Гильдия - Гордон Диксон

— Очень хорошо. Я займусь этим, как только закрою аптеку на ночь, а я уже собирался это сделать. Сколько надо самогона?

— У тебя найдется дюжина полулитровых бутылок?

— Если не найдется, я могу изготовить заменитель. Видишь ли, как я и говорил, обычно я перегоняю местный продукт, чтобы получить то, что могу использовать в аптеке. А чтобы приготовить нужное тебе количество, я могу развести полученный спирт и смешать то, что получится, с самим самогоном.

Таннахех поднялся.

— Так что если я понадоблюсь кому-то из вас, то буду или в аптеке или у себя в комнате. Если я сплю, то не смущайтесь и разбудите меня. Я просыпаюсь легко и снова засыпаю тоже легко.

Он вышел.

— Прости меня, если по какой-то причине эта идея неудачна, — сказал Амид, — но разве не следует просигналить вашему дорсайцу с кораблем, так чтобы он мог забрать тебя — на случай, что нас найдут здесь и захватят?

— Причин тревожиться нет. Саймон должен появляться здесь каждые двадцать четыре часа в дневное время — чтобы быстро взглянуть, не появился ли сигнал. Наверняка он сообразит — если увидит, что уступ внезапно стал выглядеть так, будто на нем никого нет и никогда не было. Я думаю, завтра ночью он сядет в горах, как уже однажды сделал, и спустится к нам вниз на следующее утро, чтобы узнать, не нуждаются ли в нем.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — Хэл улыбнулся. — Точно так же, как я уверен в том, что до Аманды, где бы она ни была, дойдет известие и она будет знать, надо ли ей самой возвратиться сюда; а если надо, то когда это сделать.

— Я рад, — кивнул Амид. — Я чувствую ответственность за тебя, пока ты здесь.

— Не надо, — сказал Хэл. — Я прибыл сюда по доброй воле, по собственному решению.

— То, что ты сейчас с нами, для нас огромная польза, — сказал Амид. — Мы будем очень обязаны тебе.

— Ерунда! — пожал плечами Хэл. — Это я обязан вам; и буду еще больше обязан, когда извлеку то, что мне нужно из Закона Джатеда.

— Закон Джатеда доступен любому, кто может воспользоваться им. И никоим образом нельзя считать, что ты нам за него обязан... Однако, — Амид откашлялся, — что касается Аманды Морган ты полностью прав; Она очень скоро услышит об облаве. У оккупантов слишком мало солдат, чтобы помешать нашим людям передвигаться туда-сюда между нашими маленькими городками с известиями о чем-нибудь интересном.

Он посмотрел на Хэла и моргнул.

— По-настоящему они никогда не были городами, — сказал он. — Большинство из нас предпочитали жить в загородной местности, с обширным пространством между домами. Но находились некоторые, кто любил находиться поблизости от соседей; так что у нас возникали эти города — две — три улицы, несколько магазинов других необходимых учреждений.

Он снова откашлялся.

— Об этом почти невольно вспоминаешь как раз в такие времена, вроде прихода оккупантов, дома с балконами и цветы на них. Виллы загородом — теперь от большинства из них остались только почерневшие развалины.

Он умолк. Глядя на лицо Амида, освещенное огнем, Хэл заметил, что глаза того увлажнились.

— Я, конечно, знал — в большей степени, чем любой из нас, — что нас ожидает; еще в те дни, когда я впервые встретил тебя, и позже — когда мы решили отдать, все, чем мы владели, Земле.

Он отвернулся.

— Прости меня. Я старый человек и легко начинаю плакать.

Хэл поднялся и, обойдя вокруг очага, приблизился к Амиду. Он мягко коснулся рукой его плеча, а потом направился к двери.

— Я пойду и проверю, как выполняют наши распоряжения, — негромко сказал он.

Глава 24

Хэл проснулся в то же время, что и обычно — примерно за час до рассвета. Он спал лишь часов пять, но сегодня этого должно было хватить. Он встал, принял душ и переоделся, по привычке, укоренившейся со времен его детства как Донала, во все чистое. Каждое утро, когда могло произойти сражение, означало по возможности чистое тело и чистую одежду. Следовало опасаться ран, и грязная одежда могла бы занести инфекцию. В этот день почти не было шансов получить рану, но старые привычки сработали.

И тем не менее они вызвали в нем невольную грусть. Никакого избавления от нее не было. С того времени, когда к нему, когда он был мальчиком Доналом, пришло известие о смерти его дяди Джеймса, и до нынешнего момента, рождение каждого дня приносило дракона, с которым надо было бороться. Еще одно утро, в которое он оделся, думая о том, что, возможно, ему придется сражаться за свою жизнь и жизни других. Как будто с самой ранней юности и до этих пор ему ничего не удалось совершить.

Возможно, конца этой борьбе никогда не будет. Возможно, лучшее, чего он мог бы добиться — это встречать каждый день очередного дракона, биться с ним как можно лучше и считать это победой. По крайней мере он боролся бы с их породой, пока мог. Он выполнил бы свой долг. Но каков же был этот долг, если больше он сделать ничего не мог?

Ему пришла на память книга, которую он читал в юности. Разговор в романе Конан Дойла «Сэр Найджел», написанном в начале двадцатого века, а действие которого происходило в четырнадцатом. Тогда дворянство часто употребляло слово «долр», причем используя французское слово «devoir». Это был спор между опытным Нойзом и вспыльчивым, но неопытным молодым рыцарем сэром Джеймсом Эстли из-за перестрелки, в которую Эстли ввязался сам и втянул тех, кто были с ним.

— ...Я выполнил свой devoir как мог лучше, — сказал Эстли. — Я со своим мечом один противостоял десятерым. И не знаю, как я уцелел, чтобы рассказать об этом.

— Что мне твой «devoir»? Где мои тридцать лучников? — в ярости вскричал Нойз. — десять мертвыми валяются на земле, а двадцати еще хуже чем мертвым, вон в том замке...

Нет, каждый день сражаться с новым драконом — возможно, зрелище и впечатляющее, но это ничего не дает. Потому что пока цело гнездо, число драконов окажется бесконечным. Каждодневные битвы демонстрировали чувство ответственности, и ничего больше. И все же, ответственность была частью ответа, который он искал. Точно так же, как и Закон Джатеда был частью этого ответа — если только Хэл смог бы полностью уяснить себе глубину его смысла. Сейчас Закон снова звучал в его мозгу — как и тогда, когда он только что оказался здесь на уступе и услышал его. Но это звучание по-прежнему оставалось отдаленным и неясным.

Одевшись, он вышел из своей комнаты и привычной дорогой направился к краю уступа, наблюдать восход. Все окутывал мрак безлунной ночи, и воздух был не просто холодным, но ледяным. Солдаты выйдут из Порфира только тогда, когда солнце поднимется уже высоко. Даже наблюдатели увидят их лишь через несколько часов. А тем временем, членов Гильдии наверняка воодушевило бы то, что он занимается тем же, что и обычно.