Шизофрения - Наталия Вико

Под влиянием мамы чувство глобальной ответственности перед обществом пришло к девочке рано, в возрасте девяти лет, и началось с личной драмы. Душевной и творческой. Драмой стал порожденный незакомплексованным детским умом и записанный не знающей сомнений детской рукой рассказ о цветочке, который «жил в расщелине скалы и до него не доходило солнце, а он так мечтал, чтобы хоть один лучик коснулся его бледных лепестков и согрел их своей любовью. И — дождался. Солнце вначале согрело, а потом опалило нежные лепестки. И цветочек погиб. Оказывается, любовь может убивать», — сделал ребенок недетский вывод и направился к маме поделиться открытием. Критика была безжалостна. Мама, пробежав глазами произведение, схватила начинающего писателя за руку и подтащила к телевизору.

— Смотри! — со скрытой угрозой в голосе воскликнула она. — Видишь? — ткнула пальцем в экран, где шла новостная программа. — Вот люди погибают на войне! — переключила канал. — Вот — дети в Африке умирают от голода! — щелкнула еще раз. — Вот — негры отстаивают свои права! — Затем, включила следующий канал, где диктор, полным напряженного трагизма и уверенности в победе голосом сообщал о развернувшейся битве за урожай. Опять переключила. Мультфильм про Мальчиша-Кибальчиша — мальчика со странным именем, который не выдал врагам военную тайну, звал к подвигу и самопожертвованию. Мысль о том, что Кибальчиш мог просто не знать именно ту тайну, которую у него хотели выпытать враги, посетила Сашеньку значительно позже, в подростковом возрасте, но высказать крамольное предположение вслух пионерка не решилась.

— Во-от! — торжествующе воскликнула мама и еще раз щелкнула переключателем, но программ больше не нашла. Время такое было на телевидении. Советское, когда «Дом-2» еще не показывали.

— А ты, — в голосе мамы зазвучали торжествующе-осуждающие нотки, — ты пишешь про какой-то цветочек!?

Потрясенная увиденным, девочка понуро отправилась к столу и решительно дописала: «Так погиб цветочек, жизнь которого прошла не в борьбе!»

Мама была довольна, но в этот момент в ребенке погиб писатель-романтик, убитый в зародыше суровой действительностью.

Однако жажда творчества была столь велика, что вскоре, оправившись от душевной травмы, Сашенька решила стать художником. Тем более что папа подарил краски. Правда, за пару лет до этого, прочитав книгу о Моцарте, девочка хотела быть композитором, но однообразные изматывающие гаммы, которые надо было повторять по много раз, встали непреодолимым заслоном на пути сочинительства. Гаммы были прозой жизни, а душа требовала творческого полета. Именно поэтому она тогда же решила стать поэтом и оставалась им целый вечер — прекрасный и вдохновенный! С трудом дождавшись утра, она прибежала к папе в ванную и возбужденно-подрагивающим голосом прочитала пришедшие ночью с небес строки:

«О, весна без конца и без краю — без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь, принимаю и приветствую звоном щита!»

Потрясенный папа даже перестал бриться, наклонился и молча обнял поэтессу. Вдохновленная успехом, Сашенька отправилась завтракать. В то утро даже морковный сок, торопливо проглоченный с закрытыми глазами, показался не таким отвратительным, потому что она вся была там, за письменным столом, где чистые листы бумаги нетерпеливо ждали новых шедевров, а перьевая ручка — орудие настоящего поэта, сочилась чернилами, чтобы перенести эти самые шедевры на бумагу. Музыка новых стихов уже звучала у нее в ушах…

На столе, прямо в центре Сашенька обнаружила открытую книгу стихов . «О, весна без конца и без краю — без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь…» — прочитала она. Сказочную мысль о том, что ее стихи так быстро смогли напечатать, она отмела, детским умом осознав, что чудеса бывают только на Новый Год, до которого еще целая жизнь. Если считать с июня…

…А краски папа подарил настоящие. Масляные. Сочные. Не какую-то жалкую акварель, расплывающуюся по бумаге туманно-дымчатыми бледными разводами. Подарил и увел маму в гости. Ясно, чтобы не мешать.

Сашенька, естественно, решила сделать родителям подарок. Краски и кисти у нее уже были. Оставался вопрос, что же нарисовать? Жанр портрета ее не очень привлекал. Трудно добиться сходства. В памяти ребенка всплыли уже известные ей имена Леонардо да Винчи, Микеланджело и даже название Сикстинская капелла — произведение, соответствующее масштабу ее собственного замысла. Оставалось найти подходящую поверхность. Девочка задумчиво постояла около стены родительской спальни, но, поразмыслив, поняла, что красок может не хватить. Подходящая по размеру поверхность обнаружилась за шкафом. Кусок оргалита, шершавый с одной стороны, но совершенно гладкий с другой, много лет назад убранный туда мамой на всякий случай, дождался своего звездного часа. Правда, попытка немного выровнять края основания будущего шедевра при помощи папиного лобзика не увенчалась успехом. Лобзик оказался непрочным, за что и был заброшен за шкаф. Вздохнув, девочка расположилось за столом на кухне, предусмотрительно постелив на него новую белую кружевную клеенку. Разделочная доска превратилась в мольберт, на котором ребенок развел краски подсолнечным маслом. Однако выяснилось, что дезодорированное и рафинированное масло жидковато и пахнет слишком уж гастрономически, поэтому был найден заменитель в виде масла кокосового, аромат которого напоминал любимое печенье с кокосовой стружкой. Сашенька сделала первый мазок…

…Картина удалась! Деревенский домик, по крышу занесенный снегом, отливающим розовыми, голубыми и желтыми оттенками в свете огромной луны, похожей на недожаренную пиццу, — к концу работы ребенок проголодался, — в окружении задумчивых и настолько разлапистых елей, что пришлось даже дорисовывать концы ветвей на клеенке, был прекрасен! Чудесный новогодний пейзаж и достойный фон для появления Деда Мороза с подарками и Снегурочкой, которая то ли его жена, то ли дочка, то ли внучка, то ли соседка — девочка тогда в такие подробности не вникала, с восторгом встречая разновозрастных и разногабаритных особ, сопровождавших праздничного старца каждый год.

Поздно вечером, услышав звук открывающейся двери, она спряталась под стол. Сюрприз — так сюрприз!

Но родители ее даже не стали искать. Сразу приступили к обсуждению. Выслушав горячие аргументы за и против своего творчества, Сашенька решила не выходить замуж. Никогда!

А потом наступил переходный возраст, о чем свидетельствовали скорбные и сочувственные взгляды окружающих, то и дело повторявших таинственную фразу об этом самом возрасте. Переходить было интересно. Внешние изменения в форме тела и внутренние в организме заставляли наблюдать за собой и размышлять. Тогда-то ее впервые и посетила мысль о том, что врач — интересная профессия, а анатомия — занимательный предмет.

В руках мамы все чаще стал мелькать папин ремень, как средство, стимулирующее ускорение перехода. Ремней у папы оказалось несколько. Видно, мама заранее готовилась. После каждого наказания ребенок забрасывал очередной использованный аргумент за пустивший корни в паркет могучий дубовый шкаф. И вот однажды случилось долгожданное: утром папа, растерянно подвязав брюки розовым пояском от маминого халата и, проходив весь день на работе в наглухо застегнутом пиджаке, навсегда перешел на подтяжки. Это была победа! Тем более что в двенадцать лет Сашенька начала летать во сне, и поводов для жесткой аргументации стало больше. В самих полетах, конечно, ничего плохого не было. Проблема была в том, куда деточка отправлялась, покинув собственное спящее тело. А летала она, как правило, по известным маршрутам: к родственникам и друзьям семьи. И утром делилась с мамой впечатлениями от увиденного, в мельчайших подробностях описывая, кто что говорил, что делал и во что был одет, если был одет вообще. Сначала мама посмеивалась, выслушивая послеполетные впечатления девочки и даже делилась по телефону с родственниками и знакомыми, которые тоже весело смеялись, пока речь не заходила о них самих и пикантных подробностях их личной жизни. Выслушав эти самые подробности, они почему-то испуганно замолкали и, пробормотав невнятно про удивительные совпадения, которые, конечно, случаются в жизни, надолго пропадали, что естественно настораживало и расстраивало маму, привыкшую к регулярному общению. Обеспокоенная странной реакцией родственников и знакомых, мама начала неожиданные ночные проверки. Со словами: «Спи, спи, деточка, я на минутку», стала неожиданно включать по ночам свет, проверяя, на месте ли ребенок. Ребенок всегда был на месте, но от резко прерванных снов у девочки начались головокружения. Она стала просыпаться по ночам от того, что все вокруг раскачивалось, как на палубе корабля, попавшего в жестокий шторм. Держась за шаткие стены, с отчаянным криком: «Помогите! Все сюда!» она перебиралась в спальню родителей, которые, естественно, всегда были рады. Мама успокаивала и убаюкивала ребенка, но с каждым днем, точнее ночью, мрачнела все больше. В воздухе запахло грозой…