Первое имя - Иосиф Ликстанов

За пряслом из трухлявых жердей начинались брошенные огороды. Земля, которая двести лет давала горняцким семьям овощи, теперь от безделья занималась пустяками — гнала вверх сорняки к тоненькие березки. Над зеленью с гуденьем сновали шмели, проплывали на стеклянных крылышках пучеглазые стрекозы, плясали беспечные мотыльки. Эту мелкую суетливую живность не пугал шум работающих экскаваторов, доносившийся из карьера.

Мальчики остановились на краю ухаба, неподалеку от высоких тополей.

— Здесь позавчера Леша Коровин на старую шахтенку наехал и доски рассыпал, — вспомнил Вадик.

— Ага!.. Вой там… — указал Паня на бугристый пустырь за тополями, — там везде под землей колчедан и малахитовая зелень. Слышал, что мне вчера Егорша сказал?.. Значит, здесь… — Паня ткнул пальцем вниз, — здесь, наверно, малахит есть, потому что медная и железная руда — соседя, а где медная руда, там и малахит. Правильная теория, Вадька?

— Я же тебе сто раз сказал, что теория самая правильная. Ты хорошо придумал, как настоящий геолог. Жаль, что ты не позволил мне с Генкой на малахит заспорить, я бы его здорово подловил… А дальше что, Пань?

— Надо открыть шахтенку и посмотреть. Начали…

— Давай, давай! — засуетился Вадик.

Подражая заправским землекопам, Паня поплевал на ладони и взялся за лопату. Дело пошло… Едва не сломав лопату, он кусок за куском сбросил толстый пласт земли, открыв короткие, плотно уложенные бревна, источенные короедом и затянутые белой плесенью.

— Под этим помостом шахтенка… — пробормотал Паня.

— Грибами пахнет… — Вадик втянул носом воздух. — Помнишь, бабушка Уля Дружина здесь горох садила и всем ребятам позволяла пробовать. Вкусный был горох…

— Тебе только бы на горох облизываться!

Не обращая внимания на потрескиванье черенка лопаты, Паня поддел бревно и с трудом отвалил его в сторону. Из широкой черной щели, образовавшейся в бревенчатом накате, пахнуло сырым холодом.

Мальчики стали на колени и заглянули в шахтенку.

— Совсем темно, — шепнул Вадик. — Теперь нужна техника, правда?

— Дай фонарик и веревку…

В одну минуту Паня привязал конец бельевого шнура к кожаной петле фонарика и щелкнул выключателем. Лампочка за толстым выпуклым стеклом загорелась.

— Ты командуй, а я буду спускать фонарик, потому что технику достал я, — поставил условие Вадик.

Фонарик, покачиваясь, окунулся в густую темноту.

— Спускай медленнее! — приказал Паня.

— Угу… Ничего не видно… Пустая порода…

— Думаешь, малахит сразу тебе под землей лежит!

Все ниже спускается фонарик, все нетерпеливее вглядывается Паня в закругленные борта шахтенки, выплывающие из темноты. А что он видит? Глину, я только глину, — крепкую, красновато-бурую, иссеченную ударами горняцкого кайла. Из глины выступили гладкие темные наросты. Это куски железной руды. Чем дальше, тем их больше, а малахита все не видно.

— Скоро шнур кончится, — сказал Вадик. — А где твой малахит, интересно знать, если ты геолог?

— Стой, Вадька, стой! — вскрикнул Паня.

— Что?.. — вздрогнул Вадик.

В свете фонарика мелькнула зелень… Да, яркая зелень!.. Впрочем, может быть, это померещилось.

— Подними! — приказал Паня так резко, что Вадик дернул шнур — фонарик завертелся, и снова луч света на миг выхватил из темноты что-то зеленое.

Паня чуть не задохнулся от волнения:

— Вадька, там малахит! Честное слово, малахит! Опусти фонарик… Почему он вертится? Дай веревку, если сам ничего не умеешь.

— Возьми… Где твоя рука?

— Вот…

— Ай!.. Ты почему не взял?

— А ты зачем отпустил, когда я еще не взял?

Кончено, фонарик, только что качавшийся между бортами шахтенки, скрылся из глаз. Он не разбился, так как упал с небольшой высоты, и теперь, лежа под выпуклостью борта, освещал влажную глину.

— Безручь, сорвал поиск! Тю-тю твоя знаменитая техника!.. Так тебе и нужно! — Подняв голову, Паня увидел слезы, ползущие по круглым щекам Вадика, и поморщился: — Сам виноват, да еще и плачет. Поплачь — дам калач, рёва…

— Да-а, рёва… — всхлипнул Вадик. — Тебе малахит нужен, а папин фонарик тю-тю… Папа сразу догадается, что я фонарик взял, и выдерет меня.

— Когда он тебя драл, чудак?

— Никогда… А теперь очень просто, потому что… Он уже давно обещает «уточнить каши отношения с помощью ремня» за то, что трогаю его вещи. — И Вадик жалобно улыбнулся.

Это решило дело. Паня пожалел товарища и почувствовал свою ответственность: ведь он воспользовался фонариком и, следовательно, отвечал за эту вещь. Кроме того, Вадик так беспомощно вытирал слезы, что противно было смотреть. И, наконец, надо же было выяснить, что именно зеленеет в борту шахтенки.

— Чего ты раскис? Будем меры принимать, — отрывисто проговорил Паня.

— Какие там меры!.. — вздохнул Вадик.

— Такие, что я спущусь под землю, достану фонарик… и малахит.

Слезы на глазах Вадика мгновенно высохли.

Одну из веревок, позаимствованных у дворника многоквартирного дома, Паня сложил вдвое и навязал узлы на равном расстоянии один от другого. Над каждым узлом образовалось как бы веревочное стремя. Вдевая ноги в эти стремена или цепляясь за узлы, можно было спуститься под землю и вновь выбраться из шахтенки.

— Порядок, граждане! — пробормотал Паня.

Первой петлей этой самодельной лестницы он обхватил черенок лопаты, убрал еще два бревна, положил лопату поперек щели, а веревочную лестницу опустил под землю.

— Опять-таки порядок! — похвалил он себя, заглянул в шахтенку и почувствовал, что его решимость поколебалась. Все же в шахтенке было метров шесть-семь глубины.

— Страшно, Пань, правда? — соболезнующе спросил Вадик.

— Чего там страшно! Тоже горняк нашелся, страшно ему…

Опершись локтями о бревна, Паня нащупал ногами первый узел, зажал его ступнями и равнодушно сказал Вадику:

— Я пошел в гости к Хозяйке Медной горы, а ты лови букашек-таракашек для зоокабинета. Пока, плакса!

Свесив голову, Вадик с восхищением смотрел на своего мужественного друга. По равномерным подрагиваниям веревки можно было судить, что спуск в шахтенку совершается вполне благополучно.

— Пань, когда ты спустишься, я тоже полезу, — завистливо сказал Вадик.

— Ну?.. Хотел бы я посмотреть, как ты…

Он не успел закончить.

У Вадика над ухом раздался сухой треск, что-то мелькнуло в глазах, а снизу, из шахтенки, послышался звук падения. Не понимая, что случилось, Вадик поднял голову. Где лопата? Она исчезла вместе с веревочной лестницей. Испуганный Вадик посмотрел вниз и увидел, что Паня плашмя лежит на дне шахтенки, освещенный фонариком.

— Пань! Па-ань!.. — завопил Вадик. — Почему ты молчишь?.. Ты живой?

— Назло тебе умер, — сумрачно ответил Паня. — Я из-за твоего фонарика убился.

— Так ты же не совсем убился! — обрадовался Вадик. — Знаешь, почему ты упал? Лопата сломалась… Она уже давно трещала, а теперь совсем лопнула.

Немного оглушенный падением, Паня еще полежал на сырой, клейкой и холодной глине, потом шевельнулся и застонал. Острая боль пробежала от правой ступни по всему телу. Плохо!.. Стиснув зубы, заставляя себя презирать боль, Паня приподнялся, сел, с трудом стал на левую ногу и потянулся к тому, что отсвечивало зеленью. Кряхтя от боли, он добрался до этой приманки, схватил ее и сел, с удивлением рассматривая странную вещь, очутившуюся у него в руках.

Несомненно, это был подсвечник, но подсвечник, покрытый густой зеленью и необычной формы. Патрон для свечи был не круглый, а четырехугольный. Неуклюжая ножка подсвечника внизу расширялась небольшим массивным блюдцем. С края блюдца выдавался длинный шип. На этом шипе подсвечник и держался в борту шахтенки.

— Что ты нашел? Малахит, да? — спросил крайне заинтересованный Вадик.

— Подсвечник, — в сердцах ответил незадачливый геолог. — Наверно, «старые люди» свечи в забое жгли.

— Свечи? Вот так техника!.. Пань, а теперь посмотри, может быть у фонарика стекло разбилось. Тогда мне все равно попадет.

— Цел твой фонарик, успокойся.

— Хорошо! А как ты теперь вылезешь? Давай, я тебя на веревке вытащу.

— Ты и котенка не вытащишь, силач!.. И нога у меня так болит, что, наверно, я ее совсем сломал… Знаешь что? Беги к Самохиным, они недалеко живут. Мы военный совет проведем… Ну, чего ты торчишь? Я замерз уже. Здесь холодно, как в погребе, даже еще холоднее.

— Холодно? Не ври!.. А мне, ух, как жарко! Сейчас, подожди!

Через несколько секунд Вадик крикнул:

— Хватай, лови!

На Паню упало что-то мягкое и теплое.

Это была рубашка Вадика. Но рубашкой Вадик не ограничился.

— Получай! — крикнул он. — Это мои трусы, Пань!

— Ну и безголовый! — рассердился Паня. — А теперь как ты пойдешь к Самохиным через поселок, если ты голый?