Портрет моего сердца - Патриция Кэбот

Из-за тревожных раздумий весьма несложное занятие превратилось в кошмар. Мэгги, конечно, опоздала, поэтому Огюстену пришлось заплатить грузчикам за лишние полчаса ожидания, он сердился на нее, что несколько раз и подчеркнул.

— Это на тебя не похоже, Маргерита. От других художников, с которыми я имею дело, такого поведения еще можно ожидать, только не от тебя! Что-то случилось?

Мэгги в это время следила за тем, как грузчики вверх ногами тащат портрет юного маркиза с братом, и сумела лишь пролепетать:

— Нет, все в порядке.

— Не хочу тебя порицать, однако если ты знала, что задержишься, то дала бы мне ключ от мастерской, и мы бы начали сами.

— Я не знала. Осторожнее! — Деревянный подрамник под грубыми руками вдруг сломался пополам, и грузчик растерянно заморгал.

— Я не виноват! — воскликнул он, когда Огюстен разразился французскими проклятиями.

— Боже мой! — Мэгги бросилась к обвисшему холсту. К счастью, масло еще не высохло, и красочный слой не треснул. — Пожалуй, я смогу это поправить… Идите в тот угол, забирайте вон те пейзажи. А холст оставьте мне.

Разумеется, «вон те пейзажи» тоже оказались не вполне просохшими, на что ей с досадой указал Огюстен. В результате на четырех полотнах по краям виднелись отпечатки грязных пальцев. Сознавая, что в таком виде их не продашь, Мэгги поставила картины на мольберты для быстрых поправок, но обнаружила, что не помнит, какие оттенки смешать, чтобы не нарушить тональности. Грузчики, растерявшиеся от ее путаных указаний и рассерженные французской бранью Огюстена, забыли в студии половину работ, и Мэгги с Огюстеном пришлось бежать за ними вниз по шести этажам, к несказанному веселью других художников, которые высунулись из своих мастерских, подгоняя их поощрительными возгласами.

Только к часу дня грузчики наконец уехали, притом в очень плохом настроении, так как рассчитывали на получение денег сразу, но Огюстен лишь посмеялся, заявив:

— О нет, ребята. Оплата после доставки.

Рабочие заворчали, стали намекать на печальную судьбу картин на грязных дорогах между студией и Бонд-стрит. Услышав их, Мэгги бессильно опустилась на диван.

— Огюстен, — прошептала она, — поезжай с ними, очень тебя прошу.

При виде ее бледности Огюстен с трудом удержался от очередных проклятий, схватил шляпу и произнес:

— Ладно. Я прослежу, чтобы твои работы не упали в грязь, а ты поправишь все испорченные пейзажи. — Мэгги молча кивнула. — Вечером ты присоединишься ко мне в галерее. Картины будут уже вставлены в рамы, и мы сможем развесить их, как ты сочтешь нужным.

Мэгги снова кивнула. Огюстен попрощался и уехал, явно столь же расстроенный, как и она, хотя по другой причине. У него еще болел сломанный нос, и, разумеется, он беспокоился по поводу завтрашнего открытия выставки, представлявшей свету нового художника. А сама виновница торжества не слишком помогала рассеять мрачное настроение, ибо пребывала в тоске, хотя ей следовало благодарить Огюстена, который сделал для нее столько хорошего, проявил столько терпения.

Почему она не могла его полюбить?! Как было бы все проще, полюби она Огюстена! Сегодня она все ему объяснит. Должна.

Мэгги понадобился остаток дня, чтобы поправить испорченные работы, и в галерею на Бонд-стрит она приехала только в пять вечера, продрогшая, испытывающая жажду, поскольку выпила до последней капли остававшееся в мастерской вино. Ей казалось, что оно даст ей мужество произнести то, что она репетировала весь день: «Огюстен, я очень сожалею, но не могу выйти за тебя замуж. Я люблю другого, и будет нечестно по отношению к тебе, если я…»

Да, так будет правильно. Только не стоит упоминать, что она лежала в постели с тем другим…

Однако, войдя в галерею, Мэгги поняла, что у нее не будет возможности произнести свою исповедь. Огюстен яростно кричал на одного из своих помощников, которому удалось пробить молотком стену насквозь и попасть в витрину с перчатками соседней лавки. Другие помощники метались с ее картинами под мышкой, слишком напуганные гневом хозяина, чтобы вешать их, пока тот не закончит свирепую тираду.

Мэгги прокралась мимо, намереваясь без лишнего шума передать еще не совсем высохшие холсты в находящуюся позади галереи мастерскую изготовителя рам. Там же хранились еще не выставленные картины. Но занимавшийся обрамлением итальянец-ремесленник счел ее за одну из продавщиц и нетерпеливо замахал руками, прогоняя, когда она попыталась задержаться, чтобы посмотреть, как он будет вставлять холсты в рамы. Без Огюстена, знавшего итальянский, она тщетно пыталась ему объяснить, что является автором и имеет на это право. В ответ итальянец гневно сверкнул глазами и выдал залп явно угрожающих иностранных слов. Ей пришлось вернуться в галерею и стать свидетельницей, как вышедший из себя Огюстен ударил незадачливого помощника. Этого Мэгги вынести не могла и поторопилась улизнуть не замеченной ни рабочими, ни хозяином галереи.

Она нерешительно стояла на обледеневшей улице, ее бесконечно толкали прохожие, делавшие под конец недели покупки на дорогой и модной Бонд-стрит.

«Какая же я трусиха, — горестно думала Мэгги. — Выпила столько вина, а все равно не расхрабрилась, чтобы закончить дело».

Похоже, ей остается только вернуться на Парк-лейн. Она тяжело вздохнула. Там будет Джереми. Каждый раз, когда они сталкивались, дело кончалось постелью, что ничего не решало. У нее столько проблем, тревог из-за их отношений… Например, зачем Джереми сунул ей в карман Звезду Джайпура? Ей не хотелось носить с собой огромный сапфир, но не могла же она бросить его в доме — не дай Бог, он куда-нибудь исчезнет! Конечно, она полностью доверяла Хилл и Эверсу, но других слуг знала недостаточно.

Лучше носить камень с собой. Однако зачем он доверил его ей? Странно как-то: отдать его девице, с которой провел ночь. Словно… знак внимания. Другие мужчины дарят обручальные кольца, а Джереми Ролингз преподносит сапфир величиной со сливу.

Разве только, внезапно осенило ее в омнибусе, он сделал ей предложение, вручая ей Звезду Джайпура. Нет, слишком нелепо. Джереми уже когда-то пытался и был отвергнут. Не станет же он повторять ошибку. Или? Можно ли сказать, что он просто отдал ей драгоценный камень? Он ведь попросил ее присмотреть за ним. В конце концов, его пытались убить, а сапфир — редкость невиданной красоты. Мэгги разок достала его из сумочки днем, и солнце заиграло на бесчисленных гранях, заставляя камень сиять удивительным синим блеском. Да, ради него можно совершить убийство. Конечно, вряд ли именно сапфир был причиной покушений на Джереми. Он бы не отдал камень ей, если б считал, что дело в нем…