луже, глубины маленькие, случись что – быстро поднимем! – определил дальнейшую программу Крылов. – Вы как, Григорий Ефимович, не откажетесь поучаствовать? У нас на Руси традиция такая – кто чего придумал, тот и испытывает. Вон, путейские инженеры под своими мостами стоят, когда первый поезд с грузом проезжает, а?

На слабо берет, значит. Ну хорошо, риск невелик, все должно сработать, да и глубина там от силы четыре метра, вынырнем как-нибудь…

Пока господа судостроители в Кронштадте устраивали на «Почтовом» шноркель, меня пригласил Палицын в Главный штаб для конфиденциального разговора. И вывалил на мою голову, что уже нашел кандидатуру начальника контрразведки. Не успел я порадоваться, как генерал нажал кнопку звонка и приказал явившемуся адъютанту пригласить полковника Корнилова. Тот появился буквально через несколько минут – маленький, сухощавый, с кавалерийскими усами вразлет, с малость раскосыми глазами.

– Вот, Лавр Георгиевич, тот человек, кому вы обязаны своим назначением, – начал было Палицын.

Лавр Георгиевич?! Лавр Георгиевич Корнилов?! Бог ты мой, тот самый Корнилов, душитель революции и первый командующий Добровольческой армией, главковерх и несостоявшийся диктатор Всероссийский?

Буря эмоций отразилась у меня на лице, и Палицын, видимо, приняв ее за разочарование, поспешил отрекомендовать кандидата:

– Полковник Корнилов опытный разведчик, полагаю, он сумеет выстроить надежный заслон иностранным шпионам.

Меня малость отпустило – до всех титулов Корнилова еще десять лет, а революцию я постараюсь не допустить. Вряд ли у него есть опыт контрразведки, но его сейчас в России, почитай, ни у кого нет. И я пустился объяснять, как вижу грядущую службу. Лавр Георгиевич поначалу бросал вопросительные и недоуменные взгляды на Палицына, но потом втянулся.

– Работы у вас непочатый край. Дело ведь не только в шпионах, которые следят за полками и дивизиями. Кто на оборонных заводах работает, кто на артиллерийские склады устраивается – всех надо проверять. Господа офицеры при посторонних и в людных местах о таких вещах разговаривают, что страх берет. Всю систему сбережения секретов перестраивать надо. Кое-чем я могу помочь уже сейчас – есть у меня люди в Европе, от которых будут полезные сведения, а дальше уж сами, сами… Еще могу посоветовать взять кого из охранки для научения…

Господа офицеры, разумеется, вскинулись.

– Они же там конспираторов ловят, а шпионы – те же конспираторы, только работают напрямую на врагов России.

Еще через день я стоял на мостике миноносца, несущегося в Кронштадт. Никогда раньше не доводилось мне ходить на такой посудине – маленькой, узкой, на бешеной скорости. Весь миноносец трясся, как припадочный, казалось, что любая деталь дребезжит или позвякивает. За кормой кипела белая струя, рассекавшая треугольником серо-голубую поверхность Невской губы. Ветер, рожденный скоростью хода, вытянул флаг в струнку и сносил назад черный дым из труб.

Меньше часа – и самодовольно улыбающиеся офицеры миноносца, дескать, «Знай наших, пяхота!», передали великого князя и меня на руки Крылову.

Еще час, и я полез в узкое и воняющее маслом и бензином нутро малюсенькой – всего тридцать шесть шагов – подводной лодки. Эка, а тут пока о двойном корпусе и не помышляют, лодка изнутри выглядит как тоннель метро – ребристый набор и обшивка напоказ.

В надводном положении «Почтовый» с присобаченными за рубкой почему-то тремя трубами вышел из порта в сопровождении двух буксиров, оборудованных кранами – или как там эти посудины называются? Пересекли корабельный фарватер, встали метрах в четырехстах на запад от форта Кроншлот, промерили глубину.

– Две сажени, в самый раз, – объяснил Крылов.

С кранов спустили тросы, зацепили за нос и корму «Почтового» – ага, логично, случись чего, сразу и выдернут. Только как они узнают, что случилось? Но моряки продумали и это – через третью трубу пропустили тонкий тросик, привязанный к судовому колоколу.

– Задраить люк!

Все, небо кончилось, а к окошкам в рубке меня никто не подпустит – показали место, где можно скрючиться, вот и сиди, не мешайся. Матросы и офицеры сноровисто подготовили лодку, и она медленно пошла вниз, под шипение вытесняемого из цистерн воздуха.

– Заводи!

Затарахтел двигатель, внутри сразу запахло выхлопом. Хорошо у меня клаустрофобии нет, а то бы рехнулся – тесно, темно, закрыто наглухо, да еще воняет. Хуже, чем в лифте застрять.

– Осмотреться!

– Из воздухозаборной трубы подтекает!

Командир оставил пост и протиснулся к двигателю. Труба подходила к нему, изогнувшись сифоном, с небольшим отверстием внизу. Вот из него, в подставленное брезентовое ведро, и подтекало. Немного и рывками, будто кто-то плескал воду в трубу.

– Не страшно, просто клапан неплотный, больно быстро делали, – белозубо улыбнулся командир.

Так мы и просидели внизу полчаса, после чего в обшивку снаружи постучали, подавая команду на всплытие.

Господи, как хорошо на воздухе! И какие отчаянные эти ребята, плавающие под водой!

– Все работает! – Крылов был счастлив, улыбался. – Теперь можно и «Кайман» дорабатывать.

* * *

Вся первая думская троица вернулась из Царского Села в минорном настроении. Николай был не в духе – повторилась февральская история, когда самодержец изволил накричать на депутатов и по новому кругу отказаться от любых форм конституционной монархии. Головин-то уже был привычный, а вот на Булгакове и Вернадском лица не было.

Сели вчетвером у меня в кабинете, начали думать, что делать.

Головин хотел подавать в отставку – он просто не видел смысла в своей должности. Да и в деятельности всей Думы тоже. Еле уговорил погодить.

– На встрече был Владимир Александрович… – Сергей Николаевич внимательно на меня посмотрел.

Ожил великий князь. Я-то думал, он должен еще валяться в постели. Теперь понятно, откуда ветер дует.

– Кажется, у него к вам, Григорий Ефимович, большие счеты. Берегитесь!

Обложили. Как есть обложили. То-то я гадал: что это октябристы такие наглые стали. Вести переговоры с черносотенцами в обход наших договоренностей… Это они сигнал из дворца получили!

Владимир Александрович теперь на меня огромный зуб имеет – его иначе как «дырявой жопой» в обществе и не зовут. Все надежды вернуться обратно главой гвардии – похерены.