Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Наталья Сергеевна Корнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вода, вода. Непривычный штиль тревожит тишиной. Само небо утонуло здесь, в зеркальной пучине, и звезды спокойно лежат на дне, как блестящий жемчуг. Не только звёзды, но и белокаменные тесаные мостовые, по которым доводилось гулять когда-то, ещё совсем мальчишкой. Юность его прошла здесь.
Но всё это в прошлом. Теперь же — Лианор пал и покоится на глубине, и просвечивает насквозь мутной зеленью волны, как призрак потерпевшего крушение величественного корабля.
О Лианор, ты поглотил тысячи жизней… и забрал и его собственное сердце.
Воистину, переменчивы благословения небожителей.
Почему же сохранились одни лишь невообразимо далёкие, самые ранние воспоминания? Почему не помнит он событий более поздних?
— …Позвольте вашему ученику позаботиться о вас, мессир, — сквозь пелену дурноты слышит он всё тот же гортанный голос, подернутый дымкой усталости и сдержанной печали. Печаль проступает неявно, как сквозь многие слои лака проглядывает подлинный цвет дерева.
Кажется, прежде не замечал он за своим учеником склонности к меланхолии, — так откуда такая печаль? Откуда, черт побери, взялась она в этом твердом голосе? В голосе, который, словно далекий маяк, выводит его из кромешной тьмы.
Тем временем ученик его берет в руки маленькую золотую чашу в виде цветка вишни, а в ней — тёмное, как кровь, багряное вино. Что это еще за новые методы лечения? По вогнутому лепестку чаши густое питие аккуратно стекает ему в рот, и становится ясно — это никакое не вино. Это и вправду кровь, и она пахнет лотосом.
Аромат красного лотоса, тот самый аромат, что после кончины его несколько недель стоял в адитуме… Откуда он это помнит?
Мысли понемногу успокаивались и наконец потекли медлительной густой патокой. Корабль-призрак неуверенно ложился на курс.
Удивительно, но он и вправду хорошо помнит корабли — большие галеоны с крылатыми серебряными парусами. Не помня самого себя, помнит пьянящее ощущение зыбкой палубы под ногами, помнит грозную мощь океана, которую они, непревзойденные мореходы, смогли приручить…
Чьи-то руки выпускают край покрывала и бережно собирают неприбранные волосы: растрепавшиеся, спутанные, они в беспорядке рассыпались по подушкам. Так могло быть только в глубоком нездоровье, когда больного боятся лишний раз побеспокоить, дабы не усугубить плачевное состояние. Чужая рука случайно касается горла и цепенеет, будто пораженная необычной беспомощностью лежащего без чувств человека. Он ощущает прикосновение запястья, и, кажется, на нем — ритуальный траурный браслет? Но уже в следующий миг голову ему осторожно приподнимают, высвобождая оставшиеся, сбившиеся за спину длинные пряди.
— Я вижу, ваша светлость, вы почти не хотите жить, — прислушиваясь к прерывистому дыханию спящего, тяжело резюмировал ученик. Вот уже много часов подряд он молча сидел подле кровати и смотрел, как вздрагивает неспособное вырваться из тяжелого полусна тело, тихо лежащее на простынях. — Никто не в силах запереть дух во плоти против его желания, даже подобрав идеально подходящий сосуд. Если бы это и было возможно, подобное насилие претит мне. Однако ваша душа поверила моим словам и по своей воле откликнулась на зов. В этом решении я узнаю духовную силу того, кого называли когда-то Красным Фениксом Лианора… того, кто прежде не принимал поражения.
Черный перламутровый гребень мягко касается волос, и от этого проявления заботы Элирий почувствовал вдруг желанное успокоение. Перламутр напоминал о море. Долг ученика служить ему и быть рядом — хоть что-то осталось незыблемым в новом незнакомом мире.
Дыхание сделалось глубже и размереннее.
— Эти пряди — не дивный тонкий шелк волос народа Лианора, и священная речь ли-ан прозвучит несовершенно из уст полукровки. Всё это не может не оскорбить ваш дух. Но умерший юноша приятными чертами немного напоминал Учителя. Вам не придётся слишком уж ломать чужое тело: сила вашего духа с легкостью исправит недостатки, вернет точеные черты лика Первородного. Потерпите совсем немного, пока лотосная кровь не созреет полностью.
Пальцы ловко сплетали широкую свободную косу, как вдруг дрогнули и застыли. Человек будто заметил что-то необыкновенное, выходящее из ряда вон, и, боясь ошибиться, приблизил лицо, чтобы рассмотреть внимательнее.
— Учитель не покинет нас, — со спокойным облегчением проговорил он наконец. — Зерна крови Первородных крепко проросли в новом теле. Верное свидетельство тому — серебряная нить в волосах. Это добрый знак. Красные бумажные фонари будут гореть в ваших покоях день и ночь, возвещая великий праздник.
Элирий немедленно вспомнил: серебро!
Серебро в волосах всегда отличало прямых потомков небожителей. Низшие народы поначалу принимали его за седину, но седина, напротив, не была свойственна воинственному народу Лианора: их волосы — яркий черный обсидиан, что никогда не теряет цвет. И в этих черных волосах с рождения сияло священное серебро — своеобразный знак качества, знак чистой крови высшей пробы.
И, так как этой самой крови высшей пробы, обладающей магической силой крови небожителей, в их жилах текло не так уж и много, то и серебряные нити можно было перечесть чуть не по пальцам: они были заметны в основном на висках. Чтобы заострить внимание на этой благословенной особенности на Лианоре принято было сплетать серебряные пряди в отдельные тонкие косицы. Со временем количество крови небожителей в жилах высших людей и вовсе стало стремиться к нулю, но гордость от обладания ею, напротив, всё возрастала.
Так и пал однажды великий Лианор, погребенный холодной морской водой и собственной непомерной гордыней.
— Память об ушедшем, о покинувшем этот мир не иссякает с годами, если он достоин этой памяти. Память о вас живет. И в этой схватке жизни и смерти… жизнь должна победить.
Пальцы ученика замерли, держа прядь его волос, будто святыню, будто явившуюся из небытия давно утерянную реликвию, обладающую чудодейственной силой.
— Хорошо. Теперь и всегда всё будет хорошо.
В следующий миг Элиар склонился и молча запечатлел на серебряных волосах поцелуй — чистый поцелуй преданности, подобный тому, который оставляют священнослужители на краю одежд своего верховного жреца.
Печатью такого церемониального поцелуя всегда скреплялись данные клятвы верности.
— С Днем рождения, Учитель.
* * *
Эпоха Красного Солнца. Год 274. Сезон летнего солнцестояния
Пышно цветут степные ирисы
Великие степи. Халдор
*черной тушью*
То был долгий день середины лета.
Он выдался особенно жарким: постепенно стихали бушевавшие весной порывистые ветры, и сухой воздух, успокоившись, недвижным маревом стоял перед глазами. Всюду разносились запахи буйно цветущих кустарников и нежный, еле различимый, — жимолости, а высоко в небе безмятежно парили птицы. Травы отдавали сладковатым и пряным: ароматы смешивались и стелились под ногами так густо, что хотелось с головой окунуться в их манящее