Рисуя смерть - Татьяна Лаас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Терри стиснула зубы и пошла собирать и выкидывать его из своей жизни. В мусорную корзину летели все её зарисовки без разбора. Абсолютно все, даже которые ей нравились и... Она замерла над рисунком, принесенном вчера с работы. На неё смотрел Грег в полицейской форме.
– Вот черт... – Она судорожно запихнула рисунок поглубже в корзину, но теперь на неё смотрел Грег с бельем в руках. Она глупо рассматривала рисунок, вспоминая вчерашнее: “О. Если что – машина не моя, я у Алекса её взял, моя старушка в ремонте.”
Кинулась дальше рыться в корзине и... Рисунок с кафе. Ведь он именно в этом кафе её и ждал!
– А...
Что она еще рисовала?! Нет, она отдавала себе отчет, что это все глупость, выверты сознания, но все же... Все же... Все же... Ведь с Пег Райли тоже... Всего лишь совпадение...
Сердце испуганно билось где-то даже не горле – в голове.
– Этого не может быть. Просто потому, что не может. Я не хочу об этом думать... Этого просто не может быть... – Она отрешенно села на диван, прибегая ко второму любимому трюку бегства от реальности (рисовать сейчас ей было категорически нельзя) – включила телевизор. Новостной блок как раз заканчивался словами ведущей, зачитывающей текст:
– Приносим свои соболезнования родным и близким погибшего...
С экрана на неё смотрел тот самый рыжий мужчина заметно в возрасте в траурной рамке.
– Вот... Черт... – Терри спешно защелкала пультом, но новости закончились везде. Пришлось ждать почти полчаса, прежде чем возобновится новостной блок, заканчивающийся словами о трагической смерти начальника Спец. отдела суперинтенданта Мортимера Райли. И с экрана совершенно точно смотрел он. Тот самый мужчина, чей портрет спешно рисовал отец. Дальше шло что-то про коллег и прочее, на заднем плане мелькали Грег и Алекс, еще куча полицейских в форме и нет...
– Этого не может быть...
Она вцепилась в телефон и... Замерла.
...Что я ему скажу? Грег, я видела твоего начальника на портрете из квадриптиха?... Его как раз рисовал мой отец. Ага, а до этого дед. Ой, а ты знаешь, последние десять лет дед не рисовал портреты. Я точно не знаю, почему, но... Что-то там было связано со внезапно умершими людьми. И Пегги он не рисовал. Я помню, там были три стандартных ракурса – с боков и со спины. А вот портрет... Я не знаю, откуда он взялся и куда пропал вид со спины. Наверное, мой отец нарисовал портрет Пегги...
Она закрыла глаза:
– Боже... Я не могу ему звонить. – Она перевела взгляд на мертвый, черный экран телефона. – Надо... Надо позвонить Ба. Точно. Ба. Она должна быть в курсе.
Терри включила телефон, тут же завибрировавший и выдавший солидный список входящих. Пять звонков от Грега, причем один утром, а потом подряд четыре с интервалом в минуту. И смс-ка от него же: “Включи телевизор!”. Она истерично хихикнула:
– Уже...
Потом сплошняком шли пропущенные вызовы от Ба и голосовое сообщение от матери. Терри сперва прослушала его, где суровым, практически ледяным тоном мама говорила:
– Юная леди. Что. Вы. Себе. Позволяете! Немедленно приезжай домой – отец утром разбился в автокатастрофе. Тереза Уильямс, ты должна быть дома! Ты последняя кто... – Её голос все же сорвался. Запись закончилась.
Терри тут же набрала номер Ба, но ответом были длинные гудки – Ба не брала трубку. Она тут же попыталась дозвониться до матери, но и та трубку не брала. Тереза спешно принялась одеваться, путаясь в штанинах джинсов и рукавах рубашки. Потом опомнилась...
...отец погиб...
...и стала стягивать с себя дурацкую красную рубашку и белую майку. Пошла в гардеробную искать что-то черное. Она же Уильямс, она всегда соблюдает этикет, не то что некоторые наглые констебли…
Из квартиры она вышла через полчаса, плохо расчесанная, в черных очках, чтобы не было видно заплаканных глаз, и в глухом черном платье.
На лестничной площадке у студии её уже ждали – трое незапоминающихся парней, неизвестно как проникших в дом – ни Ба, ни отец не экономили на охране. Впрочем, в руке одного из них крутилась связка ключей – она когда-то принадлежала отцу Терри.
– А вот и птичка. Ну и соня же ты! Уже думали идти тебя будить! – На неё с омерзительно наглой улыбкой шел парень комплекции Алекса.
– Что вы тут делаете! – попыталась возмутиться Терри, быстро разворачиваясь, чтобы бежать обратно в квартиру – там была сейфовая дверь, такую сходу не вскроешь. Но она уперлась в грудь четвертого мужчины, спустившегося вслед за ней:
– Попалась? – проворковал тот, выкручивая ей руки. – Папаше своему покойному “спасибо” скажи – он-то сбежал, а вот тебе сбежать не позволим.
– Я не... – Терри пискнула, голос внезапно сел и стал плаксивым. – Я не художник, я не рисую... Я...
Сзади уже раздавалось:
– Босс, она у нас, тащим к мольберту. Упирается, конечно, может, вы ей про её бабку сами скажете?
Терри попыталась развернуться к говорившему по телефону:
– Ба?! Не трогайте её, она же...
Над ухом опять проворковали:
– Не тронем. Пока ты рисуешь – она живет. Все ясно? А теперь аккуратно ножками пошла в студию.
***
Терри плакала и умоляла. Она доказывала, что уже десять лет не прикасалась к краскам, что не рисует портреты, и что денег в их семье много, она может заплатить за себя и за Ба...
Но через полчаса все же встала у двух мольбертов с уже приготовленными холстами и взяла в руки кисть, впервые за много лет. С фотографии, на которую ей нужно было ориентироваться, чтобы нарисовать два портрета к триптихам “Последний полет” и “Последний вдох” на неё смотрели еще улыбающиеся и дурачащиеся Грег и Алекс.
Кисть медленно двигалась в её руках, прорисовывая схематично фон – сперва она рисовала для Грега, а потом переходила к картине Алекса – так требовали те, кто держал её в плену.
Яркое, белое небо, кирпичная стена вместо пола – ведь
