Мистер Смит и рай земной. Изобретение благосостояния - Георг фон Вальвиц

Почему людям так тяжело даётся всякое изменение, даже если они точно знают, что, следуя выбранному курсу, они экономически потерпят поражение, а морально не выиграют ничего? Антон Чехов описывает в своей пьесе «Вишнёвый сад» паралич привилегированного общества, которое не может ни изменить себя, ни отказаться от себя. Некогда состоятельная русская дворянская семья оказывается в пьесе без средств. Она долго жила очень хорошо и никогда не задумывалась о том, откуда, вообще-то, берутся деньги. Жизненный стандарт семьи был не без элегантности приспособлен к имеющимся ресурсам, они привыкли к нему, как к долго ношенному праздничному костюму. Они и впредь ожидали от судьбы всего того, что полагается удачной жизни – например, возможность годами жить в Париже и иметь незастроенный вид на реку. Голос разума в этой пьесе принадлежит Лопахину, бывшему крепостному семьи, который разбогател на предпринимательстве. Он питает симпатию к прежним господам и пытается довести до их понимания две вещи: что им грозит разорение и как им избежать гибели. Его предложение гласит: самую красивую часть имения, вишнёвый сад, разбить на дачные участки и построить там для горожан летние домики. Но Лопахину не удаётся убедить господ ни в том ни в другом, поскольку семья предпочитает цепляться за призрачные надежды, чем портить себе настроение голыми расчётами и якобы экономической необходимостью:

Гаев. Ярославская тётушка обещала прислать, а когда и сколько пришлёт, неизвестно…

Лопахин. Сколько она пришлёт? Тысяч сто? Двести?

Любовь Андреевна. Ну… Тысяч десять-пятнадцать, и на том спасибо.

Лопахин. Простите, таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я ещё не встречал. Вам говорят русским языком, имение ваше продаётся, а вы точно не понимаете.

Любовь Андреевна. Что же нам делать? Научите, что?

Лопахин. Я вас каждый день учу. Каждый день я говорю всё одно и то же. И вишнёвый сад, и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать это теперь же, поскорее, – аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтоб были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.

Любовь Андреевна. Дачи и дачники – это так пошло, простите.

Гаев. Совершенно с тобой согласен.

Лопахин. Я или зарыдаю, или закричу, или в обморок упаду. Не могу! Вы меня замучили!

Происходит то, что и должно происходить: не происходит ничего. На принудительной продаже с публичных торгов сам Лопахин и покупает имение и затем делает то, что содержит в себе экономический смысл. Вишнёвый сад вырубается. В конце на заднем плане слышится звук топора, которым рубят чудесные деревья, не приносившие, правда, дохода. Вот что случается с обществами, в которых привилегии разрушили воображение: они скорее погибнут, чем реформируются. В этом глубинная причина плохих прогнозов для европейского проекта.

Полем деятельности, которое необходимо открытому обществу и действующей экономике, должен быть безупречный газон, на деле же редко попадается что-либо, кроме ухабистой площадки. Тем отважнее была идея Вольтера вообразить мир разума и заработка, равенства и справедливости, при котором рай на земле будет достигнут и сделается всеобщей реальностью. Ничего такого не было никогда и, пожалуй, не будет, по крайней мере до тех пор, пока человек ищет для себя преимуществ и чурается трудов. Но утописту всё едино, ему можно смело прорываться за пределы вялой инертности людей и расписывать себе, как могло бы выглядеть воплощение царства небесного на земле.

Детская комната экономики

Вы, итальянцы, изобрели вексельное дело и банки; да простит вам Бог.

А англичане – те изобрели политическую экономию, и этого человеческий гений им не простит[13].

Наряду с индейкой на день благодарения – в память об отцах-пилигримах с корабля «Мэйфлауэр» – в США есть ещё один миф об основателях, который вновь и вновь рассказывают молодым людям долгими вечерами у камина. Это история колонистов Джеймстауна, которые первыми заселили английские колонии в Северной Америке.

От англичан в XVI веке не укрылось, что испанцы завладели в Южной и Центральной Америке изрядными богатствами. Модель бизнеса была проста. Испанцы брали в плен местных вождей, используя их в качестве залога, порабощали население и посылали его в рудники, чтобы те добывали золото и серебро для новых господ с острыми бородками. И этого добра у испанцев внезапно скопилось так много, что это привело всю Европу к ощутимой инфляции, из-за чего и англичане обратили внимание на новые возможности. Чтобы прийти к богатству тем же способом, в Лондоне была образована Virginia Company, которая в 1606 году снарядила три корабля и отправила их в Северную Америку. Север был не лучшим выбором, но густо населённые и богатые части континента были уже захвачены иберами, так что англичанам пришлось довольствоваться тем, что ещё оставалось незанятым. Итак, корабли встали под паруса и пустились к Чесапикскому заливу и вверх по реке, которую они назвали именем своего короля Джеймса. 14 мая 1607 года они основали на удобном месте поселение Джеймстаун.

Как только было обустроено самое необходимое, колонисты стали подыскивать подходящего царька, которого можно было бы взять в плен. Вождь Вахунсунакок, который управлял этой местностью, жил милях в двадцати, в Веровокомоко, но он был недоверчив и не собирался попадаться в чьи-либо руки. На такую ситуацию никто не рассчитывал, и англичане растерялись. Им в голову не пришло самим возделывать поля, чтобы снять урожай и сделать запасы на зиму. Никто ведь никогда не слышал, чтобы испанцам пришлось работать самим, и если уж пришлось покинуть Англию, то не для того же, чтобы вкалывать в Новом Свете, как вкалывали у себя дома. Итак, они сидели и ждали царька, который никак не попадался в плен.

Запасов на зиму было мало. Корабли поплыли назад, в Англию, чтобы привезти новых колонистов и продовольствие, но было неясно, когда они смогут вернуться. Руководство колонией взял на себя Джон Смит, рыцарь удачи, который раньше воевал с голландцами за англичан и с турками – за австрийцев (турки взяли его в плен и продали в рабство, но он смог освободиться, украв у своего хозяина одежду и коня, и средь бела дня гордый, как турок, ускакал в Австрию). Смит наладил торговлю со всё ещё сторонящимися их индейцами и тем самым добыл основные продукты питания. Во время одной экспедиции он попал в плен к Опечанканугу, младшему брату вождя, и был доставлен в Веровокомоко. Временами перспективы Смита были совсем нехороши, но Покахонтас, дочь вождя, влюбилась в него и добилась его освобождения. Без такого аспекта миф об основателях, конечно, обойтись не мог.

Постепенно Джону Смиту стало ясно, что испанская модель не переносится на Северную Америку. Во время своего пребывания в Веровокомоко он обнаружил, что у индейцев нет золота. «Всё их богатство состоит в продовольствии», – разочарованно пометил он в своём дневнике. Но он был реалистом и осторожно пытался приучить колонистов к мысли, что им придётся работать самим. В конце концов, когда те начали проявлять в ответ на это несдержанность, он издал закон, согласно которому «he that will not work shall not eat»[14]. И дело больше не выглядело как латиноамериканская мечта.

Колонисты пережили зиму, и корабли привезли новые запасы и новые идеи из Лондона. Теперь план состоял в том, чтобы втереться к вождю в доверие, пригласив его в Джеймстаун, чтобы короновать его в качестве вице-короля под верховной властью Якова I. Для этой цели из Англии привезли пирит, сверкающий камень, который хотели выдать за золото. Это была блестящая задумка, но Вахунсунакок не знал, какой ему толк от такого предложения. И пришлось колонистам самим отправиться к нему, чтобы короновать его в его собственном городе. Но это переполнило чашу терпения. Вахунсунакок, и без того уже издёрганный новыми соседями, которым всё время от него что-то было нужно, прогнал колонистов и прекратил с ними все торговые отношения. После такого фиаско Смит вернулся в Англию, и колонистам опять стало нечего есть. Из 500 жителей, которые населяли Джеймстаун в 1609 году, до следующего марта дожили только 60.

Наступило время опять менять бизнес-модель. Раз уж не удалось заставить аборигенов работать на себя, колонистам придется самим поработать на Virginia Company. Страна была объявлена собственностью фирмы. Колонистов поселили жить всех вместе, как в казарме. Были образованы колонны рабочих, которые подчинялись представителю фирмы. Были изданы законы, по которым карался смертью тот, кто пытался сбежать, кто крал что-нибудь или продавал на сторону продовольствие или имущество. Таким методом, подобным тому, что ныне практикуется разве что в Северной Корее, в Лондоне надеялись хоть что-то извлечь из колонии. Но даже эксплуатация своих людей не привела к цели. Как ни переводили колонистов на казарменное положение, как ни грозили им смертной казнью, каким лишениям ни подвергали, а дело так и не закрутилось. Джеймстаун оставался нищим, а Virginia Company терпела убытки.