Конек Чайковской. Обратная сторона медалей - Елена Чайковская

И дело совсем не в том, что Пахомова хотела другого партнера. Ведь Александра Горшкова привела ко мне она сама. Я, признаюсь, тогда удивилась – почему именно он? Откуда Мила его взяла? Вообще-то я должна была знать всех заметных фигуристов, занимавшихся в Москве. Горшков мне был незнаком.

Самой-то Пахомовой, как классной в недавнем прошлом одиночнице, все эти танцевальные дела давались легко. У нее был отличный конек. Казалось, она всю жизнь себя чувствовала хорошо на двух этих тонких лезвиях.

Прежде Мила каталась с Виктором Рыжкиным. Своего партнера – сейчас такие отношения сложно представить – она называла на «вы» и обращалась к нему «Виктор Иванович». А этот Иванович потом совсем заматерел и стал писать удивительные методички и учебники для фигуристов-танцоров, которые сегодня вызывают, мягко говоря, улыбку.

Эта пара ушла от «великого и ужасного» Станислава Жука. Жук, конечно, входит в пантеон больших советских тренеров прошлого века. Но он был весьма неоднозначной фигурой.

Не знаю, останься они у Стаса, возможно, он и вывел бы их на чемпионский уровень. Но известно, что Жук не брался всерьез за тех, кто, по его мнению, не готов был побеждать. А первенство Союза, похоже, оказалось для Пахомовой с Рыжкиным потолком – на чемпионате Европы 1966 года, перед расставанием, они даже в шестерку лучших не вошли.

И Жук – это признают все, знавшие его близко и работавшие с ним плотно, – не миндальничал. Единственным человеком из всей его звездной группы, с кем он действительно считался, пожалуй, была Ирина Роднина. Будущая трехкратная олимпийская чемпионка. Эта маленькая хрупкая девушка могла осадить плотного, резкого Жука, дать ему достойный ответ. Когда Стаса несло – а такое случалось нередко, – Роднина говорила: «А мы считаем вот так!»

Когда они ушли от Жука, ко мне приехал папа Людмилы, генерал авиации, Герой Советского Союза. Приехал без нее. И попросил посмотреть, на что способна его дочь. Сама Мила никогда не заводила разговор о причинах ухода от Жука. У нее было отличное качество: она всегда могла очень ловко забывать то, что ей было не нужно или мешало жить.

Я, правда, считаю это шикарным свойством характера: непринужденно выбрасывать из жизни все вдруг возникшее дерьмо, чтобы на тебе не висело.

Кстати сказать, когда Пахомова с Горшковым ко мне пришли, у них уже начался какой-то роман. Мне Саша позже об этом говорил. Он Милу и до дома провожал. Наверное, и цветы дарил.

Притом покататься вместе у Жука они не успели. У Стаса они катались в разных парах. Но Мила именно там понемногу начала Сашу обучать, подтягивать.

Первоначальный скепсис «фигурного сообщества» по отношению к новому сочетанию Пахомова – Горшков не проходил. Он продолжал звучать практически ото всех. Не поддерживал такой дуэт никто. Все только и говорили и мне, и за моей спиной, что они – ну совершенно не пара! Думаете, легко тренировать несбалансированный дуэт в такой обстановке?

Признаюсь, для меня это оказалось тяжелым временем. И для них тоже. И от Федерации фигурного катания не было никакой серьезной поддержки.

На первом для Милы и Саши чемпионате Европы в Любляне в 1967 году они стали десятыми. А на чемпионате мира в Вене через два месяца – тринадцатыми.

Меня, тренера «неперспективной» пары, в Австрию не взяли. Действительно, зачем?

Но всего два года спустя на первенстве планеты в американском Колорадо-Спрингсе я вместе с моими «неперспективными» ребятами поднялась на вторую ступеньку мирового пьедестала (мысленно поднялась, конечно)! Миле и Саше было по 22 года. Они тогда стояли всего на несколько сантиметров ниже чемпионов, знаменитых британцев Дианы Таулер и Бернарда Форда.

Англичане, четырехкратные чемпионы мира и Европы, увидев в 1969 году катание Пахомовой с Горшковым, поспешили завершить карьеру. Уходя, они заявили, что именно эти русские сейчас показывают направление, по которому мировые танцы на льду станут развиваться в следующем десятилетии.

Гордые британцы так и сказали: «Мы уходим, чтобы уступить место новым законодателям всемирной танцевальной моды».

Мила и Саша стали чемпионами через год, в Югославии, в маленькой, камерной Любляне. И в том же году поженились.

Тут обязательно надо отметить, что на рубеже 60-х и 70-х годов Людмила Пахомова была самая желанная невеста в столице самой большой страны мира.

Жила семья Пахомовых в потрясающей квартире в комплексе гостиницы «Украина». Училась Мила в одной из лучших языковых школ Москвы, что через дом от нее, на Кутузовском проспекте. И потому девушка очень хорошо знала английский. Это большая редкость среди наших спортсменов, в те годы – особенно. Ее мама-врач потрясающе шила. Мила всегда была одета необыкновенно стильно. Первое время и костюмы для выступлений Пахомовой выполняла ее мама.

Позже, конечно, мы привлекли лучших художников страны. И «Вологодские кружева» специально для нее создавали дизайн.

Мать Милы была очень красива. Вспомните картину «Незнакомка» Ивана Крамского – вот вылитая Пахомова-старшая. Отец сильный и властный человек. Он был вице-президентом Международной федерации авиационного спорта. Орденоносец, влиятельный и жесткий. Ноги все поморожены были, сбил много самолетов в войну, но звезду Героя ему дали не за сбитых фашистов, а за подвиг после войны.

Понятно, что у этой красивой и умной девочки были все шансы влиться в ряды московской золотой молодежи. Но она не стала звездой поколения стиляг, потому что ей было суждено стать первой олимпийской чемпионкой в танцах на льду.

Пахомова была из породы тех, кто не может не кататься. Я всегда ищу таких. Находить их всё труднее. Сегодня – совсем мало. Сейчас у меня первым делом спрашивают, сколько можно получить за победу и какую потом станут платить стипендию.

В общем, у девочки оказались очень правильный отец и потрясающая мать.

Пока они с Сашей притирались друг к другу и ко мне, было много проблем. Однажды Мила психанула, пришла домой и что-то наговорила папе такое, что он решил позвонить нам домой.

К телефону подошла я. Генерал мне начал что-то выговаривать. И тут трубку у меня забирает мой муж Толя. И говорит: «Если вы еще раз позвоните тренеру Чайковской с такими глупостями, ваша дочь в ее группе заниматься не будет! Тренер лучше вас знает, что можно и что нельзя вашей дочери!»

Генерал после этого с Чайковским еще года три водку пил.

И надо отдать должное их семье: ни отец Пахомовой, ни мать больше ни разу не вмешивались в тренировочный процесс. Притом что вообще для родителей фигуристов это свойственно – практически для всех – с утра до вечера вмешиваться и пытаться что-то подсказывать тренеру, поскольку они, как самые родные люди, лучше знают возможности своего бесценного дитя.

Ну а притирка у Пахомовой с Горшковым продолжалась до последнего дня.

Трепетную лань Милу впрягли в одну телегу с тем, кто не сопротивлялся, не вступал в дискуссии на каждом шагу, как водится в нашем виде спорта, а тащил этот тяжкий воз без рывков – упорно, сильно, по-мужски. Саша не тянул на себя одеяло никогда. Именно это и позволило Милке полностью раскрыться.

У нее не было другого выбора, как принять эту ситуацию и жить в ней. Пахомова безумно хотела, чтобы их пара начала выигрывать. И на этом безумном желании нам и надо было вылезать.

Да, моя рука их жестко направляла. Да, я пресекала попытки бунтов.

Этот быстрый, феноменальный рост Саши – в моей практике, наверное, оказался единственным – стал восхождением на Эльбрус. Горшков шел вперед семимильными шагами. И он всегда был очень надежным.

Теперь все говорили, что Чайковская с Пахомовой так плотно встали с двух сторон от Горшкова, что ему уже ну никак не упасть.

Разумеется, все свои знания, полученные в ГИТИСе, я на открытом катке передавала Миле с Сашей. Они получали полноценные уроки хореографии. Я им вбивала это в головы и в ноги. Но танцы-то были другие! Никаких специализированных печатных изданий, никаких видеомагнитофонов. Я просила англичанина Лоуренса Демми, четырехкратного чемпиона мира и одного из руководителей Международного союза конькобежцев (ИСУ), привозить нам распечатки фигур. Мы же в Советском Союзе не знали ни позиций, ни куда ехать, ни как ехать.

Я понимала прекрасно, что ни британскую стать, ни филигранную технику мы британским же оружием победить не сможем. Наши пары и тогда катались, и сегодня катаются по-другому – другая школа, переделать ее невозможно. Но все равно необходимо было стать на их базу. А потом уже на этой классической, английской основе что-то впечатляющее мир сделать самим.

И вот тогда я замахнулась на «Озорные частушки» Родиона Щедрина, ставшие потом всемирно знаменитыми.

С Щедриным я и прежде была знакома. На всякий случай напомню, что он автор семи опер, пяти балетов и трех симфоний. И вот великий Щедрин, когда я к нему обратилась, мне сразу сказал «да!»