И настанет день - Сергей Власов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алеша снова вошел в сеть, и тут же появилась связь с Масчером.
- Ты прочел? Ну что скажешь?
- Все это хорошо, я понимаю, но сейчас-то что делать? Или время уже упущено?
- Упущено? Да. Но сделать кое-что можно.
Прежде всего, нужно, чтобы люди поняли, что они смогут жить нормально только тогда, когда к управлению придут умные люди. И не только поняли, но и захотели изменить положение. А для этого нужно, чтобы кто-нибудь рассказал им, как можно жить лучше, и как к этому прийти.
И рассказал человек, которому они верят, которого понимают и любят.
Через газеты, через журналы, через литературу надо доводить это до простого человека. Как? А, прежде всего, надо увлечь этой идеей интеллигенцию. Писателей и журналистов. Просто умных людей.
- А увлекутся ли они?
- Далеко не все, но многие поддержат, а это уже не мало.
- Хорошо, увлеклись, но где гарантия того, что эта идея увлечет и всех остальных?
- Да, с этим сложнее. Большинство ныне живущих спят и видят, что им с неба падает богатство. Американцы в фильмах это пропагандируют очень успешно. Чудесное обогащение у них чуть ли не в каждом фильме. А богатые почти во всех фильмах тупые, и еще и мафиози. Конечно, с таким направлением пропаганды далеко не уйдешь. Но ведь можно и другую литературу, и другие фильмы создавать.
Вот и найди таких людей. Свяжись с ними по интернету, объясни свою мысль, найди поддержку, в одиночку, конечно же, ничего не добьешься.
Ну, все, пока. Вопросы будут, обговорим после. А сейчас улаживай свои дела.
- Пока. Надеюсь, на этот раз не так долго придется ждать новой связи. Я уже за тебя забеспокоился.
- Все будет в порядке, не волнуйся. Пока.
Отец отключился, и Алеша отправился домой.
Глава 6. Все будет в порядке.
Алексей уже наметил себе дальнейший план действий. Прежде всего, он сходил в травм пункт.
Рассказал там все, как было, объяснив, что не пришел сразу с утра, так как проспал, и вынужден был бежать на работу. Там ему дали понять, что о таких происшествиях вынуждены сообщать в милицию. Алеша ничего не имел против, и дал свой адрес и телефоны. Потом он зашел к Светлане и Лидии Михайловне, и обрисовал им ситуацию, объяснив, что узнал ее от знакомого по интернету. Те тут же побежали снимать побои, и писать заявление о нападении. Казалось бы, все улажено, но не тут-то было. В подъезде собственного дома его уже ждали. Он не успел ничего сделать и ничего сказать, как его с завернутыми за спину руками и, в наручниках уже, очень грубо запихивали в машину.
Объяснять никто ничего не пожелал, а уж выслушать, тем более.
Запихнули в камеру, и все попытки потребовать телефонный звонок или адвоката утонули в полном невнимании. Не только следователя, но и старшего вызвать никто не собирался. Ребята выполнили приказ, остальное до фени. Единственное, что как-то сглаживало всю эту муру, это надежда, что все-таки разберутся и отпустят, и что в камере был один. До утра так никто и не появился, да и утром к нему не торопились. Несмотря на бессонную ночь, Алексей не потерял оптимизма.
Кормить его и не пытались, а следователь появился только часа в два.
Конечно, о возмущении Алеша уже и не думал, хотелось только, чтобы все поскорее кончилось. Следователь молча писал, и минут через двадцать сунул на подпись признание в совершенном преступлении.
- Подписывай. Много не дадут, а с учетом того, что в первый раз, вообще отделаешься условным сроком.
- Но я же ни в чем не виноват.
- Челюсть сломал?
- Да, но я же защищался, и девушку защищал.
- Превысил степень защиты. Тебе же ничего не сломали.
- У них же нож был, вот и руку разрезали.
- У кого был нож, мы не знаем, и доказать ты ничего не сможешь. Может это твой. Да и не найдено никаких ножей на месте преступления. Стеклом где-нибудь порезался, а выдаешь за нож.
- Но их же трое было, а я один.
- Ну и что, у тебя подготовка, вон какая, за несколько секунд всех уложил. Какую школу единоборств закончил?
- Не заканчивал я ни какой школы.
- Ну, это мы проверим. Обычный гражданин, без подготовки, на такое не способен. И потом, о каких таких троих ты говоришь? Потерпевший один был. Ну, поглядел не так на твою девчонку, ну сказал что-то не так, это же не повод челюсти ломать. Ладно, подписывай, не тяни время, и отправляйся к себе домой. На суд вызовут повесткой. И вот подписку о не выезде получи.
- Какой суд? Над кем суд? Подонки насилуют девчонку, я вступаюсь, и меня под суд?
- Какую девчонку? Кто насилует? Что ты мелешь?
- А вы поинтересуйтесь, может, найдете заявление о нападении в районном отделении?
- Ну что же, сиди, раз не хочешь подписывать. А я поинтересуюсь. Не сегодня, конечно. Сегодня и без тебя дел много. Но на днях обязательно.
- А я что же все это время в каталажке проведу?
- А что поделаешь? В интересах следствия необходимо. Дура ты. Не знаешь, с кем связался. У этого мальчика такие предки. Таких адвокатов найдут, не отмажешься.
- И что же мне делать?
- Что делать. Подпиши, получишь свой год условно, и домой.
- Но это же не честно, не справедливо, так ведь не должно быть.
- Наивный. Да сейчас везде и всюду так.
Ты думаешь что-нибудь можно доказать по этому сопляку, которого ты отделал? Да ни фига. Он сейчас тысячу свидетелей приведет, что ты девчонку изнасиловать пытался, а он вступился. Купят и прокурора и суд и всех, кого захотят. У них бабок не меряно. Ну что подпишешь?
- Нет. Это нечестно.
- Ну, сиди.
- Можно мне хоть на работу позвонить, а то выгонят.
- Звони. А выгнать, все равно выгонят.
Фирма ведь частная, хозяевам тоже жить охота.
Следователь ушел, а Алеша даже не стал звонить. И так все узнают. Больше всего страдал Алексей от бессилия, и невозможности побеседовать с отцом. На следующий день его привели к другому следователю. Этот не был похож на милиционера. Что-то говорило, что он имеет отношение к спецслужбам. Это не прибавило оптимизма, но заставило собраться. Сначала разговор был ни о чем конкретно. Спрашивали о родителях, родственниках, об учебе в школе, институте. О том, кто устроил на работу. Где научился обращаться с компьютером. Как начал программировать. Что за программки писал. С кем общался по интернету. Как защищается информация. Вот тут Алексей и порадовался, что забыл дискету с кодами у Светланы. Забыл совершенно случайно, но как вовремя. Он уже понял, что его прощупывают насчет связи с отцом. Все-таки они что-то засекли, и не смогли-таки разобраться. Разговор у следователя не клеился. Но он не собирался отступать, и пошел ва-банк.
- Твое положение почти безнадежно. Но мы могли бы тебе помочь, если бы ты помог нам.
- Чем я могу вам помочь?
- Мы знаем, что ты связываешься по ICQ с неизвестным абонентом. Мы его не можем вычислить. Но, судя по всему, это мощный хакер. Есть подозрение, что он взломал секретную сеть.
Поможешь поймать его, мы поможем тебе.
- Но я не знаю никаких хакеров.
- А зачем тогда кодируешь некоторые письма.
- Это по просьбе моих знакомых. Чтобы на работе не обвинили в безделии и занятии посторонними делами, а есть и такие, что скрываются от родни и знакомых. Да и о ком вы вообще говорите? У меня в сети масса знакомых.
- Мы о Масчере, думаю, ты и сам догадался?
- Да ни о чем я не догадался. Был недавно один контакт с подобным абонентом, но я на связь не выходил, он ведь не представился, да и обратный адрес скрывал. Он что-то натворил, а я за него отвечать должен? Что мне теперь за каждого отвечать, кто на связь выйдет?
Алексей врал, и краснел при этом до кумачового цвета. Если бы не условия, в которых он находился, его, наверное, сразу бы раскусили, а так сошло за злость невинно осужденного.
- Ну что ж, может вы и правы, - сказал следователь, помолчав, - но все же подумайте, может, сможете чем-нибудь помочь. Надумаете, дайте знать. А там и мы вам постараемся помочь.
Алеша знал, что лучше сядет в тюрьму, чем выдаст отца. А в сущности, что он мог выдать? Коды кодировки? Ну прочтут они письма, так ведь они уже все переправлены, чтобы не вызывать подозрений. И, тем не менее, совесть говорила ему, что надо молчать. Он еще не понимал почему, но решил стоять на своем. Пусть будет хуже, но - нет. Кроме того, он каким то непонятным для себя образом чувствовал, что все кончится хорошо. На чем основывалась эта уверенность, откуда она взялась, Алексей понять не мог, но она была.
Абсолютная уверенность, не вызывающая ни тени сомнения. Вся логика доказывала, что уверенности быть не может, но вот она, с ним, в нем, и никуда от нее не деться. Ни чем себя не переубедить. Что это? И еще он чувствовал, что хочет что-то записать. Тоже необъяснимое ни чем желание. Ни какая логика этого объяснить не могла. Он попросил бумагу и карандаш в камеру. Сел, и как будто отключился на короткое время.
Когда сознание вернулось, он увидел, что на бумаге написано. 'Сынок, не удивляйся, это я, как это получилось, я не понимаю, но я могу слышать твои мысли. Стоит тебе подумать словами, как я воспринимаю их, словно написанный текст, только не с экрана, а с того нового источника, про который я тебе говорил. И знаешь, такое ощущение, что в этом замешана твоя мама. Я не понимаю, но ощущение ее присутствия сейчас особенно отчетливое. И еще это как-то связано с твоими действиями в моменты отключения сознания. Я не все понимаю, но ты сейчас пишешь мои мысли на бумаге. Похоже, нам больше не понадобится компьютер для общения. Если бы еще ты мог понимать меня напрямую, без посредства бумаги'.