Наедине с Миром - Калинаускас Игорь Николаевич

Сегодня попробуем поразмышлять, остановившись на этом месте.

Как размышлять, если ты уже ощутил то и другое пространство? Здесь очень сложно найти слова, потому что к тому моменту, когда перед человеком реально, как практическая, встает такая задача, он уже настолько трансформирован, что слышит, чем отзывается слово в тех, к кому он обращается (то есть в данном месте, в данное время, с данными людьми). Он не может до конца предугадать, как "это слово отзовется", распространяясь, трансформированное, в устной передаче, в Мире, через учеников, через тексты, которые будут жить во времени. Но он имеет возможность слышать, как оно отзывается в данной ситуации, и поэтому произнести слово становится очень трудной задачей. Ибо слово – многозначно. Оно имеет смысл в традиционном, общеприянтом понимании – выраженное звуком, или переданное поведением, или слово в широком аспекте восприятия – текстом становится по сути сам человек. Человек, который сам на первом уровне реальности воспринимает себя как текст, который читают. Его внешняя форма жизни – это текст, это самый главный текст.

Начав размышления с внешней канвы жизни Джалаледдина Руми, мы должны помнить, что это и есть единственный текст, оставленный Руми. С определенного момента вся внешняя линия жизни есть текст, всякое сказанное слово, совершенный поступок или несовершенный поступок, деяния, отношения (все, что называется жизнью людей), – это все становится выражением внутренней (условно говоря, внутренней, поскольку он одномоментно пребывает в обоих пространствах) линии духа, линии духовного бытия, пребывания в Мире. Для такого человека выразить Слово словом – самая сложная задача. Причем если он вообще не отказывается от самой идеи как-то выразить свой духовный путь, потому что есть случаи, когда человек уходит, "исчезает" из жизни, и мы ничего не знаем о нем, как и о подобных ему, – о тех, кто достиг вершин, но принял решение быть на первом уровне реальности неизвестным. Формы стать неизвестным разные, смысл один – уйти от выражения себя (этой доступной части себя) с помощью жизни. Здесь можно провести параллель с такой тибетской традицией, как "архат", – он достиг, и он в себе, он весь погружен в это пребывание, а внешне – он как бы отказался.

Для человека, у которого жизнь и судьба складываются так, чтобы осталось выражение и пребывание не только в духе, но и среди людей как говорящего (с того момента, когда он познал оба мира – мир абсолютно пустой психологически и мир абсолютно полный психологически, то есть мир Знания и мир Любви), жизнь становится текстом, словом. И это самое трудное. Понять "Месневи", которое создал Руми, вне контекста его собственной жизни невозможно. Многие из мудрых текстов мы не в состоянии адекватным объемом воспринять по той простой причине, что нам неизвестно, во что это было вписано. Если мы берем это как факт библиотеки, мы не найдем там Любви. Если соединяем с жизнью автора и берем как его выражение, полный текст, тогда можем попытаться обнаружить полную реальность содержания.

Представьте себе, что вам попался текст тибетской йоги. Вы его читаете, заглядываете в справочникии, узнав, что означает тот или иной термин, то или иное божество, достаете изображения этих божеств, то есть начинаете восстанавливать реальный текст. Но тогда вам нужно восстановить жизнь, внешнюю ее часть (как, допустим, жил в монастыре, что там за обстановка, как он питался, кем был до того, как туда попал, у кого учился), и только тогда вы сможете прикоснуться к содержанию текста.

Я уже приводил пример, что, если рассказывать какую-нибудь евангельскую историю с точки зрения внешнего выражения, биографии человека, люди, хорошо, как им кажется, знающие текст, – не узнают его.

…Два рыбака поплыли, наловили рыбы, возвращаются, вот, думают, продадим. Они – это Петр, Павел. Подплывают к берегу, а там мужик стоит и говорит: "Бросайте все, ребята, идите за мной, я вас сделаю ловцами душ человеческих".. Чтобы поймать, ощутить событие, прикоснутьтся к явлениям духа, нужно обязательно ощутить реальность текста. В этом тайна притчи, тайна любого так называемого эзотерического текста. Тайна состоит в том, что тайны как бы нет, – есть вырванный, как приведенный выше, кусок текста, его часть. Вы сможете его прочитать адекватно, только если вставите в его реальность и из абстрактынх чудес перейдете в область реального проявления жизни духа в конкретном варианте. Тогда вы сможете сделать две вещи: перешагнуть, во-первых, через манию величия, заставившую вас читать этот малопонятный, но "престижный" текст, а вовторых, – через комплекс маленького человека: "О! Иисус Христос – и такое ничтожество, как я…" Возникает возможность действительно вступить в отношения Любви с любым человеком – жившим, живущим и будущим жить. Когда эти весы, качающие нас в нашей устремленности между манией величия и манией маленького человека, остановятся … можно сесть и поговорить с Христом, Джалаледдином Руми, Моцартом, Рамакришной, Буддой.

И мы поймем: если Бхагван говорит, что "тут на днях ко мне зашел Ходжа Насреддин и сказал…" – это момент неоднозначный, момент не только литературного или ораторского воздействия на аудиторию. Это еще и момент, открывающий тайну Любви. Потому что тайна Любви сокрыта в этом месте…

Помню, первую подсказку на эту тему получил на занятиях в студии в Калуге. Мы выполняли резонансно-двигательные упражнения и решили (после соответствующей подготовки) попробовать поработать под музыку Баха.

Среди нас была девушка-музыкант – она училась в музучилище, но не очень активно участвовала в наших тренинговых упражнениях и не собиралась играть в спектаклях – человек "около театра". Так вот, у нее началась истерика, слезы, вопли: "Какое кощунство, что мы выполняем упражнения под музыку Баха, да вы…"

Это была жизненная подсказка, и я впервые задумался: если претендую на то, что я художник, человек искусства, и не чувствую себя на равных с Бахом, то зачем тогда вообще занимаюсь искусством? Если это не моя референтная группа, если Бах – не мой товарищ, коллега. Вспомните замечательные времена, когда в нашем обществе еще существовала культура.

Тогда профессор, обращаясь к студенту, говорил "коллега"… И это не было педагогическим премом, потому что сам факт – молодой человек претендует на знания в определенной области – делает его коллегой, таким же ответственным перед профессией в ситуации культуры обращения, когда мы с тобой коллеги независимо от того, лауреат ли я Нобелевской премии или студент второго курса. Только в подобных отношениях могли рождаться наука, искусство, духовность. Когда между мною, субъектом, и тем, куда я стремлюсь, нет посредников, когда возникает Любовь, и Знание и Любовь перестают быть антагонистами, они соединяются.

Возвращаясь к замечательному определению: суть человека есть образ человечества… Почему же мы никак не можем в это поверить? Вопрос сложный, в каждом конкретном случае надо разбираться – что мешает?

Почему мы не хотим жить, как Моцарт, Микельанджело, Будда, Карл Маркс?

Мы не хотим так жить, но мы хотим такими быть. Может быть, и быть такими не хотим? Как создалась эта иллюзия: мол, можно достичь того же, чего достигли они, каким-то общепринятым, привычным для себя способом жития?

Возникла она именно потому, что Любовь и Знания разошлись. Когда для меня Бах – это только его музыкальные произведения, существующие уже многие годы без него, тогда да, конечно, можно его жизнь подправить, упростить – сделать "под меня"… Когда у меня Мона Лиза без Леонардо да Винчи, когда теория относительности без Энштейна, тогда это и есть потребительская психология: мне не важно, кем он был, как жил, ничего не важно, кроме единственного, – он изобрел, а я пользуюсь, читаю…

Поэтому есть масса влюбленных в искусство, масса любителей чтения, знатоков художественной литературы, образованнейших ученых, но Энштейны появляются очень редко, и Моцарты, и Леонардо да Винчи… Ведь просто прочесть, выучить, просто научиться пользоваться, просто прослушать – это ничего не меняет в жизни человека и в нем самом, потому что это только полмира, а человека нет. А раз его нет, то со мной ничего не происходит, ведь все мы сделаны из людей и можем меняться и реально трансформироваться, только общаясь с людьми, а не с картинами, которые эти люди нарисовали, а не с музыкой, которую эти люди написали, а не со знанием, которое они добыли. В этом смысл изречения: "Книга – не инструкция, а повод для размышлений". И вот сегодня я вам рассказал, для каких. И если вы хотите, действительно хотите…