Байки Семёныча. Вот тебе – раз! - Игорь Фрост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нужно честно сказать, друзья мои, что та брага, которая из пальмы набегает, ничем ни по запаху, ни по виду своему от браги-затирухи, которую моя бабка на кукурузной муке заводила, вовсе не отличается. Такая же мутная, кислятиной попахивает и больше шести градусов ну никак не содержит. Такой жижей в похмелье загнать можно только чукчу или японца какого, у которых нужных ферментов в организме не имеется. Хотя если половинку ведра такой жидкой благодати в себя проинтегрировать, то вожделенных вертолетов и здоровенному дядьке вполне себе дождаться можно. Ну а поскольку пальма – дерево не маленькое и растет их вокруг в неимоверном количестве, то усилиями всего «крааля» иногда удавалось целый вертолетный полк вызвать. Опустошат по ведру пальмовой жижи на хуторянина и лежат потом по всем джунглям, как жертвы в «Поле брани» Виктора Благутина, пузыри носом пускают и незнакомые летательные аппараты обозревают. В общем, и такого сусла местным было бы вполне достаточно, но кто-то из белых приезжих им однажды перегонный куб подарил и в виде шутки сложным прибором пользоваться научил. Парни из джунглей продукт ректификации попробовали и решили, что такая форма алкоголя по части генерации летательных аппаратов куда как эффективнее древесно-стружечного сока будет, и потому мутную водичку из пальмы оставили на потребу детей и беременных женщин, сами ее производную сильно зауважав. Вот так вот акпетиши на свет Божий и народился.
При этом важно понимать, что пальмовая брага, в дистиллятор для перерождения помещенная, по каким-то совершенно не понятным причинам нарушает все законы самогоноварения. Наша родная «табуретовка» в процессе перегонки преобразуется словно бабочка, из мерзкой гусеницы нарождающаяся. Из мутной жижи кукурузной затирухи, несущей кислятиной и на вкус напоминающей просроченный квас, в сложном температурном процессе на свет является прозрачная слеза «первака», едва-едва уступающая по крепости медицинскому спирту. А при правильном подходе к процессу фильтрования и манипуляциям с дубовой корой и апельсиновой цедрой еще и запахом, и вкусом прекрасным своего «потребителя» дарящая. С пальмовой же бурдой почему-то все с точностью до наоборот. Мутная жижа с ошметками сердцевинной взвеси, пахнущая прокисшим тестом и по вкусу от очень сильно прокисшего борща не отличающаяся, в процессе перегонки порождает на свет еще более мутную жижу, крепостью в семьдесят градусов и пахнущую смесью скипидара, нашатырного спирта и мази «Апизартрон». При этом вкус этой субстанции таков, что поневоле начинаешь мечтать о ржавом огнетушителе механизаторов и с благоговейным удовольствием вспоминать китайскую водку из гаоляна. Выпить в первый раз это можно было только по незнанию или под наркозом, и то первая же рюмка пальмовой амброзии вас из этого наркоза выводила и громко материться заставляла. Треснув рюмочку акпетиши, человек непривычный понимал, что еще секунда – другая, и он точно умрет, а по прошествии третьей секунды он изо всех сил начинал надеяться на то, что он наконец-то умрет вот прямо сейчас, покончив с нахлынувшими муками. Лицо первооткрывателя алкогольных традиций Ганы сводило в такую страдальческую гримасу, и она так долго сохранялась на лице несчастного, что даже дня через три можно было понять, что сподобился этот несчастный к акпетиши впервые приложиться. Закусывать этот чудо-алкоголь не требовалось, потому как спазмы желудка и пищевода исключали любую возможность хоть что-нибудь еще в организм поместить. И после этого человечество делилось на две почти равные половины. Первая, отдышавшись и отплевавшись, всю оставшуюся жизнь при слове «акпетиши» нервно вздрагивала и рвотные позывы сдерживала. А вторая, рюмочку питьевого керосина бахнув, откашлявшись и удовлетворенно утерев рукавом набежавшую слезу и сопли, со словами «ох, и забористая ханка!» требовала не тянуть с паузой между первой и второй. Дмитрий со Слоном волею судеб и слабых желудков были отнесены к первой категории, и всякий раз, рассказывая мне про этот славный напиток, Дмитрий вздрагивал и покрывался гусиной кожей даже на лбу и ушах.
Так что, как вы сами понимаете, друзья мои, сильно надеяться на открытие алкогольной аутентичности и уникальности, как это могло бы случиться в каком-нибудь португальском Sandeman или, допустим, во французском Domaine des vins, в Гане не приходилось. И потому при необходимости и по праздникам Дмитрий со Слоном пользовали международно распространенные Smirnoff, Hennessy и Johnnie Walker, которого Слон называл «Джонгулякой». Туристы же, волею термоядерно-токсичного акпетиши разделенные на две группы, либо потребляли полюбившееся детище муншайнеров из джунглей, либо скучно выпивали у стоек баров то, что и дома могли бы принимать в неограниченном количестве. Единственное, что их всех, туристов этих, потом роднило, так это то, что и первые и вторые по мере насыщения организмов алкоголем сходились в одной точке – у бассейна отеля. И уже там, икая и пуская пузыри, посапывали либо в шезлонгах, либо просто у кромки воды, с тоской вспоминая свою, как правило, прохладную родину.
Глава 6
Но не суть. Не об этом я теперь. Я о гастрономических и об алкогольных особенностях любой страны, какая только на глобусе сыщется. А потому, с алкоголем разобравшись, я к ганской кухне перейду. Отведать, как я уже говорил, в Гане, пусть и не сильно много, но все-таки было чего. Да, я так полагаю, и по сегодняшний день есть. Пусть и не как у Антуана Карема или в ресторации Тестова, но все ж таки пара десятков блюд в национальном меню имеется. Ну никак не могло не иметься при таком-то богатстве фауны и флоры! Тут же вам не Ямало-Ненецкий автономный округ в начале февраля и не пустыня Мохаве в окрестностях Палмдейл. Тут Африка, товарищи дорогие. Тут пища повсеместно произрастает, весело вокруг вас бегает и под ногами у вас же ползает, настойчиво себя потребить предлагая. Оттого, даже не
