Соперница королевы - Виктория Холт

— Когда я узнал о том, что она сделала, — рассказывал он, — я тут же отправился к ней, а она в присутствии своей свиты отчитала меня за то, что я посмел явиться, предварительно не получив позволения. Я напомнил, что делаю это не впервые, но впервые она встречает меня упреками. В ответ она посоветовала мне впредь быть осторожнее со своими действиями и заявлениями. Мне ее настроение показалось странным, и я сказал, что покину двор, поскольку мне кажется, что таково ее желание. Она ответила, что если бы она этого желала, то, не колеблясь, сообщила бы мне об этом, но, раз уж я сам об этом заговорил, то она согласна с тем, что это хорошая идея. Я поклонился и хотел было уйти, когда она поинтересовалась, как я смею столь бесцеремонно врываться в ее покои. Я сказал ей, что не желаю разговаривать в присутствии третьих лиц, и она приказала всем удалиться.

Тогда я обратился к ней: «Мадам, я считаю большой ошибкой приглашение француза в Англию». «Почему же? — воскликнула она. — Вы что же, хотите, чтобы я вышла замуж за человека, которого ни разу не видела?» Я ответил: «Нет, мадам, я очень надеюсь, что вы вообще не станете выходить замуж за иноземца».

Она только расхохоталась и разразилась проклятиями. Она сказала, что отлично понимает мои мотивы, поскольку я всегда отличался непомерными притязаниями. Вплоть до того, что на том лишь основании, что она оказывала мне кое-какие милости, я возомнил, будто она позволит мне разделить с ней корону.

Я сдержался и ответил, что вряд ли найдется дурак, всерьез полагающий, будто она согласится разделить с ним корону. Максимум, о котором может мечтать любой ее подданный, это право служить ей. Но если ему представилась бы возможность оказать ей услуги интимного свойства, уже это следовало бы считать большой удачей.

После этого она обвинила меня в том, что я всячески препятствую миссии Симьера, который сам жаловался ей на холодность моего обращения с ним. Я держусь высокомерно. Я, кажется, вообразил, что слишком много для нее значу. Мне придется снизить уровень своих притязаний, поскольку, когда она выйдет замуж, ее муж вряд ли потерпит подобную беспардонность с моей стороны. Тут я и испросил позволения покинуть двор.

Она закричала: «Считайте, что вы его получили. Уезжайте и держитесь от меня подальше. Последнее время славного графа Лестера при дворе стало слишком много».

И вот я в Уонстеде.

— Ты полагаешь, этот французский брак и в самом деле будет заключен?

— Я в это не верю. Это слишком чудовищно. У нее уже никогда не будет наследника. А какие еще могут существовать мотивы для вступления в брак? Ему двадцать три года, а ей сорок шесть. Не может быть, чтобы все это было всерьез.

— Готова поклясться, что она считает это сватовство своим последним шансом поиграть в невесту. В этом все дело.

Он покачал головой, а я продолжала:

— Быть может, сейчас, когда ты в немилости, наступил удачный момент публично объявить о нашем браке? В конце концов, если она тебя отвергла, почему бы тебе не поискать утешения в другом месте?

— Учитывая ее нынешнее настроение, это может обернуться катастрофой. Нет, Леттис, с Божьей помощью нам надо подождать еще немного.

Он был так разгневан поведением королевы, что я решила оставить эту тему. Он много рассуждал о том, что для нас может означать немилость королевы, как будто бы я нуждалась в напоминании о возможных катастрофических последствиях. Человек, пользовавшийся подобной благосклонностью королевы, вполне естественно являлся объектом злобы и зависти со стороны других придворных. Зависть является ведущей страстью в мире, и двор Елизаветы не был исключением. Милостью королевы Роберт являлся одним из самых богатых и могущественных людей страны. Он владел великолепным домом на Стрэнде, несравненным замком Кенилворт, Уонстедом, землями на севере, юге и в центральных графствах Англии. Все это приносило значительные доходы. Именно к нему обращались все, кто искал милости королевы, поскольку хорошо знали, что бывали времена, когда королева не отказывала ему ни в чем. Более того, ее привязанность к нему была столь искренней, что она хотела, чтобы о ней знали все без исключения.

Однако она была деспотичной госпожой. Как часто она уподоблялась своему отцу, предостерегая подданного: «Я тебя возвысила. Мне будет совсем нетрудно тебя низвергнуть». Ее тщеславие не знало границ, и покушения на него она не простила бы никому.

Да, Роберт был прав, утверждая, что нам следует проявлять крайнюю осторожность.

Весь этот день, до глубокой ночи, мы говорили о нашем будущем. Хотя Роберт и не верил, что королева выйдет замуж за герцога Анжуйского, пусть даже она и пригласила его в Англию, все же он был очень встревожен.

На следующий день прибыл посыльный от королевы. Роберту надлежало немедленно явиться ко двору.

Мы обсудили это приглашение.

— Мне это не нравится, — заявил Роберт. — Боюсь, что когда я смиренно явлюсь по ее зову, она захочет продемонстрировать мне свою власть надо мной.

— Ты ослушаешься королеву!

— Я использую тактику, к которой она столь успешно прибегала в юности. Я скажусь больным.

Итак, Роберт сделал вид, что готовится к отъезду, но прежде чем отправиться в путь, он начал жаловаться на резкую боль в ногах. Он заявил, что они распухли, а его доктора в таких случаях рекомендуют немедленно ложиться в постель, что он и сделал. Он отправил королеве послание, в котором нижайше просил ее о снисхождении, поскольку, будучи прикованным к постели в Уонстеде, он слишком болен, чтобы пускаться в путь.

Разумеется, теперь ему следовало ограничить свои перемещения по замку собственными покоями, чтобы наши недоброжелатели не сообщили об его уловках всему двору. Мы уже не были уверены ни в ком.

К счастью, я находилась в доме, когда вдали показался королевский штандарт, свидетельствующий о приближении королевы в сопровождении ее свиты. Я с ужасом поняла, что королева направляется в Уонстед проведать больного.

У меня едва оставалось время убедиться, что Роберт принял болезненный вид и улегся в постель, а также удалить из спальни все предметы, которые могли бы свидетельствовать о присутствии в ней женщины.

Трубы возвестили о прибытии в Уонстед королевы. Я услышала ее голос. Она требовала, чтобы ее незамедлительно проводили к графу. Она хотела лично убедиться, что он вне опасности, поскольку она измучена тревогой и неизвестностью.

Я закрылась в одной из комнат, внимательно прислушиваясь ко всему, что происходит снаружи. Меня снедала тревога относительно того, что может означать этот визит, и обуревал гнев из-за того, что я, будучи полноправной хозяйкой дома, вынуждена скрывать свое присутствие в нем.