#Живое воспитание. Как неидеальной маме воспитать счастливого ребенка - Товпеко Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
• «Ты лишаешь меня того, что всегда было моим».
• «Я не могу дать тебе то, в чем нуждаюсь сама».
• «Ты нуждаешься в том, от чего я должна была отказаться или что я утратила».
• «Ты заставляешь меня чувствовать себя такой, какой мне невыносимо быть».
Рассмотрим эти переживания подробнее.
«Ты лишаешь меня того, что всегда было моим»
Одно дело, когда твое детство было сложным и несчастливым, но отчего же тогда срываются мамы, которые купались в родительской ласке и тепле, в детстве которых все было. Про таких мам говорят: они не готовы. Не готовы расстаться с комфортом и налаженным стилем жизни. Не готовы терпеть лишения и отдавать больше, чем следует. Многие любят осуждать таких мам.
Действительно, им сложно расставаться с привычным образом жизни. Они страдают от удушающей изоляции. Они чувствуют, что теряют себя и прозябают в декрете. Как будто, отдавая, они опустошаются. Как будто еще чуть-чуть, и у них ничего не останется. И конечно, если это так, то требования ребенка в заботе становятся мучительными и невыносимыми. Словом, раздражают.
В наше время детоцентризма и культа детей такие мамы кажутся эгоистичными и ненасытными: сколько бы ни готовились, всегда боятся пожертвовать собой.
Осуждать легко, понимать сложно. Но если попробовать, то за плечами таких мам мы увидим свою драматическую историю. Иначе почему маме становится так невыносимо расставаться с привычным образом жизни? Почему, если отдаешь ребенку себя, испытываешь опустошение?
Ответ заключается в том, что неосознанно включается более глубокое переживание. А именно…
«Я не могу отдать тебе то, в чем нуждаюсь сама»
Это одно из самых сильных и невыносимых состояний, которое вызывает буквально цунами раздражения, да что там, просто сводит с ума!
Родители, которые испытывали недостаток любви в детстве, буквально приходят в ярость, когда их ребенок молит о любви. Как стать заботливым, когда эта забота нужна самому? Как дать любовь, когда сам внутри сжимаешься комком и страстно желаешь, чтобы кто-то взял на ручки…
В качестве иллюстрации вспоминается история Марины (имя изменено).
История одной маленькой девочки, которой очень не хватало вниманияНаше общение с Мариной началось с шокирующего письма под заголовком «Крик о помощи». Оно небольшое, но очень пронзительное (публикую с разрешения автора).
«Ольга, вот буквально полчаса назад я прямо в небо кричала: „Господи! Не могу!!!!!!!!!!!!!“
От детского крика, разборок, нытья, постоянного требования внимания, отдавания и т. д. Я ненормальная мама…
А так хочется стать самой лучшей для своих детей… Не кричащим зверем, не ворчащим, не злым, не угрюмым… Кроме эмоционального выгорания во мне глубоко-глубоко сидит непринятие себя, детей (они как бы сами ворвались в мою жизнь… трое…).
Да, разумом понимаю, что без них жизнь бы серой была и пустой… Но вот как, как полюбить мне свою материнскую роль?! ПОМОГИТЕ!»
Чуть позже Марина присоединилась к тренингу Живое воспитание.
В начале работы она писала:
«Дома совсем нет дисциплины, порядка. Домашние дела с детьми не могу толком делать, а ночью – сил нет. Часто сильно раздражаюсь, когда дети начинают веселиться, бегать, прыгать, просить поиграть с ними.
Я злюсь на них неоправданно. Сильно в душе сопротивляюсь их просьбам и уговорам, но принужденно сквозь зубы играю, иду на прогулку, что-то читаю, рассказываю.
Дети вытягивают из меня то, что по праву им принадлежит. А я воспринимаю наше совместное время как потерянное, как неважное. Старший сын говорит иногда: „Я хочу снова родиться и быть маленьким…“»
Марина также отмечала трудности с дочкой: «У меня с ней нет контакта душевного: не могу обнять, приласкать искренне. Через силу это делаю. Она даже иногда спрашивает: „Мама, а ты сейчас на меня не сердишься?“ и пытается очень хорошей быть. А я замыкаюсь…»
В ходе тренинга Марина соприкоснулась с воспоминаниями из своего детства. Она была старшей в семье и достойно тянула возложенную на нее роль – маминой помощницы:
«В детстве похвальным было только нянчиться с малышами, помогать по дому, а собственные игры – это зря время тратить и т. д. И я стала очень серьезной девочкой».
Марина была послушной и покладистой, исполнительной и ответственной девочкой. Родители поддерживали эти качества в ней, но душевного тепла не хватало.
В ходе работы Марина вспомнила такой случай:
«В детстве я много стихов учила наизусть, вначале с подачи мамы, а затем сама (люблю поэзию!). Родители часто просили меня что-то рассказать-прочитать везде, куда бы мы ни приходили, или если к нам приезжали гости. Потом на фортепиано играть научилась – то же самое: уговаривали играть перед людьми.
Мы однажды готовились с мамой к одному мероприятию (торт пекли вместе), и мама снова уговаривала меня стихотворение там рассказать. Я отказывалась. Устав упрашивать, мама сказала обиженно: „Ну как хочешь, Бог наказывает непослушных детей“ (мне лет восемь было). И тут меня оса под коленкой кусает. „Вот видишь, я же тебе говорила…“ Я послушалась маму. И навсегда усвоила урок: через силу делать что-то по чьей-то воле. Я отказалась тогда от своей ВОЛИ, ОТ ПРАВА НА СВОЙ ВЫБОР, ОТ СОБСТВЕННОГО МНЕНИЯ, ОТ СОБСТВЕННОГО РЕШЕНИЯ, ОТ ПРАВА ГОВОРИТЬ „НЕТ“.
(Почему я отказывалась? Декламирование или тематика стихов делали меня странной в глазах сверстников, наверное… Выступление перед аудиторией – это каждый раз огромнейший стресс, я очень стеснительной была. Плюс ко всему страх забыть слова…)
Было тяжело: возникало чувство насилия над собой, чувство, что мной пользуются родители для своей славы (хотя они, по словам мамы, старались развивать во мне смелость). А еще чувство собственной незначительности (значимо только мое послушание, мои поступки), подавленная злость, боль физическая и душевная, подавленные слезы и злое смирение».
В детстве Марина не могла выразить всю свою боль и недовольство, да и вряд ли осознавала его.
Но зато теперь, когда у нее свои дети, это недовольство стало проситься наружу. Ведь там, тогда, на родителей злиться было нельзя, а на своих детей здесь и сейчас – можно. Там и тогда отстоять себя было нереально, а здесь и сейчас – возможно. Там и тогда она была бессильна, здесь и сейчас – власть в ее руках.
Внутренний ребенок Марины как бы конкурировал с ее собственными детьми. Ее раздражение – лишь крик боли: я не могу дать вам внимание, мне самой оно нужно! Я не могу отдать вам то, что в чем сама так сильно нуждаюсь! Как устроена эта конкуренция между Внутренним ребенком и ребенком реальным, хорошо видно в следующем эпизоде:
«Дети просят поиграть с ними вместе или смотреть, как они играют. Вначале я отказываюсь или предлагаю им мультики; если не унимаются, сердиться начинаю, злюсь, раздражаюсь. Если берусь играть, то всем видом показываю, как мне не нравиться играть. В общем, капризного ребенка играю.
И такие игры обязательно заканчиваются чьими-то слезами: то обиделся кто-то, то подрались дети между собой, то старшему не понравилась моя конструкция из лего… А я понимаю, но поделать ничего не могу. Из чувств еще присутствует жадность какая-то (мое драгоценное время отбирают на такие „великие“ дела, как катание машинок или наблюдение прыжков с кровати на пол).
Долго я прокручивала эти ситуации, и в один прекрасный вечер до меня дошло: мне по жизни внимания не хватало – живого, участливого, заинтересованного, вовлеченного. Нет, не к моим ошибкам в тетрадках, не к качеству уборки, не к количеству прочитанных страниц…»
Эта внутренняя драма подчас становилась невыносимой, ведь дети страдали. Марина писала:
«Понимаю, что нужно приласкать где-то, обнять, взять на руки, проявить заботу в голосе, а сделать не могу. Сын даже просит иногда: „Мама, скажи мне ласковым голосом: чего ты хочешь, сынуля?“»
Постепенно и непросто Марина училась воздавать своему Внутреннему ребенку то, чего ему так не хватало: «За время тренинга у меня стало четверо детей: трое моих родимых деток и Я-Маленькая!»
Упражнения на установление границ с детьми и поддержку Марина прежде всего выполняла применительно к себе. И это начало давать свои плоды: раздражение к детям утихло, появились силы на ласку и бережность к ним.
Через полгода Марина написала мне совсем другое письмо!
«Оля, читаю то письмо, и не верится, что я когда-то такое могла написать… Но ведь это же мои слова… Да, мне и сейчас бывает о-о-о-очень трудно, но я по-другому реагирую…
