Я Пилигрим - Терри Хейз

В своей ливанской лаборатории он пришел к выводу, что есть только одно место, достаточно отдаленное, чтобы проводить опыты на людях, – разрушенная деревушка, где он больше года порой останавливался на ночлег, еще когда участвовал в войне с СССР.

Теперь он шел по разбитым улицам – каждое здание было знакомо, черные пятна кострищ будили воспоминания.

– Аллах акбар! – выкрикнул он приветствие по-арабски.

Сарацин не знал, кто здесь сейчас живет: талибы, беженцы из мест, где идут бои, или наркокурьеры, сопровождающие один из бесчисленных караванов с зельем, и не хотел приводить своих пленников, не убедившись, что в деревне никого нет.

– Аллах акбар! Бог велик!

Но единственным ответом ему был шум ветра. Сарацин прекрасно помнил этот непрекращающийся пронизывающий ветер, дующий на огромных пространствах до самого Китая. Убедившись, что он один, саудовец свернул у старой мечети и вошел в дом, где когда-то курил вместе с Мохаммедом Абдул-ханом.

Вокруг Сарацина плясали призраки: он видел, как наяву, бородатые лица моджахедов, сидевших полукругом и в последний раз просивших о чем-то великого воина. Они еще все живы и так молоды… Это было до того, как Сарацин женился и у него родился сын. На мгновение он вспомнил себя в ту пору, когда прожито было еще так мало и почти вся жизнь была впереди.

Он усилием воли вырвал себя из грез, зажег огонь в очаге, наверное в первый раз после ухода отсюда моджахедов, и поставил лошадей в бывшем зернохранилище. Лишь после этого Сарацин отправился за пленниками, приковал их цепями к старым сточным трубам, наполнил бутылки водой и дал каждому по два сухаря. Бедняги уже просто видеть эти сухари не могли: у них не было никакой другой еды с тех пор, как их похитили.

Впрочем, пленники машинально съели свой нехитрый ужин: им сейчас было все равно. Они настолько выбились из сил, что даже не стали расстилать свои постельные принадлежности, свернувшись калачиком на старой соломе, брошенной в углу. Для обоих мужчин это была последняя ночь, когда они спали относительно спокойно, не страдая от лихорадки.

Все трое проснулись на рассвете от стука молотка. Сарацин встал несколько часов назад и ремонтировал каменный амбар на краю скалы, недалеко от мечети. Через щели в стене пленники видели, что он чинит рухнувшую секцию амбара и теперь пытается при помощи одной из лошадей подтащить дверь из твердой древесины, чтобы установить ее взамен непрочной, сорвавшейся с петель. Они поняли, что этот амбар станет их тюрьмой.

Сарацин вошел в кухню только один раз, чтобы извлечь лист армированного стекла из коробки, где, как думали пленники, хранились медикаменты. Они видели, что их тюремщик вернулся на свою стройплощадку и вставил стекло в небольшой проем каменной стены, закрепив его смесью известкового раствора и глины. «Неужели окно? Вот странно», – подумали узники. Но они не угадали. Это было смотровое отверстие.

Сразу же после обеда Сарацин перевел их в эту каменную могилу. Осмотревшись, они увидели, что он бросил в угол седельные одеяла для ночлега, вырыл яму для туалета, прикрыв ее грубой занавеской, поставил дровяную печь с большим запасом растопки. Сарацин также принес им коробку сухарей и поставил четыре бочки с водой. Пленники попытались разузнать, как долго пробудут в этом душном помещении, но он лишь молча прикрепил державшие их цепи к рым-болтам в стене и вышел.

Через короткое время узники услышали стук лошадиных копыт по камням. Один из мужчин, забравшись на бочку, увидел через смотровое отверстие, что Сарацин покидает деревню в сопровождении вереницы лошадей. Боже правый, куда еще его понесло? До ближайшего человеческого жилища отсюда надо быстро скакать несколько дней. Маловероятно, что он оставит их без охраны так долго.

Пленники попытались вырвать рым-болты из камня, в который те были вделаны. Это оказалось крайне неблагодарной и мучительно медленной работой, поскольку единственным инструментом, которым они могли воспользоваться, были куски древесины из растопки для печи. А что это такое против гранита и известкового раствора? Четыре часа напряженных усилий не дали практически никакого результата – и тут они опять услышали стук лошадиных копыт.

Вновь воспользовавшись смотровым отверстием, узники наблюдали, как Сарацин приехал и тут же скрылся в лабиринте заброшенных улиц и домов, потом долго что-то копал и стучал молотком, время от времени возвращаясь к навьюченным лошадям. Он выгрузил несколько серых металлических коробок и дюжину деревянных бочек. Пленники терялись в догадках, откуда он все это взял.

В ту ночь, в первый раз после того, как их заточили в узилище, дверь камеры отворилась. Вошел Сарацин и без единого слова поставил три тарелки с кушаньем, похожим на вегетарианское карри, и круглым плоским хлебом, который афганцы называют нан. То была первая горячая пища, которую пленники видели за последние две недели. Стоит ли удивляться, что они жадно набросились на еду. Хотя кушанье было не слишком изысканным, голландский инженер, смеясь, сказал, что это самый вкусный обед в его жизни.

Не прошло и часа, как все трое погрузились в какой-то странный, тяжелый сон. Неудивительно: и в хлеб, и в карри был добавлен пентобарбитал – столь сильное снотворное, что его рекомендуют использовать многие сторонники эвтаназии.

Около двух часов ночи Сарацин внес в узилище малый хирургический набор и масляную лампу. Он выглядел устрашающе: в черном костюме биозащиты, перчатках с кевларовой подкладкой и шлеме с прозрачной пластиковой маской. На спине саудовца был кислородный баллон, подающий воздух через регулятор в его герметически закрытый спасательный костюм.

Не мешкая, чтобы сохранить как можно больше кислорода, Сарацин опустился на колени рядом с женщиной, снял с нее джинсы, отбросил в сторону ее вонючее нижнее белье и проверил место вакцинации. С тихим удовлетворением он увидел плоский шрам: значит, прививка прошла успешно. Сам Сарацин был защищен максимально, по последнему слову современной науки.

Сняв одежду с итальянки, Сарацин взялся за звукооператора. Закатав рукав футболки молодого японца, он внимательно посмотрел на татуировку в виде колючей проволоки. Сарацин ненавидел татуировки и решил колоть именно в этом месте.

Он вытащил шприц и проверил действие поршня. Удовлетворенный результатом, достал один стеклянный флакон с лишним нулем, добавленным к номеру партии. Он был запечатан специальным резиновым колпачком. Сарацин, держа шприц рукой в кевларовой перчатке, проткнул резину иглой, погрузив ее в содержимое флакона.

Слыша свое учащенное дыхание сквозь регулятор кислорода, саудовец закачал воздух во флакон и вытащил поршень, наполнив шприц, возможно, самым болезнетворным вирусом на планете. Впрочем, он скоро все узнает.

Это было похоже на сцену, происходящую в одном из последних кругов ада: при тусклом свете масляной лампы человек в причудливом темном костюме склонился над пленником и, воззвав к Аллаху, плавно погрузил иглу в татуировку.

Сарацин был хорошим врачом, имевшим богатый опыт внутривенных инъекций. Молодой японский хиппи лишь слегка пошевелился в своем глубоком наркотическом сне, пока игла, погружаясь все дальше, плавно входила в вену. Сарацин медленно вдавил поршень, наблюдая, как уменьшается в шприце уровень прозрачной жидкости, перетекающей в кровеносную систему жертвы. Через десять секунд все было кончено. Молодой человек тихо вздохнул во сне и перевернулся на другой бок.

А врач немедленно убрал стеклянный флакон и шприц в специальный красный контейнер биозащиты, который он еще раньше наполнил лизолом – дезинфицирующим средством, используемым в промышленности.

После этого Сарацин занялся голландским инженером, повторив ту же процедуру на бедре мужчины и остановившись только на мгновение, когда ему вдруг показалось, что тот проснулся после первого прикосновения иглы. Однако Сарацин ошибся, и, осознав это, он крепко сжал в руке шприц и надавил на поршень, лишив голландца возможности когда-нибудь снова увидеть жену и детей. То, что проделал сейчас саудовец, было равносильно тому, как если бы он приставил ствол АК-47 к виску инженера и нажал на курок.

Эксперимент был завершен. Сарацин собрал свой хирургический набор, не забыв прихватить контейнер биозащиты и лампу.

В полной тишине – казалось, что даже звук регулятора подачи воздуха стал тише, – Сарацин направился к двери, моля Аллаха, чтобы дополнительный ген сделал вирус грозным оружием, преодолевающим вакцинную защиту.

Глава 36

Не думаю, что существует много хороших способов умереть, но я знаю один из самых худших: вдали от дома и семьи, в заброшенной деревушке, посаженным на цепь, как собака, когда тело твое ослаблено оспой, а вопли о помощи слышит только бородатый палач, равнодушно взирающий на тебя сквозь армированное стекло.