Пансионат - Людмила Козинец

- Слушайте, доктор, вы не нагличайте, вы прекратите корчить безразличие. Не надо пытаться запугать меня показным спокойствием, даже если вы и на самом деле не боитесь разоблачения. Я не шантажировать вас сюда пришел. Вы не беспокойтесь, я уже понял, что за вами кто-то стоит, сами бы вы никогда не решились на подобную авантюру. Так вот, я вам заявляю в трезвом уме и здравой памяти - я этого так не оставлю. Если даже на ваши дикие эксперименты дал санкцию Координационный Совет - хотя я не представляю себе, зачем это понадобилось бы Координационному Совету! - даже в таком случае скандал вам гарантирован. Уж поверьте мне, я все вытащу на свет. Общественность узнает об этом вне зависимости от исхода нашего разговора. Посмотрим, как вы тогда будете улыбаться! Убить вы меня не посмеете - еще чего! Да и убивать пришлось бы и метра Тиля, а это уж слишком, согласитесь. Такое невозможно. Итак, позиции определились, я жду.

Доктор, видимо, понял, что переиграл спокойствие. Поэтому он мгновенно стряхнул напускную невозмутимость и сел против Дана, заметно подобравшись.

- Чтобы закончить преамбулу, метр. Убивать вас никто не собирается. Боже упаси! Наши цели прямо противоположны. Но уж простите меня, метр Дан, предупреждаю, что буду откровенно вербовать вас. Пожалуй, вы подойдете нам более, чем кто бы то ни был. Только выслушайте меня внимательно, речь пойдет о вещах, очень вам знакомых, но вот точка зрения на них будет, мягко говоря, неординарной.

Дан перебил:

- Вы все время употребляете множественное число. .Должен ли я понимать это так, что с вами... э-э... работает, что ли... не только Тана? Что вас много? Что это формальная, официальная группа?

- Об этом позже, метр.

- И еще. Я полагаю, что ваши эксперименты преступны. Поэтому я требую прекратить их немедленно. А разговаривать будем после. Ну, командуйте отбой что ж вы! Кстати, что вы сделали с Творцами? Растормозили низменные инстинкты? Наркотики? Волновая психотехника? Нейронная перестройка?

- Ох уж мне эта популярная литература... А кстати, что вообще есть человек, как не эти самые низменные инстинкты?

- Ну знаете ли! Выходит, я должен ходить на четвереньках? Или пообедать вами?

- А что, очень хочется?

- Не морочьте мне голову, давайте отбой эксперименту!

- Да успокойтесь вы, ничего не грозит вашим Творцам. Ничего такого я с ними не делал. Наоборот, они все, пожалуй, сейчас счастливы, как никогда. Сами потом спросите, если они захотят разговаривать с вами на эту тему.

- Даже так?

- Вот именно...

- Ну, во-первых, я вам не верю. А во-вторых, что-то вы с ними все-таки сделали. Мы - я и Тиль - знаем этих людей много лет и ничего подобного даже вообразить себе не могли. Поэтому я полагаю, что вы тут ставите преступные эксперименты над людьми. И какими людьми! Теми, кого называют душой, совестью нации!

- Знаете, метр Дан, я не советую вам разговаривать со мной в таком тоне. Поймите, наконец, что скандала я не боюсь, а может быть, даже наоборот... Скандал невыгоден прежде всего вам, и я сейчас постараюсь объяснить, почему.

Доктор прервался ненадолго, глотнул воды. Тана, внимательно следившая за разговором, тихо заметила:

- Не волнуйся. И еще раз подумай, стоит ли...

- Да ладно, Тана, объяснять все равно придется. Вернемся к нашим баранам, метр Дан, то бишь к Творцам. Как вы, простите, их назвали? Душой, совестью нации? Позвольте мне усомниться. Вам никогда не приходило в голову, что в конечном счете деятельность каждого Творца и всего Союза - это не ваше личное дело, не вотчинные заботы Совета Десяти? Ах, вы никогда ни о чем таком не задумывались? А не кажется ли вам, что сложилось ненормальное положение? Судите сами. Общественное распределение таково: существуют производители материальных ценностей. Они же являются потребителями. Обратите внимание, в группу производителей этих самых ценностей я включаю и техническую интеллигенцию, и специалистов аграрных наук, и медиков, и службу сервиса. В том или ином виде все они производят нечто, необходимое для жизни. И вот существует Союз Творцов. Ничего необходимого для жизни он не производит. Материальное - сколько угодно. Но я отказываюсь считать необходимым для народа наличие на площади гигантского стального чудища, которое призвано олицетворять Стремление в Будущее. Произведение Реджела, кстати. А потребляет ваш Союз еще как. Общество дает материальные блага Творцу, и не просто дает, а подносит с почтением. И что получает взамен?

- Вы с ума сошли,- только и сказал Дан, разом обмякая от чудовищной, базарной, мещанской несправедливости взглядов доктора. Не может быть, чтобы он, этот неглупый человек, образованный, всерьез так думал!

- Но, друг мой, вы заблуждаетесь,- воскликнул Тиль.- Жестоко и несправедливо то, что вы сейчас сказали. И кстати, это отнюдь не ново. В старых хрониках можно найти сведения о том, к чему могут привести подобные заблуждения. Знаете ли вы, что много лет тому назад в стране за Драконьими горами группа молодых безответственных политиканов спровоцировала дикий кровавый бунт, жертвами которого пали именно .писатели, художники, музыканты? Пьяное хулиганье вырывало глаза у живописцев, дробило камнями пальцы музыкантов... обвиняя их именно в том, что те не производят ни хлеба, ни обуви, а сидят на шее у народа. Это фашизм, дорогой мой. Лидерам мятежа Творцы были опасны, поэтому они натравили на литераторов и художников полуграмотную толпу, которой всегда кажется, что у Творцов легкий жирный кусок и непыльная работенка. Мне думалось, что подобные исторические ошибки учтены и повториться не могут. И вдруг вы...

- Ну исторические ошибки всегда повторяются. Между прочим, бунт прокатился и стих, ну и что? Через десять лет в той стране снова было полно писателей и живописцев.

- Вы говорите странные вещи. Мало того, что погибли люди, ведь погибли миры! Каждый Творец - это мироздание, он неповторим. Физический закон может, в принципе, открыть любой ученый, но никто не сможет написать точно такую же музыку...

- А если ее и писать не стоило?

- Что?!

- Вы, метр Тиль, простите, наивны. Вы что же, полагаете, будто любое произведение искусства ценно?

- Конечно!

- Ну, допустим. Но при условии, что это именно произведение искусства, а не штукарство. И вот происходит странная вещь: вдруг некую поделку объявляют верхом совершенства по соображениям, к искусству никакого отношения не имеющим...

- Как это?

- Не увлекайся спором, Тиль,- выразительно взглянул на друга Дан.Объявляют, случается, этому и мы были свидетелями. Тут доктор прав. Технически это не очень сложно: организация положительных откликов прессы, благосклонное внимание генералов от литературы или изобразительных искусств, какая-никакая премия... А потом произведение становится хрестоматийным, и никому уже в голову не приходит сомневаться в его достоинствах. Проходят годы. Творение либо почиет естественной смертью, либо его с треском ниспровергают, как несостоятельное, либо... все остается по-прежнему. Самое страшное, когда вот такая поделка становится неким эталоном и долгое время тормозит появление всего, что мало ей подражает. Я правильно понял вашу мысль, доктор?