Нео-Буратино - Владимир Корнев

Выбравшись наконец на свет Божий, Тиллим бросился к торговым лоткам, где во всевозможных сосудах красовались дары Флоры, начиная от скорбных бессмертников и заканчивая экзотическими орхидеями, но он твердо решил купить розы. К счастью, черных ни у кого не оказалось, и Папалексиев выбрал роскошный букет алых красавиц с капельками росы на лепестках и толстыми колючими стеблями.

Разорившись на цветы, Тиллим помчался в загс. В голову ему пришла идея вместе с цветами преподнести Авдотье и рукопись романа, которую он, уходя из дома, машинально захватил с собой. Она будет читать это печальное повествование, и что-нибудь да шевельнется в ее душе. Тиллим чувствовал, что мысли о пережитых коллизиях любви к Авдотье одолевают его со все возрастающей силой. Да, их любовь он сам себе нафантазировал, как он и отметил в своем романе. Если Тиллим был Безысходом, то Авдотью он представлял Безнадегой, которая далеко таковой не являлась. Она не колеблясь устремлялась к маячившей где-то впереди цели и использовала для разрешения своих нескончаемых проблем Тиллима, о любви которого к собственной персоне ей было известно не понаслышке. Он, как наперсник всех ее затей, решал возникавшие перед Авдотьей вопросы служебного и личного характера блестяще и безукоризненно. Безнадежно опоздав на церемонию, Папалексиев скромно пристроился в хвосте внушительной толпы друзей и родственников. Поначалу он даже оставался незамеченным. В самый торжественный момент церемонии он чувствовал, как одна его половина исходит страданиями и печалью, другая же часть папалексиевского «я» мужественно утешает разбитое сердце, выдвигая неопровержимые истины и аргументы, суть которых сводилась к тому, что девица Авдотья не стоит сожалений, так как он принадлежит народу и его ожидает высокое предназначение. В общем, личность Папалексиева продолжала неуклонно раздваиваться. Наконец появились его недисциплинированные сослуживцы. Он догадался об этом, ибо всей своей сущностью ощутил чрезмерное внимание, обращенное к собственной персоне. Ему померещились тайные ухмылки и усмешки, противный шепоток за спиной. Снова вспомнились злополучные конфеты. Чтобы успокоить нервы, Тиллиму оставалось только отдаться во власть утешающей его половины. Она воскресила в памяти все те гнусные события из несостоявшегося романа с Авдотьей, где образ последней лишался обаяния и легкости, распространяемых всеми секретаршами. Одно из воспоминаний поведало Тиллиму о том дне, когда в Рождественский праздник он пригласил Авдотью в ресторан, куда она охотно согласилась отправиться, посетив предварительно выбранные дорогие магазины, где Папалексиев спустил накопленные за три года сбережения. «Литературное кафе», где «влюбленные», казалось, весело проводили время, приготовило чувствительному сердцу Папалексиева неожиданный поворот событий. Беззастенчиво протанцевав с первым попавшимся кавалером, дама хладнокровно оставила Папалексиева доедать остатки ужина, а сама в это время уединилась в объятиях осчастливленного танцора. Так, стоя в хвосте эскорта и упиваясь собственной невостребованностью, он барахтался в воспоминаниях неудачливого любовника. Недостаток роста препятствовал обзору и скрывал от Папалексиева новобрачную пару, но зато он слышал мягкий голос работника загса, раздававшийся в торжественной тишине, а сквозь толпу можно было разглядеть отдельные фрагменты пухленькой фигурки, облаченной в белое платьице. Сам наряд и дородная стать делали ее обладательницу похожей на добрую повариху, щедро откармливающую аппетитным варевом огромное семейство, или на херувимчика с румяными щечками, лукаво поглядывающего из-за белесых ресничек на окружающих и спустившегося сюда откуда-то сверху заключать браки «на небесах».

Когда раздался «Марш» Мендельсона и толпа расступилась, освобождая путь новоиспеченной чете, Папалексиев вновь увидел любимый образ, но сегодня это было зрелище, особенно поразившее его воображение и по впечатлению многократно превзошедшее прежние встречи. Перед ним в белом облаке кружев и шелка плыла Авдотья. Она прошла сквозь Папалексиева, причинив ему боль и не оставив никаких надежд. В это мгновение он почувствовал, что в нем с большим жаром заспорили непримиримые половины. Раздор и разъединение их ощущались тем сильней, чем горше сокрушалась от нереализованное™ в любви одна его часть и чем настойчивей другая пыталась ее образумить через чувства эгоистичные или обращенные к иным особам женского пола. «Она такая красивая, я так ее люблю», — говорила одна половина Тиллима, а другая, возмущаясь безнадежностью противоположной, пыталась направить эту любовную энергию в новое русло. Она стала предлагать Папалексиеву взглянуть на окружающих его женщин и весь страстный пыл отдать одной из них. Указывая на работника загса, утешающая половина искушала: «Чем тебе не невеста? Вглядись в нее внимательно… Ты же сойдешь с ума, если не изменишь своей жизни. Всю свою любовь подари ей!» Бедный ассистент осветителя совсем запутался в собственном «я»:

«Ах, как я тебя люблю, как люблю…» — твердил верный слуга Авдотьи Каталовой.

«И слышать о ней не желаю! Возьми любую из женщин, хотя бы вот эту», — перечил ему народный герой, указывая на розовощекого ангелочка. После совершения традиционного обряда друзья и родственники ринулись поздравлять виновников торжества, лишь Папалексиев стоял неподвижно, как вкопанный. Он медленно подошел к работнику загса, протянул ей букет и, представив на ее месте возлюбленную, произнес:

— С чувством глубокой любви… Знаете, вы только что так двигались, словно через меня прошли. Я вас сильно-сильно, крепко-крепко люблю. Давайте обниматься.

Женщина оторопела:

— Может, вы что-то перепутали?

— Нет, я вас очень-очень люблю, — говорил Папалексиев, закрыв глаза и воображая, что перед ним Авдотья, — я вас так люблю, давайте обниматься.

Видно было, что женщине это слышать приятно, но все же чувствует она себя неловко.

— Вы знаете, мне такого никто никогда не говорил и не дарил цветов, — внезапно соткровенничала она и, попытавшись возвратить букет, неуверенно произнесла: — Может быть, все-таки…

— Вот это все — искренне, от всей души. Знаете, а меня зовут Тиллим, а вас как?

— Авдотья, — скромно, однако без замешательства проговорила она.

Папалексиев не смел ожидать такого совпадения, это взволновало его и без того неспокойное сердце. Он переспросил ее имя.

— Просто Авдотья, — повторила она.

— Так… Погодите, а вы не замужем? — оживился Папалексиев.

— А какое это имеет значение, если, как вы говорите, я только что через вас прошла? — отвечала вопросом на вопрос новая знакомая.

— Да, действительно… Даже если вы замужем и у вас есть дети, я женюсь на вас и усыновлю всех ваших детей.

— Вы знаете, это сильно. А может, не будем горячиться? Я же вас совсем не знаю, — недоверчиво сказала Авдотья, будто всерьез раздумывала, выходить ли ей замуж за этого чудака или нет.

— А если вы отвергнете меня, я буду долго за вами ухаживать и вызову на дуэль всех, кто… — наступал Тиллим.

— Вы еще и шутник? — поинтересовалась женщина, не в силах сдержать улыбку.

— Да я и сам не знал, что я шутник, — признался Папалексиев.

Пылкий молодой человек произвел на Авдотью неизгладимое впечатление. Папалексиев же был глубоко убежден, что всем женщинам очень нравится, когда их приглашают пообщаться в ресторан, и предложил сходить туда Авдотье для продолжения знакомства, на что она охотно согласилась. Встреча была назначена на завтра, в семь часов вечера у метро «Площадь Восстания».

Надо отдать должное внутреннему состоянию Папалексиева: на бескрайних просторах его загадочной души пышным цветом расцветал Беспредел. Когда его влюбленная часть от перенесенных ею потрясений была не в состоянии присутствовать на торжествах и в совсем подобающем Безнадеге настроении предавалась своему отчаянию, другая часть, обожающая его самого, именовавшаяся Безысходом, негодовала по поводу знакомства с работником загса и предвкушала те неудобства, что сулило новое знакомство, сетуя на себя из-за предложенного Тиллиму выхода из любовной драмы. Но зарождалась уже третья сила, она подавляла все остальные душевные порывы, которыми так щедра была душа Тиллима. Беспредел рвался к своей цели, невзирая на все препятствия, что чинил ему Безысход, волоча за собой Безнадегу. Мысли Тиллима хаотично путались и перемещались то на себя, то на одну, то на другую Авдотью, принимая различный образ. То это был Беспредел, то Безнадега, то Безысход. Растроение личности вело его неисповедимыми путями и довело до того, что, отказавшись участвовать в свадебных торжествах, совершенно разбитый, он добрел до дому.

VI

После пережитых накануне ощущений и бессонно проведенной ночи Папалексиев пребывал в прострации и не желал видеть никого. Встал он очень поздно, поэтому двор удивленно ожил только во второй половине дня. Он не хотел идти в ресторан и забыл поначалу о своем обещании женщине из Дворца бракосочетания. Его даже посетила мысль о самоубийстве. Он стал представлять, как горько и печально придется Авдотье Гладиловой переживать утрату верного друга, как она в конце концов поймет, что единственный человек, беспокоившийся о ней, был он — Тиллим Папалексиев. Неоднократно порываясь собраться с мыслями в связи со сборами в ресторан, Тиллим чувствовал, как силы то оставляют его, то появляются вновь. Но тут мелькнула идея хотя бы развеяться или отвлечься от давившей на него со всех сторон мрачной действительности. Это соображение оказалось решающим. Он сделал последний рывок и, повязав красный галстук, направил стопы свои навстречу Авдотье II. Необычное совпадение столь редко встречающегося имени еще сильнее подогрело пробудившееся в нем желание отправиться на свидание. Посетившие Папалексиева сомнения явились причиной опоздания уже на целый час. Входя в вагон метро, он предполагал, что Авдотьи на месте уже не застанет, и теперь ехал лишь для очистки совести. Подойдя же к двери, он оказался нос к носу… с кем бы вы думали? С той, что заключает браки на небесах и кого он уже не чаял сегодня увидеть. Взгляды их встретились. Авдотья произнесла: