Брик-лейн - Моника Али

Она засмеялась и заправила прядь волос за ухо. Волосы она с каждым годом стрижет все грубее, словно ножницы затупились.

— Что ж жаловаться, что его не бывает дома. Таков уж наш материнский удел. Чем бы ребенок ни занимался, мы все равно жалуемся.

Продавщица, девушка лет двадцати с толстым слоем пудры на лице и розово-лиловыми заплатами теней на глазах, посмотрела на Разню с подозрением. Разия надела сегодня мужскую рубашку без воротника и коричневые брюки-стрейч, которые неожиданно для глаза кончались там, где еще не начались носки. Продавщица мельком глянула на свой туалет и оправилась, словно этим чудовищно немодным одеянием можно заразиться.

Назнин посмотрела на девушку в упор, та тоже, не моргая, ответила ей взглядом.

— Куда он ходит? — спросила Назнин.

Она все думала и думала, сказать ли Разии о своих подозрениях. Но как такое сказать подруге? И какие у нее доказательства? Доказательств нет, только уверенность, которой хватает с лихвой. Карим рассказывал ей о наркотиках в районе. Он много об этом знает.

— Видишь там ребят?

Он у окна, но Назнин не подошла. Не хочется стоять рядом с Каримом у открытого окна.

— Все эти ребята сидят.

Она не поняла его слов.

— Сидят. На игле.

— Что это значит? На игле?

— На героине. Все они сидят на героине.

— Это наркотик?

— В районе его полно. Ты не представляешь себе сколько…

Он отошел от окна. Прошел совсем рядом с ней, не коснувшись. Они прикасались друг к другу только в спальне.

— Некоторым по двенадцать лет. Знаешь, с чего все пошло? Сначала нюхали бензин. Потом травка. Ганжубас. Все вроде нормально. Ничего серьезного. Но потом здесь все зашевелилось. К Брик-лейн начал подбираться город. Сюда потекли деньги, начали обустройство. Недвижимость подорожала, наехали новые люди, бизнесмены, все дела. И господи, мы тут хорошо зажили. Он присел за швейную машинку. — Вот в чем сложность. Вот с чего все покатилось. Никаких совпадений. Так же и в Америке было, когда черные стали объединяться. «Черные пантеры», все дела. Их надо было приструнить, чтобы не выступали.

Мобильный лежал на столе. Карим крутанул его. Назнин вспоминала его мускулы под рубашкой.

— ФБР, правительство объединились с мафией, и на черных хлынул поток наркотиков, оружия и всего остального, чтобы, обколовшись, они могли друг друга перестрелять. По тюрьмам сажать — одна головная боль.

Назнин подумала, что недопоняла его мысль по-английски.

— Правительство давало наркотики?

— Понимаешь, о чем я? Во всем нужно сомневаться.

Карим замолчал и углубился в журнал. Потрогал бороду, подпер подбородок рукой, потер небритую щеку.

— Они ведь остановили быэто, если бы захотели. Дилеров знают все… — Карим коротко, отрывисто засмеялся. — Посадить их несложно. На дилеров всегда смотрит молодежь. У них потрясающие машины, они в золоте купаются. И знаешь, что я думаю? Я думаю, — он покачал головой, словно сам в это не верил, — я думаю, что, пока молодежь на наркоте, она далека от религии. А для правительства ислам страшней, чем героин.

— Куда ходит Тарик? — Разия пожала плечами. Потерла свой длинный нос. — Кто мне ответит? Только не он сам.

— Вам помочь?

Пудра на продавщице на несколько тонов светлее кожи. Поэтому шея кажется грязной.

— Я ищу ткань для дочери.

Разия сняла очки и надавила на глаза. Брюки сзади болтаются мешком, грудь почти достает до живота, а рукам, наоборот, тесно в рукавах. Как будто ее наклоняли в разные стороны и плоть переместилась не туда, куда надо.

— Как тебе этот? — спросила Назнин.

Разия посмотрела на оранжевый шелк:

— Не знаю еще. — Она повернулась к продавщице: — Мы сами посмотрим.

— Прекрасно, — сказала девушка, словно покупательницы приняли самое лучшее решение.

— Эта молодежь, — зашептала Разия на ухо Назнин, — совсем забыла, что такое уважение.

— Так и Ка…

— Что?

Так и Карим говорит. Он говорит, что молодежь сейчас творит что вздумается. Прикуривают на улице и при виде старшего даже не прячутся. Гуляют со своими подружками. Даже целуются на улице, в присутствии старших. Но Разии о словах Карима знать не обязательно.

— Человек, который приносит мне вещи с фабрики, тоже так считает.

— Этот посредник? Мальчик, который носит тебе работу?

Назнин вытащила моток джерси вишневого цвета. И очень сильно им вдруг заинтересовалась.

— Ну да. Да все так говорят.

Почувствовала на себе взгляд Разии.

— Он тебе скучать не дает.

Назнин потянула материал: ее вдруг чрезвычайно заинтересовала его эластичность. И сделала вид, что слушает вполуха и что они ведут обычный светский разговор.

— А? Да, работы полно.

Наконец подняла голову. Разия выжидает. Ее ресницы под линзами очков похожи на лапки паука. В глубине зрачков еле заметно пляшут золотые частицы света. Наверное, ей можно рассказать все.

— Так какой тебе нравится?

За спрос денег не берут. Но Разия решила не спрашивать. Вместо этого они принялись обсуждать ткани. Цвет, вес, текстуру, стойкость, внешний вид и практичность. Они доставали рулон за рулоном, а продавщица на каблучках цокала вокруг них.

Назнин пересчитала, сколько у нее тайн. Как так получилось? Как будто она вдруг проснулась и обнаружила, что владеет целой библиотекой тайн, не имея ни малейшего представления, когда начала их собирать и насколько успела разрастись библиотека. Может быть, ее тайны живут друг за счет друга. Представила, как тайны растут, словно муравьиный ручеек, который сперва и не заметишь, а потом — уже не остановишь.

Назнин почесалась. Разия тоже. Назнин показалось, что она вся покрылась тайнами. Ей захотелось рассказать Разии все: о Кариме, о подозрениях насчет Тарика, правду о Хасине, сагу о деньгах и миссис Ислам.

Когда продавщица отошла на безопасное расстояние за прилавок проверить свой макияж в зеркальце без оправы, Назнин прошептала:

— Мы заняли денег у миссис Ислам.

Писк от Разии Назнин еще ни разу не слышала. Столько лет знакомы, но слышать, как Разия пищит, ей не приходилось.

— На что? Зачем?

— Чтобы купить швейную машину. «Без начального капитала ничего не получится», — процитировала Назнин своего мужа. — И чтобы купить компьютер.

— У человека сертификатов вот столько, — Разия развела руками в стороны, — а ума ни грамма.

— Самое страшное, сколько бы мы ни платили, она требует все больше.

— Разумеется, она требует больше. По-другому и не делается.

— Да, — согласилась Назнин, — но сколько еще придется платить?

— Она ведьма.

— Не знаю. Если кому-нибудь что-нибудь нужно, идут к ней. Она дает. Дает деньги, если они нужны. И она старая. Ее бедро…

Назнин замолчала, но почувствовала, что сказанного недостаточно:

— И руки у нее совсем плохие.

Разия фыркнула и тряхнула головой:

— Руки плохие! Что у нее совсем плохое, так это сердце. Посмотри на мои руки. Два месяца без перерыва я работаю с кожей. И посмотри на ее руки. Ей поработать чуть-чуть совсем не помешало бы. — Разия поджала губы, и они совсем исчезли. — «Когда я была совсем молоденькой, руки у меня были самые красивые в стране, хоть всю ее пройди с востока на запад».

Разия в точности скопировала «загробный» голос миссис Ислам.

— «Люди приезжали издалека, чтобы взглянуть на них».

Разия искоса посмотрела на Назнин, и голос ее задрожал от смеха.

— «Но того, кто на меня заглядывался, — громче сказала Разия, — отец рубил на котлеты».

Назнин расхохоталась. Продавщице стало не по себе, словно смех — это ненормально и должно тревожить. Она взяла карандаш, листок то ли с ценами, то ли со списком товаров и с деловитым видом прошлась по магазину.

— Сколько вы ей должны? — Разия снова стала серьезней.

— Около тысячи.

— А сколько заняли?

— Примерно столько же, но я не уверена.

— Сколько вы уже заплатили?

— Не знаю. Подсчет вести сложно, но мне кажется, мы уже должны заканчивать, но никак не начинать.

— Слушай, вы с этим долгом никогда не рассчитаетесь. Сколько бы вы ни платили, она скажет, что у вас еще проценты набежали, или найдет что сказать. Я знаю людей, которые выплачивали по шесть, а то и семь лет.

— У нас лежат деньги на Дакку. Не знаю сколько. У Шану есть счет в банке.

— И пусть лежат, — быстро сказала Разия, — смотри, чтобы она своими крючковатыми ручками до них не дотянулась. Я что-нибудь придумаю. Предоставь это мне.

Разия остановилась на куске шелка цвета слоновой кости и бирюзовой кисее на шарф:

— Сошью на работе. Будет ей сюрприз. Как раз к концу экзаменов.

Продавщица завернула ткань в бумагу и, высунув маленький розовый язычок, заправила у свертка края. Назвала цену.