Сладостное забвение - Даниэль Лори

– Николас, – выдохнула я.

Он сверкнул глазами, а в следующий момент меня накрыло чувством наполненности, потому что он проник в меня одним пальцем. Чувство давления вспыхнуло и фитилем прошлось по кровотоку. Он не двигал рукой, поэтому я попыталась качнуть бедрами, но его хватка оказалась железной.

– Имя? – повторил он.

Я помотала головой, презирая игру. Уже готова была прошептать: «Николас», – но вдруг он убрал руку, а затем резко вошел в меня уже двумя пальцами. Задохнувшись, против своей воли я успела выговорить лишь: «Нико».

Дрожь пробрала тело, когда он нашел ртом мой клитор, терзая его языком и губами, двигая пальцами во мне назад и вперед, снова и снова. И все это так расслабленно, то и дело издавая горловые звуки удовлетворения.

Он никуда не торопился, замедлял движения, стоило напряжению начать расти, сводил меня с ума, пока наконец у меня не вырвалось: «Пожалуйста». Его пальцы согнулись во мне, и пламя вспыхнуло еще сильнее.

Когда он замедлился, я в панике замотала головой, потянув его за волосы. Я не знала, во что превратилась, – все, что я могла делать, это без конца повторять: «Пожалуйста». И он сжалился надо мной. Не сбавляя скорости языком, он трахал меня пальцами все быстрее и сильнее, до тех пор, пока не осталось ничего больше, кроме горячего, растущего возбуждения.

Темные глаза Николаса встретились с моими.

Моей последней мыслью прежде, чем я издала последнее «пожалуйста» и накопившееся напряжение взорвалось в венах лавовым потоком, было что-то вроде: «Он любит, когда его умоляют». Огонь сменился томным теплом, рассыпающимся по телу щекоткой.

Я лежала на столешнице абсолютно расслабленная и пульсировала вокруг его пальцев, а он лишь покрывал поцелуями внешнюю сторону моего бедра и продолжал двигать рукой, пока все не кончилось.

Я выдохнула, дрожа и зарывшись пальцами в волосы Нико, не готовая отпускать. Это было единственной его частью, которой мне удалось коснуться.

Таким был мой первый оргазм, и ради собственного здоровья мне не хотелось этого признавать, но из всего, что я когда-либо испытывала в жизни, он точно грозил вызвать сильнейшее привыкание.

Когда руки Николаса двинулись вверх по моим бедрам, вернулась тревога.

Хотел ли он, чтобы я ответила тем же?

Или хотел от меня полноценного секса?

Внезапно засмущавшись, я села, когда он облокотился руками о столешницу и взглянул мне в глаза, я была уверена, что он может видеть меня насквозь.

Он не снял и галстука, а я сидела перед ним совершенно голая. Сейчас, когда буря улеглась, все это показалось еще более неприличным… непристойным.

– Будешь звать меня Нико. И никакой ерунды с Николасом.

Я неуверенно кивнула. Все мои «пожалуйста» звенели в воздухе, и слова Руссо прорезали их острым ножом.

Я не знала, чего ожидала дальше, но, конечно не того, что он развернется ко мне спиной, выйдет из дома и захлопнет за собой дверь.

Выдохнув, я повалилась на столешницу.

Merda.

Я окончательно и бесповоротно пропала.

Глава двадцать восьмая

Я ничем не лучше самых плохих, но и, слава Богу, ничем не хуже самых хороших.

Елена

Пока я слезала с кухонного острова, мое внимание привлекло тиканье часов. Я помолвлена с Николасом всего ничего, но меня уже словно вывернули наизнанку, как будто он содрал с меня несколько верхних слоев, которые невозможно вернуть назад. Я знала, что решение не отдавать ему себя целиком оказалось правильным. Если бы не это, случилось бы неотвратимое, и я бы стала пылью под ногами короля криминального Нью-Йорка.

Кондиционер охлаждал обнаженную кожу. Я провела пальцем по кромке стакана с виски Нико, облокотилась о столешницу и немного отпила, надеясь, что алкоголь сотрет из памяти царапающееся ощущение щетины на моей шее, и спиртное перебьет мужской запах. Не помогло.

До ушей донесся звук открывающейся двери гаража, и я вздрогнула. Задалась вопросом, уж не решил ли Николас оставить меня здесь одну, однако звука двигателя не последовало, и я пришла к выводу, что будущий муж просто возится с машинами.

Я опрокинула в себя остатки теплого виски и поставила стакан на столешницу, но вдруг взгляд привлекли лежащие рядом бумаги. Преследуемая сомнениями, я все равно сделала шаг вперед и двумя пальцами взяла лежавший сверху лист.

Перед глазами оказалась банковская информация жениха, и сердце начали раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, – нерешительность касательно моих дурных намерений, а с другой, – надежда на искупление, даже если и совсем небольшая.

Мир, в котором я родилась и выросла, был темным, но работал элементарно. Коза ностра являлась просто-напросто честной версией сообщества политиков, улыбавшихся со страниц газет. Я знала этот мир, изучила его сумрачные и светлые стороны. А еще знала, что лично я была хорошей, но даже у хороших людей найдется, что скрывать.

Чтобы не погрузиться в размышления, я принялась открывать ящик за ящиком в поисках бумаги и ручки, а когда отыскала их, то записала обнаруженную информацию и спрятала листок на дно спортивной сумки.

Ты либо плывешь, либо тонешь.

В этом мире невозможно плавать, но я часто слышала, что смерть от утопления – самая лучшая.

Одевшись, я отправилась исследовать дом. На втором этаже оказалось три спальни, и я бросила сумку на двуспальную кровать в той, что явно была гостевой. Кремовые стены, белое белье и светлая мебель. Комната являла собой недооцененную элегантность, сразу становилось ясно: декором здесь занимался точно не Нико.

Дальнюю стену занимал эркер с широченным подоконником, за окном виднелся гараж. Прикоснувшись пальцами к стеклу, я нашла взглядом Нико, голова которого была скрыта под капотом машины во дворе. Тем не менее я могла прекрасно рассмотреть его фигуру, и сердцебиение тотчас участилось. На нем была белая футболка, а рубашка с галстуком лежали небрежно брошенными на шезлонг.

Интересно, кто стирает его вещи? Он сказал, что у него есть повар,