Как я был экстрасенсом - Олег Дивов

Кстати, сам момент, когда механизм предвидения опасности неожиданно на всю катушку включается, отнюдь не из приятных. Маленький-то я такие вещи легко переносил. А в четырнадцать-пятнадцать лет уже гораздо хуже. Сидишь, лежишь, стоишь – не важно, вдруг начинают трястись руки. Мама родная! Причем либо тебя пригвождает к месту, если нужно пару минут переждать, либо гонит, настойчиво гонит с него, если пора исчезнуть. Да, это можно превозмочь, особенно когда опыта набрался. Но все равно невесело.

А вскрыл я подоплеку этого взаимодействия с миром неожиданным для себя и не самым удачным образом. Давно уже замечал: опасность не обязательно такая уж вся из себя жутко опасная. Подумаешь, человек десять ихних приперлось, чтобы пятерым нашенским шеи намылить. Может, и не будет еще ничего – постоим, матом поругаемся, да и пойдем вместе каких-нибудь общих врагов запугивать. Получается что же – я чую некий потенциал? Не желая того, обсчитываю события по худшему варианту?

Как бы не так. Я просто чувствовал все то же самое, что и в раннем детстве – запах ярости. Ненависти. Злобы. И чем сильнее были потенциально опасные эмоции, тем большим оказывался временной и дистанционный лаг, позволяющий избежать столкновения. Избежать простым и естественным способом – испариться. Но извините, я все-таки человек, у меня есть пресловутое территориальное поведение, стайные инстинкты, да попросту честь, елки-палки! И я старался ни в коем случае не испаряться.

Мне бы сразу все сопоставить! Но это только в голливудских фильмах подростки такие умные. Да, с раннего детства я моментально вычислял, «хороший» передо мной человек, «плохой», или нечто среднее, опять-таки с уклонами в ту или другую сторону. Да, чувствовал настроение человека спиной, с закрытыми глазами, через стену. Но это для меня никак не соотносилось с нюхом на опасность. Возможно, сбивало с толку то, что «тревожный звонок» никогда не звенел в отношении людей, с которыми у меня теплые и доверительные отношения. Он и по сей день на таких не распространяется. И если мы друзья, то рядом с вами я в зоне повышенного риска. Пьяного водилу, опасного для нас обоих, я «возьму» заблаговременно. Вашу личную оплошность, которая для нас закончится плачевно – вряд ли. Кстати, не стоит после этого признания сыпать мне яду в стакан, обаятельно улыбаясь. Такие-то вещи мы считываем на раз. Эмоция, она не только на лице написана.

Ну вот, а потом…

Совсем не лирическое отступление. Про момент вскрытия подоплеки явления, неожиданный и неудачный. Пишу и чувствую – ведь уносит меня от этого откровения, оно еще полтора абзаца тому назад должно было вылиться на бумагу, а я в сторону, в сторону…

В общем, ковырялись мы с отцом в электрическом щите, точнее, он ковырялся, а я так, подковыривался, инструмент подавал. И отец злился. Дико. У них там с мамой были какие-то проблемы, а тут еще щит упираться вздумал. И папуля изобразил такой энергетический выхлоп, что у меня натурально стали шевелиться корни волос. А также опускаться руки с инструментом. Примерно в течение минуты состояние мое прямым курсом прошло от вполне нормального до полуобморочного. Тут отец боковым зрением засек, что с парнем что-то не так, и решил оглядеть меня в упор. А я потный весь стою и таращусь на электрические потроха, которые в щите. И по старой доброй привычке соображаю: если мне так нехорошо, значит там, в щите, где есть, между прочим, и триста восемьдесят, кроется некая опасность. До меня совершенно не доходит, что в действительности-то источник сигнала – вот он, рядом, живой и здоровый. Не электрический ток, а человек.

Увы, я просто физически не мог сообразить, что происходило в тот момент на самом деле – нехватка опыта сказалась, да и голову переклинило. Больше двух лет понадобилось мне еще прожить, и пережить много интересных моментов общения с людьми, чтобы в один прекрасный день вспомнить этот злосчастный щит и воскликнуть что-то вроде: «Эврика, мать ее, будьте вы все навеки прокляты, как же я вас всех ненавижу!»

Отец смотрел на меня очень внимательно и без особой радости во взоре. Скорее, уж признаемся честно, с отвращением. Кому приятно, что его сын трясется от страха перед какими-то проводами, пусть даже они и под током… «Па, я тебе еще нужен?» – еле-еле выдавил я. «Да нет уж, иди. А то ты уже побелел весь, сейчас от страха в обморок упадешь». Понимаете теперь, почему я так много ласковых слов прибавил к той самой «Эврике»? Отец, пусть и не желая того, лишний раз напомнил сыну, в какой тупик тот угодил. Родители знали, что со мной не все в порядке. Это называлось, кажется, «повышенная нервная возбудимость». И стоило бы мне тогда, у щита, ляпнуть правду – а ведь был такой позыв… Кому хочется, чтобы его насильно пересадили с безобидного, в общем-то, фенибута на серьезный полноценный взрослый транквилизатор? Да, я не стал истериком. Но кем-то еще – тоже не стал.

…А потом, я забыл отметить еще одну интересную вещь… Не многовато ли странностей для одного парня, а? Нет, наверное, не многовато, потому что все они растут из общего корня.

Мои природные возможности развернулись до предела, когда я окончил семь классов. Дальше было два пути – либо оставить все, как есть, либо начать целенаправленно совершенствоваться. И тут сыграло решающую роль мое одноглазое раннее детство. У меня уже был опыт не такого. Превозмогая его, я все-таки социализировался, занял в обществе некоторое место, и чувствовал себя на нем довольно комфортно.

Я не хотел снова уходить в отрыв. За этим решением лежало бы такое сногсшибательное одиночество, которое и представить-то страшно. Я хотел просто жить, просто быть человеком. Ну, и все.

Побочным эффектом стало то, что я перестал драться. Вообще. Во-первых, мне с каждым годом все противнее становился физический контакт с людьми, заряженными злобой. А во-вторых, я нашел применение своим необычным способностям. Развитая эмпатия, волевым усилием переломленная, оказалась для этого неплохой базой. Любую агрессию в свой адрес, кроме уж самой оголтелой, я мог направить по касательной, а то и вовсе погасить. Материально это реализовывалось с помощью интуитивно нащупанного комплекса жестов, фраз, интонаций. Такие простенькие доморощенные психотехники, хорошо известные мастерам единоборств. Со временем оказалось, что я в почти любой сторонний конфликт могу без особого риска вклиниться разнимающим, или хотя бы тормозом. В который раз отмечу: это я сейчас понимаю, с нынешней позиции. А тогда – просто делал то, что полагал верным, и все. Вот человек, на полметра вокруг него стоит треск, сыпятся искры. Вот моя аура, мягкая, но плотная, в которую он утыкается и вязнет, сбрасывая заряд. Я от этого устану, мне потом нужно будет отдышаться, лучше всего – полежать. Но зато ему полегчает, да и скандал погаснет в зародыше.

Доктор во мне погиб, на самом деле. Типа народный целитель. Но это чисто духовная потенция, а энергетически я бы просто не потянул. Кроме того, повторюсь, глубокое погружение в биоэнергопрактику означает отрыв от мира. А я ничего подобного как не хотел, так и не хочу.

Лирическое отступление на всякий случай. Цитата. «Как сообщила доктор биологических наук Н.Н. Лебедева из Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии, при обследовании 35 экстрасенсов, обратившихся в институт с просьбой дать объективную оценку их способностям, 80% из них ранее, до того, как обнаружили у себя экстрасенсорные способности, побывали в коматозном состоянии, в том числе и в связи с черепно-мозговыми травмами».

Я в детстве головой не бился!

То есть бился, конечно, но не очень.

Потом настал конец восьмидесятых, и подпольная мода на экстрасенсов превратилась в легальный бум. Я тогда активно занимался журналистикой, и наблюдал, как остро нуждающиеся в рекламе потусторонние личности атаковали редакции газет. И вот заходит, понимаете ли, такое хитрое м-м… чмо. Несет ахинею и делает загадочные пассы руками. Обследует сотрудников на предмет заболеваний – а вот здесь у вас не так, и вот тут у вас не то…

А я сижу тихо в уголке, прислушиваюсь к скептическому похрюкиванию коллег, а заодно и к своим ощущениям тоже – прислушиваюсь. И к чмырю залетному принюхиваюсь. Десятому уже по счету за последний месяц. И такое зло берет, просто дальше некуда. Ведь шарлатан полный. Даже не сумасшедший, убедивший себя в чем-то. Даже не вульгарный психотерапевт наподобие Кашпировского. Просто наглый шарлатан. Мошенник, говоря языком соответствующего Кодекса.

А иной раз зайдет мужик – и такую волну перед собой гонит, что хоть под стол прячься. Добрую волну, теплую. Но все равно хочется исчезнуть. Большинство настоящих сенсов, кроме самых мощных, которым до всякой мелюзги дела нет, моментально на мое присутствие реагировало. Им интересно было и непонятно: что это еще за чудо такое, вроде бы из наших, но в то же время совершенно неумелое. И ловил я на себе мимолетный взгляд, полный глубокого сожаления. Мол чего же ты, парень?…