Пансионат - Людмила Козинец

- Разжаловать! Расстрелять перед строем! Гвардию - в прорыв! Поддержать с флангов! Ковровая бомбардировка по рокадам! Огонь по площадям!

И над парадными порядками драгун зловещей каруселью заходили пикирующие бомбардировщики, на головы черных гусар сыпался с неба парашютный десант, "зеленые береты" брали в ножи рейдовую группу разведки.

Увиденное не укладывалось в голове Тиля. Скульптор Реджел играл в войну! Что ж это творится...

Дан не давал времени на осмысление и анализ. Следующим он показал Тилю эссеиста Ронти. Тот, в отличной серой тройке, простроченной красной нитью, удобно расположился за массивным двухтумбовым столом. На оливкового цвета сукне лежал сафьяновый бювар с серебряными застежками, помещался монументальный чернильный прибор, стопка одинаковых папок с черными четкими надписями. Тиль пригляделся: "Личное дело Ядрона", "Личное дело Реджела", Тиля... Дана... Госпа...

Склонившись над бумагами, Ронти внимательно читал - справки, характеристики, расшифрованные стенограммы телефонных переговоров, доносы, послужные списки, выдержки из личной переписки. Потом, вперив: взгляд в потолок, размышлял. Далее, аккуратно обмакнув перо в красные чернила, размашисто писал на уголке папки "Уволить". И переходил к следующему делу.

У Тиля мороз пошел по коже: изысканно воспитанный, тонкий эстет Ронти был страшен, как гигантский паук, притаившийся в скрещении радиусов ловчей сети.

Затем друзья увидели популярного композитора, апологета модерна Демия, который неподвижно лежал на белом диване, впившись остановившимися зрачками в голубую полусферу видеоэкрана, где бесконечно рушились дома, взрывались вулканы, летели в пропасть лошади и автомобили, разбивались самолеты и тонули океанские лайнеры.

- Это он так три недели лежит. Я проверял,- шепнул Дан.

В апартаментах поэта Кертиса был оборудован тир. В пирамидах вдоль стен зловеще отсвечивало вороненой сталью оружие, лучших марок. В отдалении появлялись и исчезали мишени, а Кертис стрелял, стрелял, стрелял... Тиль испугался не на шутку: у мишеней были знакомые лица коллег по Союзу Творцов.

Картина, увиденная в номере известной литературной дамы, метра исторической прозы Тэсси вызывала в памяти времена упадка Второй Империи. Там было удивительно многолюдно. На пушистых коврах, заваленных подушками, возлежали юные очаровательные девушки, одетые в розовые хитоны, увенчанные цветами. Звучала лютня, рекой лилось вино. Из курильниц струился ладанный дым. Метр Тэсси покоилась на шкуре барса. Ее рыжие кудри украшал золотой лавровый венок. У ног расположился меланхоличный юноша с безумным взглядом и лохматой шевелюрой. Время от времени метр Тэсси завывающим голосом декламировала невнятные строки очень плохих стихов, закатывая в восторге глаза. Публика почтительно стихала, потом заходилась воплем, воздавая метру Тэсси божественные почести, осыпая ее лепестками роз. Меланхоличный юноша трепетно целовал край ее лиловых одежд. Тиль поглядел, поглядел на это и прямо спросил:

- Собственно говоря, кто сошел с ума: я или они все? Логичнее предположить, что я...

- Не спеши с выводами. Кто там у нас дальше? Так... Роулиса помнишь, красавчик такой, рассказики для юношества клепает, вспомнил? Роулиса я тебе показывать не буду, мне дороги твои нравственные устои. Я сам больше одного раза не отважился на это глядеть. А вот Сэнни...

- Нет уж, хватит с меня этого зверинца. Что здесь происходит? Кто все это придумал? Почему они - я ж их всех сто лет знаю! - почему они здесь такие? Зачем все это? Какое это имеет отношение к пансионату "Лебедь" и нашему Медицинскому Центру? Это же не лечение, а наоборот! И вообще, черт меня побери...

- Не горячись. Ответы на твои вопросы мы получим не скоро. Но теперь ты сам убедился - здесь происходят странные вещи.

И тут картинка на экране монитора дернулась, раздался отчетливый щелчок. Холодно и чуть иронично глянул с экрана молодой медиколог. Посмотрел, прищурил зеленые глаза и спросил:

- Как разговаривать будем, метры? По видео или поднимитесь ко мне?

- ...Поднимемся,- после паузы произнес Дан.

V

Вы радуетесь на нашу литературу, будто бы она в самом

деле занимается чем-нибудь полезным: желаю вам

радоваться... Если говорить правду, люди, довольные

нашею литературою, не имеют понятия о том, что такое

литература, достойная этого имени.

Н. Г. Чернышевский. Современное обозрение

журнал "Современник", XII, 1857 г.

В кабинете доктора горела лишь настольная лампа. В кругу ее света над листком бумаги двигались тонкие смуглые руки - лицо сидевшей за столом женщины было неразличимо в полумраке. Доктор же, склонившись над маленьким столиком, преспокойно готовил кофе.

- Полюбуйся, Тана, на детективов. Поздравляю, нас разоблачили.

Женщина - Тана, как назвал ее доктор,- отложила перо и подняла голову. Секунду она разглядывала двух несколько смущенных сыщиков, потом пожала плечами и спросила:

- Ну и что сей сон значит?

- Они добрались до контрольного пункта, Тана.

- Можно было ожидать. Говорила тебе - поставь личный шифр.

- Какой уж тут шифр, Тана. Я никогда не сомневался в детективных способностях метра Дана.- И доктор отвесил легкий иронический поклон в сторону поэта. Дан ощутил приступ бешенства, смущение как рукой сняло. Он свободно развалился в кресле, сплел на коленях длинные пальцы и деланно ледяным тоном сказал:

- Итак, я требую объяснений.

Доктор как-то увял и флегматично ответил:

- Послушайте, метры, а вас не устроит, если мы завтра спокойно так расстанемся без взаимных слез и сожалений, вы тихонько уедете и забудете обо всем этом. А я со своей стороны обещаю, что никому не открою причины вашего отъезда. Идет?

Дан просто-таки задохнулся от возмущения, но в образовавшуюся паузу энергично вклинился Тиль:

- Что тут вообще происходит? Что вы с людьми сделали? Только не надо мне вкручивать, что вот это и есть ваш новый метод лечения от глубинных комплексов. Ничего себе! От такого лечения свихнуться недолго!

Однако доктор явно не желал разговаривать с художником, он неотрывно глядел на Дана, и в глазах его отчетливо проявлялось напряжение.

Впрочем, только в глазах. Лицо доктора, его руки, вся его невозмутимая поза выражали абсолютное спокойствие и даже некоторое пренебрежение к разоблачившим его, словно то, что происходило в "Лебеде", было в порядке вещей.

Дан жестом попросил друга воздержаться от дальнейших реплик и продолжил разговор, который в конце концов вылился во многочасовой словесный бой.

- Слушайте, доктор, вы не нагличайте, вы прекратите корчить безразличие. Не надо пытаться запугать меня показным спокойствием, даже если вы и на самом деле не боитесь разоблачения. Я не шантажировать вас сюда пришел. Вы не беспокойтесь, я уже понял, что за вами кто-то стоит, сами бы вы никогда не решились на подобную авантюру. Так вот, я вам заявляю в трезвом уме и здравой памяти - я этого так не оставлю. Если даже на ваши дикие эксперименты дал санкцию Координационный Совет - хотя я не представляю себе, зачем это понадобилось бы Координационному Совету! - даже в таком случае скандал вам гарантирован. Уж поверьте мне, я все вытащу на свет. Общественность узнает об этом вне зависимости от исхода нашего разговора. Посмотрим, как вы тогда будете улыбаться! Убить вы меня не посмеете - еще чего! Да и убивать пришлось бы и метра Тиля, а это уж слишком, согласитесь. Такое невозможно. Итак, позиции определились, я жду.