Внутри - Евгений Гатальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я смотрю на вывеску магазина одежды "Бинко" и думаю о том, куда завела меня моя душная жизнь.
"Бинко" закрыли в этом году за неоплату аренды. Та же участь постигла многие магазины в Кастро3. Пауэрс постоянно говорил, что этими магазинами владел один и тот же малоприятный тип с фамилией Ривьера, который спускал всю выручку на "черный" кокаин. Я уже успел представить черный порошок, но Пауэрс слегка разочаровал меня, сказав, что "черным" называют кокаин, у которого отсутствует какой-либо запах. У какого-то наркомана проблемы с бизнесом, где-то в Африке какой-то абориген поедает другого аборигена, а меня пытает женщина в латексном костюме. Чем мы трое, в сущности, друг от друга отличаемся? Наверное, только тем, что абориген и наркоман понимают, что с ними происходит, а я – нет.
Я кидаю окурок в пустую мусорную корзину возле дома Пауэрса и собираюсь уходить, но у меня звонит телефон.
Я задерживаюсь на пороге, смотрю на дисплей. Незнакомый номер. Я поднимаю трубку и спрашиваю:
– Кто это?
– Как тебя зовут?
Меня бросает в холод. Я узнаю голос женщины в латексе.
– Зачем ты меня пытала?
– Имя?
– Зачем пытать человека, имя которого ты даже не знаешь?
Короткие гудки. Я тупо смотрю на дисплей телефона. Пытаюсь набрать Сэнди, чтобы образно дать ей понять, что у меня небольшие проблемы, но затем передумываю. Не нахожу нужных слов. Я иду к машине, сижу в ней пару минут, смотрю в завешенные окна дома Пауэрса, жду неизвестно чего, затем завожу мотор и уезжаю прочь.
– Где ты был, дорогой? – спрашивает Сэнди.
Ее руки, холодные от воды, держат меня за запястья. В это время кончики моих обгоревших пальцев хватают всю влагу с холодных рук, какую только могут.
– Выключи воду, Сэнди.
Вода из-под крана отскакивает от грязной фритюрницы прямо в полупустую миску Гейси.
Сэнди закрывает кран, а я сажусь прямо на пол и чешу полусонного Гейси за ухом. Пальцы не болят от ожогов, это хорошо, но на своей груди и бедре я чувствую засохший воск.
– Видел картотеку с рабами?
Я пользуюсь тем, что Сэнди не всегда чувствует, когда я вру, и отвечаю:
– Называй Клэр не Мисс Занудством, а Мисс Занозой-В-Заднице.
– Это почти одно и то же, – улыбается Сэнди.
– В общем, она мне назвала какой-то адрес, уже не помню какой, мы приехали туда, и она решила устроить мне ужин при свечах. Я не изменял тебе, – тут же добавляю я, – я хотел убежать оттуда, и когда бежал, я ненароком задел ее дурацкие свечи. – Я показываю ей свои пальцы, ожоги, к счастью, почти не видны.
– То есть списки с рабами ты пропустил?
– Да, – просто отвечаю я.
– Но тебя долго не было.
Мне стыдно, что я обманываю свою Сэнди, и обманываю достаточно глупо, без вкуса, но радуюсь, что с этого момента получаю возможность говорить честно.
– Пауэрс пропал, – говорю я. – На звонки не отвечает, дома его нет.
Сэнди смотрит на меня с волнением. Над фритюрницей пролетает тощая муха.
– Думаешь, дело в искусствоведе?
– Надеюсь, что в нем. Это многое бы объяснило.
– Надеешься? – Сэнди удивляется.
– Лучше пусть это будет один враг, имя которого ты знаешь, чем…
Я вздыхаю.
– Ты уловила суть.
Сэнди согласно кивает.
– Я об этом не задумывалась, но ты прав.
Она поворачивается к раковине, включает воду и принимается за фритюрницу. Если бы фритюрница была живой, с сознанием, даже при этих условиях, она, фритюрница не могла бы вспомнить, когда ее в последний раз мыли. Я и сам не помню, когда в последний раз ел картошку. Сэнди, думаю, тоже.
Гейси трется о ноги Сэнди. У моей Сэнди лосины достают до коленей. Ее бледная кожа – самая приятная кожа в мире. Лучше, чем кожа Клэр с липким искусственным загаром. Самая солнечная женщина на свете не любит солнца и постоянно его избегает.
– Нам надо уехать на пару дней, – говорю я.
Мне неприятно это говорить, потому что есть только одно место, где меня и мою Сэнди примут на время большее, чем для обычной вечеринки.
– Ты готов терпеть моего Папочку? – Сэнди улыбается.
Я знаю, под ее приятной кожей сейчас прячется не самый приятный вид волнения, но моя Сэнди всегда умела его скрыть.
– Обстоятельства вынуждают его терпеть, – говорю я.
В поместье Папочки всегда много солнца. Самая солнечная женщина на свете относится к солнцу так же, как я к Папочке.
Гейси что-то мурлычет.
– Было бы неплохо знать, что за обстоятельства, – добавляю я, поднимаюсь с пола и иду к шкафчику, где хранится кошачий корм.
Сэнди меня опережает. Она нежно наступает мне на ногу. Голая щиколотка трется об мою ногу, как Гейси терся об ее.
– Я сама. – Сэнди улыбается мне в глаза.
Я целую ее в губы.
Гейси мурлычет опять. Затем еще раз. А потом еще. Я отпускаю Сэнди. Та говорит коту со злостью:
– Подождешь! – Злость моей Сэнди добрее всякой добродетели. – Уже забыл, как уничтожил мой ковер?
– Я думаю, что он и не помнил, – говорю я. – Он же кот.
– Этому коту надо бы оторвать яйца. – Сэнди насыпает в миску корм, а не понимающий угроз Гейси благодарно на нее смотрит. Моя Сэнди выпрямляется, я говорю:
– С утра соберем вещи или лучше вечером?
– Надо же позвонить Папочке, разве нет?
– У нас нет выбора, дорогая. Это значит, что у Папочки нет выбора тоже.
Сэнди вздыхает.
– Все настолько серьезно? Думаешь, искусствовед не успокоится?
– Пока Пауэрс не объявился, лучше относиться ко всему серьезно.
Сэнди опять умудряется улыбнуться, она говорит:
– Надо бы Гейси оставить корм про запас.
Я киваю и говорю:
– Я поднимусь наверх, приготовлю кое-какие вещи.
– Окей, я позвоню твоему любимому тестю.
Но пока моя Сэнди возвращается к фритюрнице, которая, будь у нее сознание, возрадовалась бы от того, что о ней вспомнили.
Папочка производит вина. Домашние вина. Я всего лишь раз был на виноградниках Папочки, и, признаться, мне этого хватило. Вино, конечно, очень вкусное, но Папочка… Даже Сэнди кажется не такой прекрасной, когда Папочка рядом.
Мы подъезжаем к высокому забору. Не менее высокий мордоворот в черном пиджаке что-то говорит в свой наушник, и ворота перед нами раскрываются. Я паркую Форд Фокус рядом с коллекционным Роллс-Ройсом 53 года. Я бросаю взгляды на девушек, которые топчут виноград где-то в поле. Каждая, как одна, стройная и черноволосая, поворачивается в дубовых бочках – то попадает на свет солнца, то
