Снежная почта - Александр Житинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
II
«Покров показался. Трехглавая церковь…»
Покров показался. Трехглавая церковь,Погост, за околицей лес.Скрипучий автобус по самому центруНа пыльную улицу влез.
Бегут ребятишки, гармошка играет,С кошелками бабы стоят,А в небе над ними от края до краяМалиновый зреет закат.
Свои пересуды – какая погода?К дождю или сызнова сушь?Кругом молчаливая стынет природа —Овраги, осинники, глушь.
И если взобраться на верх колокольни,На купол, где ржавленый крест,Увидишь, как лес далеко и привольноРаскинул вершины окрест.
Подняться на облако – птицам на зависть —И Волгу увидишь вдали.А вот и Покров, как зеленая завязьНа светлых проселках земли.
И солнце зашло, и закат догорает,Еловая чаща черна.В далеком Покрове гармошка играет,И вышла из лесу луна.
В далеком Покрове… Искал, как иголкуВ стогу, – эту землю свою,Где сосны и ели стоят вдоль проселкаВ тяжелом и ровном строю.
Где чистый родник за лесным поворотомИ трудно от хвои вздохнуть,—Береза и камень у края болотаУкажут мне правильный путь.
Рогожская губерния
Рогожская губерния,Соломенный уезд.Петух зарю вечернююСкликает под насест.
На поле недокошенномКосилка тарахтит.Затеряна, заброшенаДерйвенька стоит.
Проветривают валенкиЦеною медный грош.Крапиву у завалинкиКосою не возьмешь.
Три дома с огородами.Живут двенадцать душ.Страдают недородамиВ распутицу и сушь.
Живут своим обычаем:Богаты чем – к столу.С иконами привычными,Забытыми в углу.
На стенке фотографииАртистов и родниС гармошками и граблями,Семейством и одни.
И новости неспешные,И письма раз в году.– Живем, покуда, грешные,Себе же на беду.
Мальчонки отрываются.В ремесленном один,Другой по свету мается,Считай, что блудный сын.
Посылка новогодняяДа к Пасхе перевод.Кровать его свободнаяУже который год…
…На невысокой местностиАмбары да плетни.Бегут недели, месяцыИ годы, словно дни.
Неслышно осыпаетсяКаленый цвет осин.В дорогу собираетсяПоследний, третий сын.
«Я не сплю. На избах тени…»
Я не сплю. На избах тениШевелящихся берез.Бабка встала на колени,Задремал под лавкой пес.
За поваленным заборомПоле темное лежит,И звезда над черным боромПотихонечку дрожит.
Наступает та минутаНапряженной тишины,Для которой мы как будтоНе слышны и не нужны.
Для которой только поле,Только тени под лунойДа запрятанное гореТам, за дальнею избой.
Лесные слова
Утром выйти на дорогу —Грузовик промчит в пыли —И шагать за солнцем в ногуС песней утренней земли.
В полдень мокрую рубахуСнять и полем в березняк,Где невидимая птахаПодает условный знак.
Там на глянцевых листочках,На полянах меж стволовПерепутанные строчкиМолодых курносых слов.
Собираешь, как малину,В рот, на запах и на вкус,В туесок, ведро, корзинуЭту лиственную Русь.
Береста, береза, брагаДопьяна поит людей.В земляничных листьях влагаСпелой ягоды вкусней.
Тени, вырубка, подлесок,Ельник чистый, как шатер.Гриб серьезен, полон, весокПривораживает взор.
На поляне врассыпнуюШляпки масляных маслят.Ловишь присказку лесную,Не нашел – иди назад.
Лесом, полем ли, оврагом,Сквозь осинник напрямик,По тропинке скорым шагом…Солнце село. Лес поник.
Избы, серые заборы,Благодарственная лень.И звенят в ушах, как хоры,Гроздья слов за целый день.
«Хорошие люди, читайте хорошие книги!…»
Хорошие люди, читайте хорошие книги!На стертых страницах зеленый царит полумрак,Там плещут моря, затеваются балы, интриги,Крадется по городу серый с прожилками враг.
Там сразу не скажешь, какой из миров нереален.Надейся на детство, а правду подскажет строка.Почетному слову ты будешь слуга и хозяин —Стесненным дыханьем свинцовая пыль дорога.
Когда буквоеды-филологи насмерть рубилиСвященные рощи олив на библейских холмах,И песни Гомера, покорные, словно рабыни,Сгорали смешно и позорно у них на губах,
На каждое слово броню толстозадого смыслаНавешивал школьный заслуженный архиерейИ мелом стучал по доске, но не вышло, не вышло!Посмейтесь над ним, покорители книжных морей!
И дрожь узнавания наивернейшего слова,И собственный лепет без голоса, без пастухаИспробуйте снова, счастливцы, испробуйте снова,Пока острый глаз и пока перепонка туга!
Лесной трамвай
В этом наспех придуманном миреНа глаголах – бубенчики лиц.Разлетаются выше и ширеРазноцветные хлопья зарниц.
И кудесник-вагоновожатыйВидит в щелочку выгнутый рельсИ ведет свой короткий и важныйПерезвоном наполненный рейс.
Наступает веселое утро.На маршрутном листе – небеса.Осыпается жалкая пудра,Без остатка пылит полчаса.
Слово за слово – корень, приставка,Снова корень, такой корневой,Что белеет немытая лавка,И тропа зарастает травой.
Исчезают колеса и скобы,А трамвайные дуги в лесуДолго ищут железные тропыИ тихонько звенят на весу.
Венский вальс
Светлой осени кострыИ ленивые качелиНас как будто научилиНовым правилам игры.
Это день перед войной.Посмотри: оркестр военныйВенский вальс благословенныйЧертит кисточкой одной.
Впереди седой трубач,Академик флюгельгорнаДует важно и упорно,Будто вальс еще горяч.
День кружит на высоте,На три четверти, по нотеОн припомнится пехоте,Как зарубка на версте,
Отделяющей века,Смену правил и привычекБлеском звездочек и лычек,Пулей-дурой у виска.
«Сегодня встретился хороший человек…»
Сегодня встретился хороший человек.Такая редкость! Шел и улыбался,Как будто улицы неосторожный бегЕго души нисколько не касался.
Счастливый обитатель корабляБез паруса, без якоря и флагаОн плыл, куда звала его земля,И это было больше, чем отвага.
На мудреца довольно простоты,А простаку спокойнее живется.В порыве недоношенной мечтыСвятая правда в людях ошибется.
А этот улыбается, чудак!Несет авоську с пойманным арбузом.Я шел и любовался просто такЕго зеленым полосатым грузом.
«Приходи ко мне запросто…»
Приходи ко мне запросто.Вечерами я дома.Мы послушаем записиНаших старых знакомых.
Там стеклянные кубикиНевесомостью дышат,И почтенную публикуСлезы совести душат.
Это Моцарт рассерженныйПритворяется тихим,Но, на землю поверженный,Вдруг становится диким.
На лету превращаетсяВ первородного Баха.Там, где месса кончается,Начинается плаха.
Далеко, далеко ещеЗаведут нас молитвы!В этом мире ликующемВечны первые битвы.
И на счастье подаренныйРазбивается Моцарт,Потеряв под ударамиБлеск мятежных пропорций.
Почти детское
Не прислала мне повесткуКомариная войнаИ под окнами в отместкуГолосила дотемна.
Первый голос: ярче ментик,Королевский трубадур!Стиль высокий – франтик, шпентик,Весельчак и балагур.
На второго накричали,Он совсем ушел в себя.Лезут перышки печалиУ седого воробья.
Третий голос – деревенскийПлач побитого в кустах.Ярославский ли, смоленский,Волчий шорох, птичий страх.
Строчка, точка, запятая,Понарошке и вразбродЭта троица святаяНа дремучий суд идет.
Обсудили, осудили,Пропечатали приказИ частушечные былиРазорили напоказ.
Прицепили строчки к смыслу,Словно ведра к коромыслу.Синий ментик был неправ,Он упал, траву примяв.Только перышки печалиНи за что не отвечали.
«Напряжение внутренней жизни…»
Напряжение внутренней жизниТак легко от друзей укрывать.Суета на веревочке виснет,И летит одуванчиков рать.
На лугу непрерывно-зеленомОт цветка до цветка, второпях,Как положено вечным влюбленным,Скачут мошки на первых ролях.
Им не стягивать узел Вселенной.Легкомыслие – ветер в крови.На земле музыкальной и пеннойНоту счастья за хвостик лови!
А тебе – ни ромашек, ни пенья,И за лодкой чужой не грести.Ток высокого напряженьяДержит душу, как землю в горсти.
Крысы
