Пир окончен - Дениз Робинс

Нет, Форбс и Стефан никогда не смогут терпеть друг друга.

– Ты дуешься, прелесть моя? – окликнул Верону Стефан.

Легкая улыбка тронула ее задумчивые губы.

– Нет, я не дуюсь, милый Стефан, а только думаю.

– Ты так часто говорила, что процесс мышления мучителен для тебя. Перестань думать и начинай говорить. Я хочу знать все о человеке, за которого ты собираешься выйти замуж. Обещаю, я удержусь от сарказма и грубостей. Расскажи мне все.

Верона заколебалась, но потом решила, что лучше оторваться от Стефана и поговорить с ним о Форбсе точно так же, как она разговаривала с другими своими друзьями. Но заговорив, Верона все же чувствовала неуверенность и нервно курила сигарету за сигаретой.

Она коротко описала Стефану свою первую встречу с Форбсом. Это произошло, когда ей пришлось сопровождать свою кузину Бетти Лэнг на военный парад. Потом был обед и танцы в Лондоне с группой молодых офицеров – друзей Форбса. Тот только вернулся из Палестины. Он служил в артиллерии, но уже больше года занимался штабной работой.

– Он очень хорошо зарекомендовал себя в штабном училище, – сказала Верона.

Стефан, скребя свой подбородок бритвой перед маленьким треснутым зеркалом, висящим над раковиной, почувствовал нечто большее, чем простой укол ревности, когда услышал в ее голосе гордость. «Невероятно, – злобно подумал он, – что эта несчастная Верона так сильно втюрилась в парня».

Но Стефан твердо настроился побороть свою ревность и злость. А это можно сделать, убедив себя в том, что Верона сделала правильный выбор. Но Стефан не мог в это поверить. Ему казалось, Верона делает невероятную глупость, выходя замуж за военного.

– Продолжай, – сказал Стефан. – Расскажи еще что-нибудь.

– Ты действительно хочешь знать? – спросила Верона, закусив губу.

– В противном случае я бы не спрашивал. Она продолжила слегка дрожащим голосом, торопясь описать свою первую встречу с Форбсом, хорошее впечатление, которое тот произвел на нее. Девушка помнила каждую мелочь. Бетти указала на Форбса. Он был одним из организаторов вечера. Деловой, симпатичный, умелый, заметный в группе других военных благодаря красоте своей формы, отполированным до блеска пуговицам и ботинкам. Форбс был высоким, с квадратными плечами и прекрасной военной выправкой. Прекрасные волосы, аккуратно подстриженные усики и загорелая, слегка румяная кожа. Когда он впервые представился Вероне, она заметила и одобрила этот исключительный дух здоровья и хорошего настроения, струившихся от офицера. Форбс посмотрел на нее яркими голубыми глазами, в которых виднелось искреннее дружелюбие, и улыбнулся. Верона обратила внимание на его превосходные белые зубы. Он был воплощением настоящего англичанина. Когда Форбс отсалютовал ей и бросил на нее быстрый взгляд, содержащий нескрываемое восхищение, Верона ощутила такое волнение, какое не вызывал в ней ни один мужчина со времени ее связи со Стефаном.

Позже, когда к ней с кузиной присоединились несколько офицеров, чтобы выпить чая, Форбс сел рядом с Вероной и начал с энтузиазмом рассказывать о своей службе, о ситуации в Палестине, нарисовал перед ней прекрасную картину Египта, поведал о делах на Среднем Востоке и о красотах пустыни.

Верона впервые в жизни столкнулась с «армией». До сих пор она слышала о ней только в школьные годы и в мрачной атмосфере войны. Но в этот солнечный день в Алдершоте с его волнительными оркестрами, марширующими мужчинами, демонстрацией физических упражнений, флагами, танками, изобилием жизни и хорошего настроения все выглядело по-другому. Так много симпатичных людей отдавали дань хрупкой красоте Вероны (и самым внимательным из них был майор Джеффертон), что у нее слегка закружилась голова.

Верона была во власти новых впечатлений, невиданных прежде в толпе художников. Сам Форбс появился, как облегчение, возможно, от продолжительного самокопания, философии, интеллектуальных конфликтов, сопровождавших дружбу со Стефаном.

В тот вечер, обедая и танцуя с Форбсом, Верона увидела перед собой новый мир. Единственный мир, который что-то значит и… при определенном положении… может быть куплен. Форбс был в городе проездом и имел лишние деньги. Он купил Вероне орхидею, чтобы приколоть к платью, заказал шампанское, роскошный обед, причем делал все с видом лорда, с легкими нотками сознательного превосходства, которые она стала ассоциировать с ним, когда узнала его получше, Верона видела, какое удовольствие доставляет ему роль радушного хозяина, возможность произвести на окружающих хорошее впечатление. Очевидно, Форбс был популярен среди офицеров, обладал мужественным характером и хорошими манерами. Последние десять лет своей жизни он провел в лагере, в палатке, в солдатской столовой, стремился добросовестно делать свое дело и делал его. Одним из качеств, восхитивших Верону, было его простодушие, быстрота мышления. Форбса было очень легко понять. Он шутил, дожидался, когда люди рассмеются, и смеялся сам. Если в его душе и были темные закоулки, Верона не заметила их. Она и не хотела видеть в ней никаких сложностей, а просто наслаждалась легким, дружелюбным, несложным фасадом, открытым взору окружающих.

Форбс оказался превосходным танцором, а Верона любила танцевать. (Это единственное, что Стефан никогда не стал бы делать. Он ненавидел танцы и в редкие моменты, когда имел деньги и хотел развлечь Верону, вел ее на хороший спектакль, фильм или концерт).

Большую часть вечера в Дорчестере Верона протанцевала с симпатичным майором, наслаждаясь каждой секундой. Ей понравилось, когда он сказал:

– Вы так божественно танцуете, Верона… ужасно легко. И, если можно так сказать, ужасно здорово. Почему я не встречал вас раньше?

Девушка рассмеялась, вспыхнула от его искренней похвалы и пробормотала что-то о своей постоянной занятости живописью. Узнав, что Верона художница, Форбс явно смутился и воскликнул:

– Боже мой! Зачем?

Верона ответила, что хотела бы сделать живопись своей профессией.

Форбс рассмеялся, прижал ее чуть ближе к себе и, наклонившись к ней, начал убеждать, что она слишком молода и прекрасна для женщины, думающей о карьере.

Верона с любопытством спросила Форбса, что же, по его мнению, она должна делать? Офицер бросил на нее еще один восхищенный взгляд и прошептал:

– Только с удовольствием жить. Когда я думаю о том, что вы потратили несколько лет на художественную школу со всякими рисунками и карандашами, меня бросает в дрожь. Вы потеряли время абсолютно зря. Вы просто должны танцевать, быть веселой, прекрасной… и бросить всякую учебу.

После доктрины Стефана подобное звучало, как настоящая ересь. Верона вздохнула и неуверенно попыталась объяснить Форбсу суть искусства, убедить его, что учение не может быть пустой тратой времени и что она действительно неплохо рисует.