Зачем жить, если завтра умирать (сборник) - Иван Зорин

«А моя жена приходила?» – вертится на языке у Устина, и он никак не решит, какой ответ ему больше не понравится. В поисках улик он машинально обводит взглядом палату – тумбочку, подоконник, опуская глаза и чуть наклонив шею, проверяет под кроватью – ни заколки, ни длинных волос, ни закатившейся пудреницы, которую она вечно теряет, останавливает взгляд на телефоне, возможно, хранящем следы её присутствия, Устин принюхивается – пахнет больницей, без примеси жасминовых духов, которые она обожает.

– Ну, пора.

– Нормальная.

Устин облегчённо вздыхает, будто от температуры зависит его жизнь.

– Скоро ужин, ты уж не возвращайся, – отдавая градусник, прощается Грудин.

Устин поспешно, быстрее, чем требует приличие, встаёт.

– Кстати, привет тебе, – оборачивается он в дверях.

– Спасибо. – Грудин не спрашивает, от кого. – И ей тоже.

«Не была, – понимает Устин. – Какая же она всё-таки дрянь».

К Устине по-прежнему приходят гости, поздравляют с рождением дочери, шутят, говорят об искусстве, политике, обо всём на свете, обращая всё внимание на неё, совершенно не замечают Обушинского.

Устину делается его жалко.

Устина плохая мать?

Устин представляет себя на месте Обушинского – проходит десять лет, они становятся ровесниками, – он воображает, как закрывшись от гостей в комнате дочери, готовит с ней уроки. Треугольник а прим, бэ прим, сэ прим, равен треугольнику а, бэ, сэ, а пифагоровы штаны на себя не наденешь. Мелания способная. «Биссектриса – это крыса, которая бегает по углам и делит угол пополам, – смеётся она. – А почему крыса?» «Это мнемотехника». «А что такое мнемотехника?» Мелания любознательная. Пока у неё на уме математика, которую ещё не вытеснили мальчики. Надолго ли? Решая квадратное уравнение – предварительно по учебнику освежив в памяти про дискриминант, – Обушинский думает, что математика похожа на человеческую жизнь и развивалась по тем же законам. От бога ребёнку даётся натуральный ряд, когда всё просто и радостно, мама, папа и я – один, два, три, если не съесть кашу, поставят в угол – какой из четырёх? – и останется рассматривать свои пять пальцев, но лучше есть мороженое, принеся из школы пятерку. А потом появляются обиды, неприятности, зло – возникают отрицательные числа, которых так же много, как и положительных. И в сумме они приносят опустошение, составляя ничто. Но это только начало, дальше – больше. Пропасть между «хорошо» и «плохо» оказывается соединённой мостом, который освещают бесконечное множество фонарей, приглашая провести жизнь под каждым, и два яблока приходится всё чаще делить на троих. Так появляются дроби. А непознаваемое? То, что остаётся за пределами сознания? С возрастом его становится всё больше, превосходя сферу знаний – смешную в своей ограниченности, это принципиально непостижимое выносится в область религии, за которую отвечают иррациональные числа. И всё это тянется к горизонту, за которым маячит тьма…

Да-да, Земля вращается вокруг Солнца по эллипсу, Обушинский учит с дочерью астрономию, чтобы она, глядя на серый рассвет, не забывала, что ось планеты составляет с траекторией её движения угол в двадцать три градуса. Обушинский обнаруживает педагогический талант, он, несомненно, привьёт Мелании хороший вкус, манеры, сделает её воспитание безупречным. Только к чему всё это?

Устин играет Обушинским.

Ребёнок всё-таки чудо из чудес!

Обушинский должен быть счастлив.

Мелания от него в восторге. А он? Играть с ней в лошадку приятно, видеть, как она скачет на колене, возбуждённая, раскрасневшаяся, слышать её звонкий, как колокольчик, голос: «Исчо! Исчо!»; но этого мало, в доказательство отцовской любви Обушинский должен выдумывать на ночь сказки, каждый раз новую, однако, он хитрит, рассказывая одну с продолжением, получается что-то вроде бесконечного сериала, кроме того отцовский долг обрекает на пытку – необходимость пройти заново весь школьный курс. Уложив Меланию, он ещё долго курит, листая её учебники, зубрит формулы, стихотворения, иностранные слова, которые видит будто впервые, и думает, что учителя – большие лжецы. Разве их науки гарантируют счастье? Мелания вырастет, и тогда вскроется обман: вначале она станет подозревать неладное, потом расстанется с иллюзиями, а когда устанет изо дня в день задавать себе вопрос, что делает на этом свете, и поймёт, что её поставили не на ту дорогу, станет уже слишком поздно. Но зачем забегать вперёд? Обушинский твердит на ночь правила грамматики, определения, аксиомы и теоремы, чтобы, разжевав, подать их за завтраком (в непринуждённой обстановке ребёнок легче воспринимает, и он, отодвинув тарелку, начертит всё на листе бумаге, который Мелания унесёт с собой), а потом, сложив учебники в ранец, словно это ему завтра предстоит школа, идёт спать. И его из ночи в ночь преследует один и тот же сон, будто он снова попадает в свой класс. Стоит ранняя весна, за окном плывут облака, серый снег заползает на тротуар. На уроке проходят алгебраические уравнения, молодая учительница, которой Обушинский теперь годится в отцы, исчертила мелом уже полдоски, скрипят перья – иногда во сне они гусиные, – со стен смотрят учёные в париках, деревянные рамы наклонены, кажется, что упадут, а на стёклах играют зайчики. В тишине раздается мерный голос учительницы – из А следует В, из В следует С, значит… – да ни черта не значит, хочется крикнуть Обушинскому с задней парты, жизнь не формальная логика, в ней причина и следствие всегда меняется местами, – но он сдерживается, сложив руки, как первоклассник. Слепит солнце, горшки с цветами на подоконнике бросают на парту тень, в которую он прячет голову. Сначала он видит только затылки, но, удивлённые присутствием постороннего мужчины, на него вскоре оборачиваются – он узнаёт своих одноклассников, многих из которых уже нет в живых. Он встаёт, сгорбившись, опирается кулаками на парту, представляется, называет их по именам, но видит, что остаётся для них чужим. Тогда, смущённо кашлянув, отворачивается к цветам в горшках. Между тем учительница задаёт классу какой-то вопрос, на который у Обушинского нет ответа, и после секундной паузы – он знает об этом заранее, – вызывает его к доске. Раздаётся вздох облегчения. Пройдя между рядами, Обушинский берёт в руки мел, пишет на доске свою фамилию, считая её ответом на все вопросы. За спиной раздаётся смех. Повернувшись, Обушинский собирается нести какую-то околесицу, но от позора его спасает звонок. Вздрогнув, Обушинский просыпается. В рассветных сумерках по потолку плывут бесформенные тени, и он долго лежит с открытыми глазами…

Устин продолжает играть Обушинским.

После рождения ребёнка на Макара Обушинского свалилась масса забот. И главная, о хлебе насущном. Он с удвоенной энергией бегает по редакциям, соглашаясь на любую работу, от которой отказываются другие журналисты. Он пишет заказные статьи, презирая себя, ругает или хвалит за деньги и берёт интервью по раз и навсегда составленному вопроснику. Ему достаются второразрядные знаменитости, чей поезд давно ушёл, он встречается с ними на дому, включая в свой гонорар расходы на транспорт. Обычно это постаревшие актрисы или вышедшие в тираж королевы красоты. Включив диктофон, Обушинский спрашивает как можно непринужденнее: «Что вы думаете о том-то и том-то?» Ему отвечают расковано, точно думали об этом только что: «Ну, это означает то-то и то-то, об этом не следует забывать». «Понятно, а вы не думаете, что это не всегда так?» «Нет, не думаю. Хотя, понятно, бывают исключения». «Ваша позиция ясна. В последнее время много говорят также о том-то. Как вы к этому относитесь?» «К тому, что говорят?» Смех. «Нет, к предмету разговоров». Ответный смех. «Да, я заметила. Разговоров вокруг этого, действительно, ведётся много. Однако я ничего в этом не нахожу». «Тогда, может быть, в другом? Расскажите». «О, у меня его столько! Даже не знаю, с чего начать. Во всяком случае, там я нахожу гораздо больше». «Спасибо, что поделились своими мыслями». «Ну что вы, всегда рада». Обушинский тоже рад. Он отделался от ещё одного интервьюера, про которого тут же забыл. Но в ту же ночь разговор воскресает у него во сне. Всё повторяется до мелочей, тот же интерьер, та же знаменитость, только теперь они перебивают друг друга, не давая договорить. «Что вы думаете…» «Думаю, что это не всегда означает…» «Понятно, а вы не думаете, что…» «Нет, не думаю». «Ваша позиция ясна. В последнее время много говорят…» «Да, я заметила». «Тогда, может быть…» «Даже не знаю…»

Это становится похоже на лай, от которого закладывает уши.

Обушинский просыпается.

Устин переключается, теперь он играет Устиной.

Мелании уже тринадцать, она взрослая девочка, почти барышня. Больше, чем параллелограммы, её интересуют платья, она часами вертится у зеркала, поправляя причёску, примеряет мамины шляпки. А понравившуюся демонстрирует отцу. Устину это раздражает, дождавшись вечера, она проводит за закрытыми дверями педагогический совет.