Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глория не знала, каким образом должно было прийти к ней прозрение, и притворилась задумчивой. Ее мозг работал в усиленном режиме, но никаких данных по поводу ребенка сидящей напротив Полины Жемчужной в голову не приходило.
Похоже, дар предвидения ей от Агафона не передался. И что теперь? Извиниться перед актрисой и…
Внезапно в ее сознании возникла кровь… много крови… бледное запрокинутое лицо… белые стены…
– Вы… убили своего ребенка, – вырвалось у Глории прежде, чем она успела прикусить язык. – Убили его…
Дама отшатнулась, ее щеки побелели, а пальцы судорожно стиснули сумочку цвета слоновой кости.
– Нет… вы не можете…
– У вас были на то основания, – уже спокойнее добавила Глория. – С тех пор вас гложет раскаяние. Чувство вины. Но… вы поступили правильно. Вам не за что корить себя…
Откуда у нее брались эти невообразимые выводы, эти страшные слова? Словно внутри нее прятался невидимый подсказчик, который вкладывал фразу за фразой в ее уста, а она лишь послушно их озвучивала…
– Отец ребенка знает?
– Нет, – мотнула головой актриса. – Я скрыла от него свою беременность… Я хотела проверить! Видите ли… у плода выявили патологию. Мне предложили аборт, и я… согласилась. А как бы вы поступили на моем месте?
В ее голосе сквозило отчаяние. Глория обратила внимание, что на безымянном пальце ее правой руки нет обручального кольца. Жемчужная не замужем.
– Это был аборт, – с горечью произнесла она. – Но вы правы. Я убила своего ребенка…
Глория попыталась смягчить жестокий вердикт.
– Возможно, я неправильно выразилась… я имела в виду…
– Не утешайте меня. Убийство ничем нельзя оправдать! Бог дает жизнь, и только Он ее отбирает. Я совершила ужасный грех…
– Мужчина, от которого вы…
– Я не смогла ему признаться! В нашем роду уже случалось подобное…
– Синдром Дауна? – догадалась Глория.
Посетительница подавленно кивнула. Она не знала, что перед ней сидит врач, и приняла слова Глории за новое доказательство ее магических способностей.
– Мне следовало заранее обратиться за генетической консультацией… еще до зачатия. Почему я не сделала этого?! У меня случилось затмение ума! Вы понимаете? Я потеряла голову… обо всем забыла!
Глория старалась вызвать в сознании образ отца ребенка, однако безуспешно. Очевидно, процесс ясновидения не поддается контролю. Или она пока что не умеет им управлять.
– Мое положение тогда было двусмысленным… впрочем, оно и сейчас такое же…
– Отец ребенка не собирается жениться на вас?
– Вероятно, он бы сделал мне предложение, если бы… Нет… думаю, нет.
Госпожа Жемчужная обрывала фразы, предполагая, что собеседница понимает, о чем идет речь. Или же у нее была такая манера общения.
– Вам нужно выговориться, облегчить душу, – сказала Глория. – Вы ходите на исповедь?
– Я не смею… Кроме того, разве между человеком и Богом нужен посредник?
– Иногда да.
– Я не верю священникам! – запальчиво воскликнула актриса. – Где гарантия, что они… Не могу же я требовать от них конфиденциальности?
«Она боится шантажа, – догадалась Глория. – Значит, уже был прецедент».
– Вообще-то тайна исповеди существует априори…
– Скажите еще о врачебной тайне!
«Ее шантажирует… или шантажировал доктор, – констатировала Глория. – Бедная женщина. Мечется, словно птица в силках… Интересно, где она берет деньги, чтобы платить вымогателю? У своего покровителя?»
– Сколько вы заплатили доктору за молчание?
Актриса вспыхнула, – первым ее побуждением было все отрицать. Однако, осознав нелепость подобного поведения, она смирилась с неизбежным. Ей придется рассказывать обо всем. Ведь Глория сразу изобличит ее во лжи.
– Много…
– А требуется еще и еще?
– Я не знаю, что мне делать!
– Сначала вы отдали собственные сбережения, а потом… попросили взаймы?
– Да. Ненавижу просить, но… – Она расплакалась. – Какой стыд! Я не собиралась говорить об этом…
– Исповедь нужна не мне, а вам, – располагающе улыбнулась Глория. – Нельзя носить в себе горечь и боль.
Жемчужная пользовалась дорогой тушью, но слезы размыли тщательно нанесенную краску, и на щеках образовались темные потеки.
– У меня нет актерского образования, – начала она. – Зато есть природный талант. Моя бабушка окончила консерваторию, она сама ставила мне голос. Мне очень хотелось петь, но меня никуда не брали. Даже в рестораны. Кого сейчас прельстишь драматическим сопрано[5]?
«Вот оно что, – мысленно отметила Глория. – Она поет. Вероятно, оперетту… или кое-какие оперные партии. Ясно, почему о ней мало известно. Нынче широкая публика серьезной музыкой не увлекается. То ли дело „попса“ или „шансон“».
– Вы родом…
– Из Ярославля, – ответила Жемчужная. – У нас много церквей. После школы я стала певчей в соборном хоре. Наш регент[6] посоветовал мне выставить в Интернет ролик с исполнением оперной партии. Тогда это было в новинку. Я стеснялась, но он уговорил меня. Нашел человека, который помог сделать запись. Ролик вызвал неожиданный интерес. Меня пригласили на кастинг в Москву.
– Какой-нибудь музыкальный театр?
– Нет… частное лицо…
Она достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. На платке остались черные следы от туши.
– Он меценат? Покровительствует актерам?
– Да… это богатый предприниматель, тонкий ценитель искусства. Образованный, великодушный… Он решил создать собственный камерный театр и как раз набирал актрис для музыкальной труппы. Мое исполнение ему понравилось… Он предложил обучение за границей, в Италии. За его счет, разумеется. Для меня это был единственный шанс выйти на сцену… пусть маленькую, частную… выступать в концертах…
– И вы согласились.
– Могла ли я отказаться? Моя мечта осуществилась самым волшебным образом. Я была на седьмом небе от счастья! Родители предостерегали меня, но я их не слушала. Они боялись, что вместо выступлений я попаду в постель к своему спонсору, а потом – в заграничный бордель. Стану продажной девицей с оперным голосом. Пикантное дополнение к интимным услугам. Знаете, у обеспеченных мужчин – изощренные вкусы. Они уже не хотят платить за обычный секс.
– Такого с вами не случилось?
– Нет… конечно нет. Я на полгода уехала в Милан, брать уроки вокала. Со мной работали опытные педагоги. Они хвалили мой диапазон, тембр, но заявили, что оперной дивы из меня не получится. Я ведь окончила только музыкальную школу в Ярославле. Денег на продолжение образования не было. Бабушка занималась со мной дома, пока была жива. Мой удел – концертное исполнение. Об оперной сцене нечего и думать.
– Ваш покровитель был разочарован?
Актриса пожала плечами:
– Он оплатил мое обучение, и результат его удовлетворил. Я подавала надежды, а его маленький частный театр не шел в сравнение с настоящим храмом искусства. Мы оба поумерили свои амбиции.
«Он все-таки стал ее любовником, – подумала Глория. – Госпожа Жемчужная весьма дипломатично обходит вопросы о нем. Не хочет признаваться, что без постели не обошлось. Это от его ребенка она избавилась…»
– Что вы на меня так смотрите? – не выдержала посетительница. – Да, мы… полюбили друг друга! Это ведь не зазорно? Мое чувство благодарности переросло в привязанность, потом в страсть. Я выросла в деревянном домишке на окраине, с печным отоплением и без водопровода. А он показал мне, какой может быть жизнь! Все самое лучшее и приятное мне довелось испытать с ним. Что я видела до переезда в Москву? Нищету, вечные долги… В моей семье приходилось считать каждую копейку. Отец не пьет, но зарабатывает мало. Мама привыкла экономить на всем, – на еде, на одежде. Только здесь, в столице, я научилась носить красивые вещи, причесываться в салоне… у меня появились золотые украшения…
– Его подарки?
– Не без того. Разумеется, я сама зарабатываю. Мне платят приличное жалованье в театре. На все необходимое хватает.
– А на роскошь?
Жемчужная смутилась и залилась краской. Разговор давался ей тяжело. Хотелось бы сгладить кое-какие углы, но лукавить она не умела.
– Я принимаю его презенты… однако никогда ничего не прошу.
– Он старше вас…
– На пятнадцать лет, – кивнула она. – Для мужчины это зрелость.
Глория не то чтобы угадывала, – история провинциалки, которая приехала покорять Москву, была ей знакома. Похожий путь проделали многие.
– Вы меня осуждаете?
– Разве я имею право? – улыбнулась Глория. – Каждый сам строит свою судьбу.
– По крайней мере, я не лезу в чужую семью. Ни у кого ничего не отбираю.
– Он не женат?
Актриса покачала головой. Несмотря на нескромные признания, она держалась горделиво. Ее повадки отличались порывистой грациозностью, а осанка оставалась прямой, как у балерины. Очевидно, ее обучали не только пению, но и танцам.
