Неофициальная история крупного писателя - Чэнь Мяо

— Эй, Чжуан Чжун, ты, говорят, снова запустил в небо спутник?

— Старина, пригласил бы вспрыснуть это дело! Хочется поздравить тебя...

Чжуану нравилась такая горячность. Он понимал, что если не откликнуться на нее, то люди будут обижены в лучших своих чувствах, поэтому пришлось раскошелиться и заказать ужин на десять с лишним персон в самом старинном ресторане города — «Вели­кий Китай». Во время ужина едоки чокались непре­рывно, так что поздравили его на славу.

Когда Чжуан, весь красный от выпитого вина, вернулся домой, к нему подбежал мальчишка с пер­вого этажа:

— Дяденька, вам пакет!

Чжуан Чжун похолодел от дурного предчувствия и почти наполовину протрезвел. Вскрыл пакет: так и есть, его сценарий, и даже приличного ответа не приложено, лишь несколько слов о том, что рукопись возвращается.

Ярости Чжуана не было предела. «Это ведь не только мое личное произведение,— взорвался он,— а доку­мент великого движения, нацеленного против правых! Они хотят задержать мое победоносное шествие? Не выйдет! Я всегда буду идти вперед!»

Он подал в суд и в конце концов дошел до од­ного из секретарей провинциального комитета партии, отвечающего за борьбу против правых. Этому секре­тарю часто приходилось участвовать в просмотрах, но каждый раз, когда фильм или спектакль кончался, он тут же вставал и шел к выходу. Постановщики бежали за ним следом, спрашивали его мнение, а он всегда ссылался на свою занятость и предпочитал помалкивать. Однако тут он изменил своему правилу и на титульном листе сценария начертал: «Автор ак­тивно поддерживает движение против правых. Его горячность похвальна, а политическое чутье выше вся­ких похвал!»

Вооружившись этой резолюцией, как драгоценным мечом, Чжуан Чжун снова ринулся в бой. Правда, поставить фильм ему все же не удалось, но зато он переделал свой сценарий в «кинороман» и опубликовал в одном новоиспеченном журнале. Это достижение было расценено как успех целой провинции и постав­лено в один ряд с такими «спутниками», как уро­жай в триста центнеров риса с одного му[6] или по­двиг старух, которые за одну ночь в самодельной домне выплавили тысячу тонн чугуна. Влиятельный провин­циальный критик, расхваливая этот кинороман, опуб­ликовал в газете целый подвал под названием «Звон­кая пощечина зараженным старческой болезнью правизны». К Чжуан Чжуну зачастили корреспонден­ты, он выступил по радио и вообще сбился с ног от дел.

Раньше, здороваясь с людьми, Чжуан протягивал им руку или даже две, если хотел выказать особое расположение. Теперь он решил, что иногда достаточ­но и двух-трех пальцев. Чжуан Чжун превратился в крупного писателя.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Вгоним в щель иголку: пользуясь тем, что любовные описания еще не запрещены, расскажем о романтиче­ских похождениях нашего писателя — одном удачном и одном неудачном

Я подсчитал, что с того мгновения, когда Чжуан Чжун обнаружил исключительное политическое чутье, до момента, когда он достиг небывалой в истории славы, прошло ровно шесть лет три месяца и семна­дцать дней. Если рассказывать все случившееся за это время, то выйдет слишком длинно; если не рас­сказывать ничего, то получится слишком коротко, по­этому я выберу золотую середину, необходимую для того, чтобы подготовить читателя к новому этапу в жизни нашего героя.

Но тут нужно осветить еще одну важную сторо­ну проблемы. Если не осветить ее сейчас, то она, чего доброго, может снова стать запретной, как было в образцовых революционных пьесах, открывших новую эру в развитии пролетарского искусства[7].

Покровители этих пьес ни за что бы не позволи­ли рисовать любовные похождения крупного писате­ля Чжуан Чжуна и усмотрели бы в таких попытках не только поношение героя, но и преступное стрем­ление использовать литературу для прославления бур­жуазной пошлости. Сам Чжуан наверняка тоже не согласился бы на такое описание. И все же я счи­таю, что не коснуться хотя бы свадьбы героя, кото­рую он столь блестяще организовал, означало бы упустить прекрасный случай для обрисовки его раз­носторонней натуры. Именно поэтому я и беру на себя смелость воткнуть иголку в щель.

Читатель, вероятно, помнит, что одна из главных труд­ностей в жизни Чжуан Чжуна возникла после того, как он послал любовные письма сразу двум девуш­кам, да еще перепутал их имена. Эта история, мож­но сказать, стала фольклорной и долго мешала ему найти себе невесту. По работе у Чжуана все было в порядке, он уже выпустил свое центральное произведение, политически совершенно безукоризненное, а вот личная жизнь пока не удалась. Как говорится в стихах:

Когда в доме нет жены,весна проходит тоскливо.Цветы распустились.Прошу тебя: стань моей госпожой[8].

А надо сказать, что Чжуан давно уже «установил­ся»[9]. В подобном возрасте оставаться холостяком было тоскливо и страшно даже такому герою, как Чжуан Чжун. Некоторые люди — кто знает, искренне или притворно? — предлагали ему свои услуги в ка­честве сватов, но Чжуан каждый раз серьезно отве­чал, что у него уже есть невеста. Иные считали, что он просто отговаривается, так как старые холос­тяки часто не любят затрагивать подобные темы. Од­нако чем подробнее его расспрашивали, тем конкрет­нее он отвечал и в один прекрасный день сказал, что его невеста — очень способная студентка филоло­гического факультета Пекинского университета, что он не хочет мешать ей учиться, поэтому задумал расписаться с ней сразу после защиты диплома. У лю­бопытных, разумеется, нашлись связи в Пекинском университете. Узнав фамилию девушки, они выяснили, что там действительно есть такая: очень красивая, умная, прекрасно пишущая. Люди подивились удаче Чжуан Чжуна и стали поздравлять его, но он ничего не отвечал, только удовлетворенно улыбался.

Наконец кто-то заговорил об этом с самой девуш­кой. Результат оказался поразительным: она взорвалась и заявила, что эти сплетни ее просто оскорбляют, что ничего подобного у нее и в мыслях не было. Люди еще больше удивились. Как же так? Чжуан называет ее невестой, а девушка все отрицает. При­шлось спросить у Чжуана. Тот помрачнел и сказал, что это интриги кого-то, подобного Яго из «Отелло», желающего из зависти разрушить их любовь.

Подозрения людей усилились, а когда дело вышло наружу, все чуть животы себе не надорвали. Оказы­вается, студенткой была одна из тех самых девушек, которым Чжуан под копирку написал любовное письмо.

Она совсем не хотела знаться с Чжуаном, но он так увлекся, что решил терпеливо ждать ее! В ответ на недоуменные расспросы Чжуан, в свою очередь, вопрошал:

— А вы читали Платона? Он говорил, что един­ственной подлинной, чистой радостью является радость умных людей. Все остальные радости, в том числе плотские,— лишь ее бледное отражение. Поэтому глу­пые люди не знают счастья духовной жизни...

Но если читатель подумает, что Чжуан Чжун стре­мился только к платонической любви, то это тоже будет глупо, ибо не учитывает сложности натуры ге­роя. В доказательство можно привести такой пример.

Однажды Чжуан был послан в горную деревушку для проведения «четырех чисток»[10]. Шел он не торо­пясь, любуясь красивыми пейзажами, а когда вошел в деревню, стал отвечать на приветствия, потому что пришлых людей там бывает совсем мало и крестьяне здороваются с каждым незнакомым человеком. Вдруг — действительно вдруг! — перед ним как будто засверка­ла звезда: среди крестьян он увидел статную жен­щину средних лет, а рядом с ней — тоненькую, как росток, девушку с нежным белым лицом, похожим на тыквенное семечко, алыми губами, черными бро­вями и такими же, но блестящими волосами. Ее глаза напоминали прозрачный источник, а улыбка тотчас похитила душу Чжуана и уже больше не отпу­скала ее.

Писатель остолбенел. «Это же настоящая небесная фея! — пронеслось в его мозгу.— Как, откуда могла она появиться в таком захолустье?! Ради нее и уме­реть не жалко...» По своему обыкновению, Чжуан намертво вцепился в собственную мысль, а эта девуш­ка была слишком наивна, чтобы понять все богатство чувств писателя. Сначала она не обратила на него особого внимания, но потом смутилась и убежала, унеся с собой и аппетит и сон Чжуана.

Глубокой ночью писатель вышел из хижины, в ко­торой его поселили, и воззрился на светлую луну над горами. Вздыхая, он чувствовал, что может по­гибнуть: не из-за самой красавицы и не из-за ее отца, из которого нельзя было выжать и трех слов, а из-за статной и необыкновенно говорливой будущей тещи. Она в полном смысле слова была хозяйкой дома, поэтому Чжуан Чжун потратил немало сил, чтобы склонить ее на свою сторону. Он долго рас­сказывал ей о писательских заработках, о методах исчисления гонораров, носил за ней из кухни в ком­нату пирожки, пельмени и прочую снедь. Наконец она дрогнула, согласилась и сама начала уговаривать дочь: