Капля чужой вины - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На суде Часовщикова вела себя дерзко, ни в чем не признавалась. Дважды пыталась вскочить и выколоть глаза Лазареву, но каждый раз конвоиры успевали усадить ее на место. Во время допроса Орловой Часовщикова перебила девушку:
– Кого вы мне подсовываете? У вашей свидетельницы ума как у недоразвитой макаки!
Мара обиделась на «тетю Свету», всплакнула и повторила показания. С этого момента участь Часовщиковой была решена. Но судью не устраивали мелкие шероховатости в деле. Решив устранить все, даже малейшие неточности и недомолвки, судья в перерыве между заседаниями вызвал подсудимую в свой кабинет.
Конвоиры ввели Часовщикову в наручниках. Судья, пристально посмотрев ей в глаза, сказал:
– Подсудимая! Своим упорством вы ничего не добьетесь. Ваша вина доказана, осталось выбрать наказание. Я склоняюсь к тому, чтобы приговорить вас к высшей мере наказания.
– Женщин не расстреливают! – возразила Часовщикова. – Самое большое, что вы можете мне дать – десять лет лишения свободы.
Присутствовавший при разговоре прокурор подал Часовщиковой Уголовный кодекс:
– Найдите в нем оговорку, что высшая мера наказания к женщинам не применяется.
Часовщикова, весь процесс бравировавшая своим наплевательским отношением к смерти, испугалась. Она поняла, что судья областного суда не шутит и действительно может приговорить ее к расстрелу.
– Я – старая женщина, больная, меня не могут расстрелять, – пробормотала она.
– Я приговорю вас к высшей мере наказания, – сказал судья. – Ваш адвокат напишет жалобу в Верховный суд. Кассационная инстанция заменит вам расстрел на двадцать лет лишения свободы. Сколько вам будет к концу срока? Семьдесят два года или уже семьдесят три? Хороший возраст начать жизнь заново.
Прокурор забрал у подсудимой кодекс. Часовщикова стояла, не зная, что сказать. В голове у нее все перемешалась, от грозящего срока на душе стало тошно.
– Часовщикова! – повысил голос судья. – Посчитаем! Хищение в особо крупном размере, совершенное путем разбойного нападения – раз. Убийство Горбаша – два. Убийство Обедина – три. Убийство бомжа – четыре. Подстрекательство к убийству Крылова – пять! Мне что, по этим обвинениям вас к колонии-поселению приговорить?
– Я нападение на кассира не организовывала, – вполголоса сказала Часовщикова.
– Следователь считает, что именно вы руководили нападением. Вы отрицаете. В судебном заседании вы или молчите, или хамите. Мне каким-то магическим способом надо сделать вывод: участвовали вы в разработке нападения или нет?
– Я дам показания, – прошептала Часовщикова.
– Не надо делать нам одолжение! – вмешался в разговор прокурор. – У нас вполне достаточно доказательств для вынесения обвинительного приговора. Мы хотим услышать ваше чистосердечное признание и ответы на все вопросы, которые возникнут у суда. Вы готовы покаяться в содеянном?
На следующем судебном заседании Часовщикова попросила слово и в подробностях рассказала, почему она решила убить Горбаша. Из ее рассказа мне были интересны только несколько моментов.
– Каким образом вы узнали, что Лазарев с сообщниками готовят нападение на кассира? – спросил гособвинитель.
– Я случайно заметила, как двое мужчин крутятся около заводоуправления, что-то высматривают. Понаблюдав за ними, я поняла, что они готовят нападение на кассира. Третий человек в административный корпус не заходил, всегда стоял за углом. Я проследила за мужчинами, вычислила, где они живут. После нападения пришла домой к Лазареву и потребовала четверть похищенного.
– Как к вам в руки попали ампулы с сильнодействующим веществом?
– Они были в кителе Миколы Прохоренко. Специально я ампулы не похищала.
– Где вы хранили ампулы столько лет?
– Все началось с того, что Прохоренков в письме обмолвился: он встретил на улице Горбаша. Я приехала, убедилась, что это именно Горбаш, и решила его убить. Пока обдумывала план мести, вспомнила о препарате. Я спрятала его в то время, когда жила у лесника. Рядом с домом лесника была старинная заброшенная могила. Я отодвинула камень кладки и спрятала препарат под могильной плитой. Ампулы были в герметичной коробочке, похожей на портсигар. За время хранения портсигар местами проржавел, но ампулы были целыми, только немного заплесневели сверху.
– Вы ездили за препаратом на Украину? – уточнил гособвинитель.
– Я рассчиталась с прежнего места работы в Бердске и поехала в Львовскую область. Дом лесника не сохранился. От него остался только фундамент. Могила, где я сделала тайник, заросла. Коробочка с препаратом была на месте.
– Почему вы передали его на хранение Прохоренкову?
– Я опасалась обыска, а он был вне подозрений.
Название «Старичок» в судебном процессе не упоминали из соображений секретности. Создателя препарата Романова в суд не вызывали. Ни прокурор, ни судья происхождением препарата публично не поинтересовались. В материалах суда «Старичок» фигурировал под условным наименованием «Препарат 118-2».
– Подсудимая, – на одном из заседаний обратился к Часовщиковой судья, – вы не опасались, что Горбаш вас опознает и ваш план мести не удастся?
– В первый раз я встретила Горбаша на улице, прошла мимо. Он меня не узнал. Во второй раз специально столкнулась с ним около входа на завод. Горбаш вновь никак не отреагировал на мое появление. Все-таки почти сорок лет прошло с того дня, как он меня выдал бандеровцам! За эти годы я изменилась до неузнаваемости.
Начав давать показания, Часовщикова в подробностях рассказала, как ее насиловали и избивали, как она, босая, шла по ночному лесу. Расчувствовавшаяся секретарь судебного заседания чуть не заплакала, представив, какие испытания выпали на долю девочки Сары. Прокурор, суровый мужчина в годах, заметил в кулуарах суда:
– Если бы ее судили в Америке, присяжные заседатели вынесли бы оправдательный вердикт и потребовали у родственников Горбаша компенсировать материальный вред подсудимой. Что сказать – умеет гражданка Часовщикова на жалость давить!
Процесс по обвинению Лазарева и Часовщиковой шел полгода. За совершенные преступления Лазарева приговорили к высшей мере наказания – расстрелу, Часовщикова отделалась двенадцатью годами лишения свободы. По эпизоду нападения на кассира суд ее оправдал.
Выслушав приговор, Лазарев воскликнул:
– Если есть Бог на свете, ты, Сара, до освобождения не доживешь!
Часовщикова в ответ только ухмыльнулась. Ее приговор устраивал.
Глава 30
В середине декабря у меня были худшие показатели в отделе, но как только Мара стала изобличать Часовщикову, появилось свободное время, которое я полностью посвятил работе на участке. За оставшиеся две недели мне удалось выровнять положение и даже обогнать кое-кого из коллег по числу раскрытых преступлений. На совещании по итогам года начальник уголовного розыска пригрозил, что если я и дальше буду работать спустя рукава, он примет «жесткие меры». Какие именно, не уточнил.
Шаргунов, узнав о совещании, предложил мне перейти в уголовный розыск Центрального РОВД. Я отказался.
В начале января к работе на заводе приступил новый главный инженер. Он быстро разобрался с объемами поставки муки и решил навести в этом деле порядок. Главного технолога хлебокомбината и Маркину вызвали к директору и предложили уволиться по собственному желанию. «В противном случае я приглашу для ревизии сотрудников ОБХСС», – пригрозил преемник Горбаша. Почему он решил избавиться от двух технологов из четырех, я так и не понял. Наверное, Полубояринов
