Встречи с неизвестным. Реальные рассказы - Евгения Пёрышкина

…От знающих людей я не раз слышала, что «аэропорт – это одна большая семья». И я очень хорошо это почувствовала, когда начала летать. Каждый рейс разные стюардессы как бы между прочим задавали мне один и тот же вопрос: «Ты чья?» А я была ничья, сама собственная. Девушка, которую пригласили подработать летом на авиалиниях, по какой-то причине отказалась, и мне предложили заменить ее. Все препоны при устройстве в аэропорт я прошла с помощью моего благодетеля, так я называла человека, взявшегося устраивать меня на работу. Так я и оказалась в «большой семье».

В мой первый рейс была очень плохая погода, шла штормовая гроза, и самолет болтало из стороны в сторону. Весь полет я провела на служебном сиденье у входа в кабину пилотов, ничего не видя и не слыша кроме целлофанового пакета перед собой и рева бури за иллюминатором. Я жестоко страдала, меня выворачивало наизнанку.

Я думала, что меня уволят, как только мы вернемся в аэропорт. Но, видимо, мне было необходимо пройти огонь, воду и медные трубы, и мне дали еще шанс.

В конце рейса, когда я немного пришла в себя, старшая стюардесса, оказавшейся очень доброжелательной женщиной, раскрыла мне способ, которым можно было привести себя в работоспособное состояние к следующему разу.

Все три дня, что отделяли меня от новой попытки полета, я, как она мне сказала, массировала точку за ухом, отвечающую за вестибулярный аппарат человека. До изнеможения, до боли я пыталась нормализовать его работу. Неужели все кончится, так и не начавшись? И через три дня, едва сдерживаясь, борясь с тошнотой, прикидываясь, что у меня все отлично, я выдержала рейс. А потом еще через несколько взлетов и посадок я, наконец, почувствовала, что могу летать, не пользуясь точкой для массажа.

Все бы хорошо, да характер меня вынес на другие проблемы. Кому-то приходилось работать на кухне, другие шли обслуживать пассажиров в салон. Интереснее, конечно, было идти в салон, особенно на московских рейсах.

Столичный рейс считался элитным, там всегда можно было встретить немало «денежных мешков», которые за сервис на высоком уровне и за должное обхождение могли и чаевыми одарить, а интеллигентные и культурные люди могли бы и телефончиком побаловать. Незамужних стюардесс в авиафлоте, увы, было большинство.

Мне было смешно наблюдать, как некоторые стюардессы, навертевшись перед зеркалом, напудрившись и нарумянившись, одернув короткую юбку (это в зрелом-то возрасте!), мчались к пассажирам.

А меня, как безответного стажера, постоянно ставили на кухню. Правда, когда мы везли рабочих-вахтовиков в Сибирь, меня тогда, не спрашивая, выпихивали в салон. Усталые, грязные, потные пассажиры никого из экипажа не интересовали. Но и меня тоже… В свои восемнадцать лет я думала, что я неотразима. И я хотела получить свою долю внимания. И получила.

Кому-то проявление моего «я хочу» о-о-очень не понравилось. Начались гонения.

После окончания своей работы, когда до прибытия в аэропорт остается минут пятнадцать, стюардессы любят занимать свободные места среди сидящих в салоне. Это гораздо удобнее, потому что служебные места – маленькие складные стулья, прикрепляющиеся к стенкам у выходов самолета.

Как-то, когда я разносила чай, один из пассажиров – симпатичный молодой мужчина, сидящий в самом конце самолета, пригласил меня, если будет время, поболтать. Не находя в этом ничего предосудительного, так как раньше я видела, как другие стюардессы делали то же самое, я по их примеру на время посадки самолета подсела на пустующее место рядом с этим человеком. Пока мы о чем-то с ним говорили, я заметила, как мои коллеги, которые все на этот раз остались на кухне, несколько раз нервно выглядывали из-за шторки, отделяющей служебное помещение от салона. Не придав этому никакого значения, я спокойно болтала с общительным соседом.

1-й донос. После увольнения я узнала, что я «флиртовала с пассажирами, гнушаясь своими обязанностями».

Сибирские рейсы – длинные и с промежуточной посадкой, они требуют двух экипажей на борту лайнера. Во время своего отдыха на обратном пути сменный экипаж стюардесс и летчиков, прикупив кедровые орешки и водку, расслаблялся на первых четырех рядах кресел.

Я же предпочитала дремать, отсев от всех на последний из этих рядов. Однажды в один из таких рейсов ко мне присоседился один из успевших «согреться» пилотов. Стал о чем-то мне толковать, о своей ко мне симпатии, в общем, прельщал, чем мог. Мне было скучно. Сославшись на усталость, я отвергла заигрывания мастистого летчика.

2-й донос. При увольнении, когда мой благодетель пытался договориться о продление контракта, до его сведения довели, что «во время работы я дремала».

После каждого рейса членам экипажа выдавался паек. Меню пайка висело в помещение, в котором экипажи регистрировались перед своим рейсом. Я никогда не читала его и не обращала внимания на то, что паек содержал при выдаче. Пайки были всегда очень большими, особенно на этих пресловутых московских рейсах. Паек увеличивался еще за счет того, что оставалось после пассажиров.

Пакетики с сыром, сахаром, чаем, вода сладкая, лимонадная, минеральная. Все это распределялось старшей стюардессой между членами экипажа. И каждому доставалась объемная сумка с едой. Выдаваемых продуктов мне лично хватало на два-три дня (!) до следующего рейса.

Однажды краем уха я услышала, что написанное в меню не всегда соответствует выдаваемому, не достает то котлеты, то колбасы, то мяса. Недодаваемые продукты старшая якобы потихоньку продает богатым клиентам.

Как отравленное зелье подействовали на меня эти слухи. Я начала сличать меню и содержимое своего кулька после раздачи, утверждаясь в справедливости сказанного. Во мне проснулось желание восстановить справедливость. (И это-то у стажера!) Я решила проконтролировать распределение пайков и проследить за процессом заполнения кульков экипажа в ближайший же рейс.

И вот, когда настал этот щекочущий момент, я, заняв, как мне казалось, весьма нейтральную позицию, а именно, на кухне, за спиной старшей на некотором расстоянии от нее, я встала, сложила руки на груди и устремила взгляд в пространство перед собой.

Все обомлели. Они, как обычно, стояли у выхода. Одни с испугом, другие с любопытством, а опытные с сожалением наблюдали за сценой. Никто до этого не смел подступаться к сакральному месту. Старшая, оглянувшись и очень выразительно на меня посмотрев, продолжила свое действо: кому больше, кому меньше. А я чувствовала себя героем, вставшей на защиту интересов рядовых коллег. Но этот ложный героизм меня и вычеркнул из рядов стюардесс.

3-й донос. Мой благодетель, выйдя слегка потерянный от начальника службы после приватного разговора, пояснил, что мне следовало бы вообще отдавать свой паек старшей, чтобы заслужить ее любовь и расположение.

А ты знаешь, я свой паек отдавала, но соседу по общежитию. Я не ела ни бифштексов, ни котлет, которые нам выдавались, а подкармливала ими своего собрата. Может быть, это доброе дело зачтется мне где-нибудь в другом месте?..

Поработать Катя – поработала, а личная жизнь осталась на прежнем месте. Как не было никого, так и нет. И Кате опять взгрустнулось.

Идеал, которого нет на свете

1

В ту последнюю ночь каникул печальные, горькие мысли липкой, тянущейся массой обволакивали мое сознание. «Каждый прожитый день уходит в недосягаемое вечное Прошлое. Неотступно, день за днем, неделю за неделей поглощает ненасытное время лучшие годы. Прошлое невозвратимо, никогда не вернется и юность. Прекраснейшая пора незаметно уходит, и нет такой силы, которая могла бы задержать ее хоть на миг. Совсем скоро придет мой день рождения. И полетят новые дни, недели, месяцы. И бесстрастное время, все также, размеренно и неутомимо, будет крутить веретено и прясть непрочную нить обыкновенной человеческой жизни», – думала я. – «Почему я одна? Почему у других есть друзья, а у меня нет? Чем я хуже? Неужели я никому не нравлюсь?» И слезы, неизменные спутники подобных размышлений наворачивались мне на глаза. «Я симпатичная, у меня красивые длинные волосы, стройная немного спортивная фигура. Что же еще надо? Парни ходят и с гораздо менее привлекательными девчонками. А почему у меня до сих пор нет друга?»

Тоска и одиночество повергли меня в полное уныние, и жизнь показалась совершенно бессмысленной и никчемной.

ПРОКЛЯТИЕ СУДЬБЫ

Как скоро совершиться то,Что с трепетом я призываю?Где тот, о ком я так рыдаю,Где тот, кого любимым нареку?..

Уныло протекают дни,Без цели топчутся желанья.О Небо, неужели ТыСочтешь пустыми все мои страданья?

Я в стороне…Словно меня вокругОчерчен злой рукою круг.Одна, одна, одна…

Полярным холодом объята,Безмолвием пустынь окруженаИ как давно забытая страна,За гордый нрав я сожжена дотла.

И для других —Бурлит гроза и водопад грохочет,И для других – ревут ветраИ пена на волнах хохочет.А для меня – опять зияет пустота.Так где же молодостьСчастливая моя!..

Разверзнись, Земля,Прими мои стенанья,Сними с меня Проклятие Судьбы!Я одиночество свое свергаю,С рождения душившее меня!

Но молодость не умеет испытывать одно и то же чувство, каково бы оно ни было по силе, длительное время. И Катя, немного успокоившись, уснула.