Перчинка - Франко Праттико
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Суеверные женщины, видя, как он бесстрашно входит под вечер в мрачные лабиринты старого монастыря, куда они и днем-то не решились бы заглянуть, чувствовали к нему невольное уважение. Однако из-за этого он не мог принимать участия в играх своих сверстников. Ребята его недолюбливали. Отчасти они завидовали его вольной жизни, отчасти немного его побаивались, потому что как ни говорите, а с Вельзевулом шутки плохи. Да и самому Перчинке некогда было бездельничать. Ему приходилось думать о том, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Весь день он носился с поручениями, таская корзинки, делал множество всяких мелких дел, и у него просто не оставалось времени на то, чтобы кидаться камнями или участвовать в сражениях, которые разгорались среди холмов и оврагов на окраине города.
А кроме того, Перчинка водил компанию со взрослыми, с настоящими мужчинами, которые приходили ночевать в «его» развалины, когда у них возникали неприятности с полицией. При встречах, здороваясь с ним, они многозначительно подмигивали, и это вызывало жгучую зависть у всех без исключения сверстников Перчинки.
Найти товарищей ему помогла война. Именно благодаря войне он и подружился с Чиро и Винченцо. Раньше у него никогда не было ни одного настоящего друга.
Итак, в один прекрасный день вспыхнула война. До сих пор Перчинка (да и не он один) не представлял себе, что это за штука. Ведь он всю жизнь думал только об одном — где бы добыть еды, следил за тем, как блуждали кошки по подземным переходам, и, уж конечно, никогда не слушал радио. До сих пор для него важнее всего было незаметно пробраться через подземный ход, который он собственноручно расширил для этой цели, в кладовую капуцинов, которая ломилась от запасов съестного.
Но вот однажды — Перчинке было в то время немного больше девяти лет вдруг начали бомбить Неаполь, и Перчинке поневоле пришлось заметить то, что уже давно было известно всем обитателям переулка. Когда он впервые увидел разбитый фугаской дом и плачущих возле него людей, его охватило странное щемящее чувство. Ведь всего несколько часов тому назад дом был цел и невредим, полон жизни, гудел голосами, и вдруг он превратился в безмолвную груду развалин, похожую на его жилище, даже еще хуже. Ничего не понимая, мальчик попробовал хоть что-нибудь разузнать у одной знакомой ему женщины, которая всегда обо всем знала, но та только ткнула пальцем в небо, где сейчас кружились ласточки, буркнув, что беда пришла оттуда, и, надо сказать, Перчинка вполне удовлетворился этим объяснением, не пытаясь докопаться до истинной причины того, что произошло.
Однако он не ушел, а, наоборот, направился к разрушенному американской бомбой дому: эти свежие руины, появившиеся здесь непонятным образом, притягивали его как магнит. Взобравшись на стену, засыпанную известкой и острыми обломками кирпича, он стал карабкаться дальше до самого верха этой кучи, в которую превратилось насмерть пораженное здание. Озираясь по сторонам, он видел только зловещие тени, отбрасываемые частями уцелевших стен. Вдруг из-за огромной кучи кирпича ему послышался какой-то голос. Недолго думая он полез дальше, чтобы узнать, в чем дело.
Неожиданно в небольшой яме за грудой камней он увидел двоих ребятишек чуть моложе себя. Они сидели обнявшись, и один из них плакал. Его-то голос и услышал Перчинка. Он, подошел и сел рядом с ними. Но они даже не посмотрели в его сторону.
— Это ваш дом? — спросил Перчинка.
Малыш, который не плакал, поднял на него глаза и кивнул.
— Ага! — прошептал он и тоже заплакал.
Конечно, Перчинка не мог знать, что значит потерять семью. Зато он очень хорошо знал, что значит потерять дом, и ему стало жалко ребят.
— Что вы тут будете делать? — сказал он. — Ночь на дворе. Скоро холодно станет.
Ребята не ответили.
Перчинка долго сидел рядом с ними, не говоря ни слова, не шевелясь, терпеливо ожидая, пока они успокоятся. Наконец он заботливо спросил:
— Хотите есть?
Ребята утвердительно кивнули, а тот, что был поменьше, шмыгнул носом.
— Ну, тогда пошли, — вставая, проговорил Перчинка. Оба мальчика без разговоров двинулись вслед за ним и скоро добрались до развалин монастыря. С тех пор ребята, так же как и Перчинка, стали их постоянными обитателями, и у мальчика впервые в жизни появились друзья. Правда, он не особенно задумывался над этим. Просто ему было приятно, что есть Винчено, который никогда не забывает натаскать из соседнего хлева свежей соломы для постелей, и есть Чиро, всегда готовый отправиться с ним на поиски чего-нибудь съестного. А сам он казался обоим своим маленьким товарищам каким-то необыкновенным, почти взрослым. Рядом с ним они ничего не боялись. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он постоянно о них заботился, а им и в голову не приходило в чем-нибудь его ослушаться. Скоро они тоже научились играть в карты и просиживали за ними долгие вечера, совсем как взрослые в кабачке-бильярдной Аньелло, в котором ребята бывали в те далекие времена, когда еще не было воздушных тревог.
Глава III
ОБЛАВА
В тюрьме, в своей камере, Марио ни разу так хорошо не высыпался. А там и койка была, конечно, гораздо удобнее, чем эта жалкая охапка соломы, великодушно предложенная ему Перчинкой, да и стены в Поджореале были не такие сырые, как здесь, в покинутом монастыре. Словом, отдохнул он на славу. Вот что значит очутиться на свободе!
Марио с наслаждением потянулся. В этот момент ему на лицо упал луч солнца, пробившийся сквозь щель в потолке. На его часах было без четверти шесть. Он чувствовал голод и жажду, но отдохнувшее тело снова стало послушным и сильным. В развалинах монастыря не слышно было ни малейшего шума.
«Ребята еще спят, — подумал он. — А может быть, отправились за чем-нибудь на улицу».
Ему очень хотелось умыться, но он не знал, где здесь можно достать воды.
В этот момент вошел Чиро и молча ему улыбнулся.
— Здорово! — весело воскликнул Марио.
— Здорово! — в тон ему отозвался мальчик.
Чиро был маленький крепыш. Казалось, он не ходил, а катился, словно шарик. Его смешную мордочку так густо усеяли веснушки, что на него нельзя было смотреть без улыбки.
— Как бы чего-нибудь поесть? — продолжал Марио. — Да и умыться заодно.
Несколько секунд Чиро молча с любопытством смотрел на нового знакомого. Ранний луч солнца, игравший на полу, оживлял комнату.
— Если хочешь есть, — пойдем, — ответил мальчик. Вопрос об умывании был ему явно не по душе, и он пропустил его мимо ушей. Марио в последний раз сладко потянулся и с вожделением подумал о хорошей бане. Он уже забыл, когда мылся в последний раз.
В подземном зале, где его принимали накануне, над маленьким костром висел котелок, вокруг которого хлопотали Перчинка и Винченцо. Сырые коряги так отчаянно дымили, что Марио чуть не задохнулся. Ребята обливались слезами.
— Что за чертовщину вы тут творите? — спросил Марио.
Мальчики подняли на него слезящиеся глаза.
— Молоко, — ответил Винченцо.
— Молоко? — воскликнул пораженный Марио.
В те времена стакан молока считался целым состоянием. Где же эти пройдохи ухитрились его раздобыть? Перчинка все объяснил.
— Это Винченцо, — сказал он. — Сегодня утром он был в деревне, ну и… одолжил немного у одного крестьянина, у которого есть корова.
Для Марио было совершенно ясно, что значило это «одолжил». Но Винченцо улыбался, очень гордый собой.
— Целую бутылку! — проговорил он.
— Украл? — воскликнул Марио.
Ребята с удивлением уставились на него, как будто не понимая, о чем он говорит. Потом оба рассмеялись, а Марио стало даже как-то совестно за свой вопрос. Ведь должны же они в самом деле что-нибудь есть! А кроме того, кто знает, может быть, они сделали это даже ради него! Он был не слишком щепетильным, когда воспользовался гостеприимством этих ребятишек. Тогда он их ни о чем не спрашивал; так стоит ли теперь быть чересчур придирчивым? Разве они уже не сделали для него больше, чем он мог ожидать?
С этими мыслями Марио уселся рядом с ребятами и принялся за свою долю молока, поминутно вытирая слезы, градом катившиеся у него от дыма, который продолжал валить.
— Право, ребята, я вам очень благодарен, — пробормотал он, допив кружку.
Ни один из мальчишек даже не взглянул на него. В конце концов, думал Марио, для них это самая обыкновенная вещь, даже, можно сказать, развлечение. Что ни говори, ребята — всегда ребята. Им, должно быть, самим страсть как интересно прятать человека, которого разыскивают и который неизвестно что натворил.
В эту минуту Чиро что-то шепнул Перчинке. Мальчик посмотрел на Марио и поднялся с земли.
— Ты правда хочешь умыться? — спросил он.
Потом, сделав мужчине знак следовать за собой, повел его по лабиринту переходов в огромную сырую комнату, в которой, вероятно, когда-то помещалась монастырская прачечная. Там стояла источенная сыростью и временем каменная ванна, над которой торчал невероятных размеров кран.