Вор черной масти - Екатерина Русак

Сопровождающие милиционеры ушли, оставив меня на попечение этого старенького доктора.

Усадив меня на табурет, психиатр, ослепляя меня безмятежной улыбкой, приступил к осмотру:

- Как самочувствие, милейший? - обратился он ко мне, когда мы остались одни. Ну да, одни, как же! За моей спиной стоял здоровенный санитар, который действовал мне на нервы, но я не был хозяином положения.

- Да как-то не очень, - осторожно ответил я. - Чувствую себя не в своей тарелке...

- Не переживайте, батенька, мы вас осмотрим, определим, чем вы больны и обязательно вылечим. Вы уйдете отсюда здоровым и счастливым.

- Но я и так совершенно здоров, доктор, - я попытался было объяснить, что я здесь случайно и совсем не нуждаюсь в услугах психиатра.

- Это у вас от излишнего волнения, - сказал доктор Коровин и занялся осмотром. - Следите за моим пальчиком...

Доктор начал задавать мне десятки глупых вопросов, таких как, сколько будет к двум прибавить два или что тяжелее килограмм пуха или килограмм железа?

Доктор Коровин все хотел знать. Он довел меня своими идиотскими вопросами до белого каления, и лишь присутствие горилообразного санитара спасало его от хорошей зуботычины.

Вконец устав от его словесного натиска я разозлился и посоветовал ему сходить в библиотеку, в которой он сможет сам найти ответы на свои дурацкие вопросы, а не приставать к человеку, который попал сюда не по доброй воле, а в силу случайных, не зависящих от него обстоятельств.

Коровин не смутился от моей гневной реплики, а торжествующе вскричав "Ага!" и заставил меня с закрытыми глазами поочередно коснуться указательными пальцами кончика моего носа. Удовлетворенный первым осмотром, он приказал отвести меня в палату номер шесть к сумасшедшему ученому-физику, заставив меня поверить, что лучшей компании за все время моего лечения в стенах этой клиники мне просто не найти.

Меня переодели в больничную одежду с громадным клеймом больницы на груди, вытравленным хлорной известью, хотя я пытался протестовать. Но моих жалких просьб и требований никто не услышал. Весь медперсонал в виде санитара и толстой сестры-хозяйки остался равнодушно глухонепробиваем к тому, что меня, здорового человека считают ненормальным.

Перед этим под надзором санитара я принял душ, который оказался холодным и посиневший от ледяных струй, облачился в больничную пижаму. Затем был отведен в палату молчаливым санитаром, у которого в глазах сверкало нечто животное.

Санитар вышел, но быстро вернулся обратно, принеся для меня три таблетки, которые заставил принять как лекарство, протянув мелкую металлическую кружку с водой. Я, обреченно повертев таблетки аминазина в руке, вздохнул и проглотил их, запив химию противной теплой водой. Санитар на этом не успокоился. Он заставил меня открыть рот и, засунув туда свой толстый палец, начал исследовать содержимое моей ротовой полости. Не найдя за щеками таблеток, удовлетворенно усмехнулся и басовито пробурчал:

- Будешь хорошо себя вести - бить не буду...

И повернувшись, ушел. Глядя ему в широкую спину, подумал о том, что если кулак такого громилы опуститься мне на голову, то мозги после этого точно будут набекрень. Невесело кривясь, я огляделся. Палата была небольшая. Такая комната, метров десять на пятнадцать, в которой стояли четыре кровати. Одна была моя, на второй то ли спал, то ли просто лежал какой-то псих. Он не обратил на меня никакого внимания, и поскольку в палате больше никого не было, я задумался над происходящим. Как быть дальше и что мне теперь делать?

Я растянулся спиной на койке и уставился в высокий потолок, пытаясь привести свои мысли в порядок.

Итак, неизвестным мне путем я оказался в прошлом. То, что это было прошлое, я уже был уверен больше чем на сто процентов. Прямо Бермудский треугольник какой-то! Я не верю в фантастический бред, но сильно сомневаюсь, что ради розыгрыша, кто-то поменял лето на зиму, подготовил сотни актеров, которые играли без всякой запинки. Я слышал, что в США существовала или еще существует "Литл Раша" - маленькая Россия, в которой в течение месяца все говорят по-русски, расплачиваются советскими деньгами, проходит железная дорога, ездят автомобили, есть почта и жилые дома. Но все "жители" этой страны - русскоговорящие актеры, которых ЦРУ приглашает сыграть роль. Диверсант из Форт-Брэгг[1], которого сбрасывают на этом укрытом от чужих глаз пятачке, видя "чужую страну", искренне считает, что он в России, на вражеской территории, а в это время за ним ведется всестороннее наблюдение, позволяющее определить его профпригодность. В нашей же стране, как я знаю, никто и никогда не выделит денег на создание подобного паноптикума.

Мою профпрегодность таким способом проверять глупо. Я не тот человек, который знает государственные тайны. А о работе моего банка ФСБ знает и без меня абсолютно все.

Дурдом - место, которое не располагает к творческим мыслям, не является зданием, в котором решаются государственные или административные вопросы. В нем холодно и пусто. Облезлые, давно некрашеные стены не способствуют позитивным мыслям, не рождают радость. А решетки на окнах и входных дверях создают ощущение, что ты в неволе. Возможно, у настоящих больных таких чувств они не вызывали. Но я-то про себя точно знал, что совершенно здоров и от всего увиденного у меня бурлили эмоции, которые были классифицированы главным врачом, как приступ реактивного психоза, который необходимо заглушить лекарствами.

Я сразу решил, что рассказывать правду о том, что произошло со мной, только себе вредить. Мне никто не поверит. Милиция отнеслась к моим словам не более как к фантастической байке и их действия были типичны и стереотипны для людей этого времени. Что он говорит? Пришелец из будущего? Такого быть не может. Он снова это утверждает? Смотри, какой марсианин нашелся! Мужик явно не в себе. Ах, он значит чокнутый? Тогда его место в психушке и дело с концом!

А что будет, если я расскажу об этом психиатру? Он, в силу своей профессии, однозначно не поверит в мой рассказ, припишет это моему воспаленному воображению, определит как шизофренический бред и задержит меня здесь надолго. Потом напичкает лошадиными дозами аминазина и превратит в полутруп. А в заключение выдаст мне волчью справку, что я ненормальный. И кто с такой справкой будет в дальнейшем со мной разговаривать? Это в том случае, если мне удастся выйти на людей из руководства высокого уровня. Да никто из них не поверит мне никогда! Даже на работу нормальную нигде не устроишься. Это конец.

Обдумав все это, я твердо решил никогда больше не заикаться о своем появлении здесь из будущего, решив разыграть из себя человека, страдающего полной амнезией, которую получил в результате сильного удара по голове. Или контузия на фронте? Нет, лучше не уточнять. Амнезия и точка. Ничего не помню, ничего не знаю. В этом мой единственный шанс. При случае можно будет вспомнить. Но пока я на правах пациента в психушке, лучше будет не помнить ничего...