Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания - Кирилл Привалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В каком плане «договоритесь»? – я и в самом деле не понял.
– Будет он за просто так из своей будки выходить?! – пришел черед удивляться ангелу. – У них на все тариф есть…
Гаишник и в самом деле меня замечать почему-то не хотел. Очнулся он только после того, как я помахал перед его глазами журналистской «корочкой» – красной, кожаной, по-номенклатурному значительной.
– Ну, ладно, – смилостивился на мою мольбу блюститель порядка и, как всемогущий джинн из «Тысячи и одной ночи», махнул палочкой и мигом застопорил трафик.
– Сколько взял-то? – по-сообщнически потом допытывался у меня шепотом ангел. – Неужто меньше сотни обошлось?
Но я не кололся, только важно и многозначительно дул щеки. Вскоре, однако, от моей важности не осталось и следа.
– А теперь можно грузить, – сказал ангел, подогнав под необходимым углом тягач к моему «опельку». – Начинайте!
Я на всякий случай оглянулся, не сообразив, к кому обращается грузчик. Но никого, кроме моей персоны, у машины не было.
– Чего волынку тянуть?! Видите, какая пробка выросла! Начинайте, грузите! – повторил команду далеко не шестикрылый серафим.
Сомнений не оставалось: он обращался ко мне.
– Как так «грузите!»? Куда?!.. А вы для чего? – возопил я. – Кто кого вызывал: я – вас или вы – меня?!..
– Ясное дело: вы – меня, – не выдержал очной ставки ангел. – Но я не успел вам сказать: я на этой машине первый день работаю. Мне, конечно, объясняли, как она фурычит, но я могу чего-нибудь напутать, и тогда вам хуже будет. «Опель»-то ведь ваш, а не мой, верно? Машина – аппарат хрупкий, бес ее знает!
Против правды не попрешь. Такому балбесу раскурочить мою машину, – что раз охнуть. И я принялся за дело. Вывернул колеса, подогнал трос… Испачкавшись по колено в снежной грязи, я с ужасом осознал, что – как назло – щеголял в этот день в черной костюмной тройке, которую надеваю только по особо торжественным случаям: как раз сегодня журналистская организация «Медиасоюз» должна была вручать свои ежегодные премии, а я был в числе номинантов. Однако сожалеть о чем-либо было уже поздно. Возила врубил мотор бобины-тягача, и моя машина нехотя вползла на помост. Я закрепил ремнями колеса и с наслаждением юркнул в теплую кабину:
– С Богом! Поехали! Шмитовский проезд, – назвал я адрес фирменного гаража «Опель».
– А это где? – продолжал испытывать мое терпение безрукий ангел.
– Как же вы работаете водителем в Москве, если города не знаете?! – взвыл я.
– Знаю, – обиделся шофер тягача. – Я микрорайон Отрадного хорошо знаю. – И сознался после паузы: – А больше ничего не знаю.
– Послушайте, дорогой друг! Вы откуда сами-то будете?
– Мордва мы. Из города Саранска… Я в Москве всего восемь месяцев работаю.
– Так… Одно другого не легче! А кем вы, позвольте поинтересоваться, работали все это время, если за штурвал этого чертова спасателя только вчера сели?
– Я всегда на мусоровозке катался, – ласково произнес падший ангел, и его пустое лицо неожиданно озарила нежная, младенческая улыбка. – В Отрадном такие помойки хорошие. Особенно – та, которая…
– Стоп! – ощетинился я. – Больше ни слова о помойках! Я опаздываю. Поедем на Шмитовский самым коротким путем. Слышите?!.. Прямо и сразу налево!
– Понял, понял, – забормотал бывший ангел, на самом деле оказавшийся врожденным золотарем, и повернул в нужном направлении. И тут же врубил по тормозам. – А вы уверены, что «опель» хорошо закрепили на платформе? А то мы вашу машину по пути потеряем!..
– Не потеряем! Закрепил все, как надо! – Я стиснул зубы. – Гони! Гони быстрее, голубчик!.. Иначе я за себя не отвечаю.
В кабине тягача обогрев работал на славу. Учитывая крепчавший мороз, это не могло не радовать. Правда, чем-то подванивало. Я покрутил головой и обнаружил точно позади себя огромный пластиковый пакет, от которого пахло, как от мокрой кошки на батарее.
– А это что такое? – обомлел я, подозревая самое страшное – как в американском фильме о маньяке с улицы Вязов.
– Да так… Разное… – уклончиво ответил не желающий расставаться с Чистилищем человек из Саранска. – Так вот, я и говорю: у нас в Отрадном такие помойки хорошие…
Воблер u «Хе из мясо»
«Не важно, какой зубной пастой ты пользуешься, важно, в каком доме живешь».
Из перетяжки, рекламирующей домостроительную компаниюПервое, что поражает российского неофита в Москве, это перетяжки. Под моим окном в Москве каждый день над проспектом вывешивают на бельевых веревках новую перетяжку. (Единого термина для определения этих странных предметов еще не выработано: одни называют их «растяжками», другие – «перетяжками»). Это не ленты материи, а гнойные бинты Истории. И в отличие от российских летописцев, передирающих друг у друга, эти ленты не врут. Весь смысл новорусской жизни сконцентрирован в них, чувствительных лакмусовых бумажках постсоветского бытия. Читаю их и не нарадуюсь. Решил поделиться очередным позитивом с давним товарищем, проезжающим каждое утро мимо моего дома по пути на работу. Говорю:
– У меня под окном повесили конгениальную перетяжку: «Купи квартиру и получи бейсболку в подарок!» Пальчики оближешь! Создателям наверняка обеспечена первая премия на мировом конкурсе рекламного идиотизма…
А приятель в ответ:
– Я на эту чепуху никогда и внимания не обращаю. Я и телевизор перестал включать из-за того, что там каждые двенадцать минут реклама идет. Ни одного фильма до конца посмотреть нормально нельзя… Мы здесь со всяким насилием пообвыклись. Времени нет на ерунду глаза пялить.
Но разве не в этой ерунде заключается эманация русской правды. По всей Москве развесили плакат. На нем изображена огромная и черная, как катафалк, машина «хаммер», под которой надпись на асфальте: «Прочь с дороги!..» Или, например, перетяжка на Рублевке, вывешенная накануне масленичного великого поста: «Постимся устрицами!» И тут же – адрес прикинутого ресторана… А чего стоит реклама пылесоса в сети магазинов «Эльдорадо»: «Сосу за копейки»! Это же крик души. «Сосу за копейки» – доподлинная картина наших нравов.
С этой картиной сравнимо только объявление на автобусной остановке в Москве: «Комната с хозяйкой, 70 долларов. Все необходимое имеется». Хочется понять: необходимое для чего? Какой там Достоевский! Федору Михайловичу ничего более захватывающего даже после проигрышей в казино Баден-Бадена не снилось…
В обувном салоне на московском проспекте Вернадского висит многократно растиражированный плакат: «Будь россиянином – покупай итальянское!» Самое смешное: к патриотизму по-апеннински призывает Джоконда на фоне Храма Василия Блаженного.
Выезжаю с Вернадского на соседнюю улицу и вижу кричащий билборд – чуть было не написал «биоборд». Первым делом в глаза бросаются слова – «Лошадиные силы. Мужская слабость», – а потом мощный автомобиль на втором плане. Грешный, сознаюсь, я поначалу решил, что кто-то из отечественных любителей сексуальной экзотики пропагандирует весьма недвусмысленную страсть к парнокопытным, потом понял, что это не что другое, как завинченная реклама мощной машины…
А сработанные в Питере консервы под спорно аппетитным названием «Клевый хавчик» – малосольный лосось в белом соусе? А реклама пива «Клинское» под программным лозунгом: «За общение без понтов!»? А многозначительное объявление: «Мобильная халява»? Что это означает? Что в стране все, что движется, является халявой? Или – что халявой являются теперь мобильные телефоны? Академики-руссисты рыдают в полном составе, а «зона» с урками ликует и поет. Богатыри сейчас не ученые мужи. Это блатная малина, составившая новый национальный истэблишмент, обогащает сегодня «великий и могучий».
И такие чудеса без решета, но порой из-за решетки – буквально каждый день. На Востоке утверждают: «Больная устрица рождает жумчужину». К России это никак не относится. На пространстве, где идеалом женской красоты является Верка Сердючка и где детенышей бурого медведя пытаются вывезти за рубеж с паспортами щенят кавказской овчарки, доморощенные устрицы рождают только «перла». Точнее: «перло» за «перлом» поперло! И это касается всех сфер жизни.
Самобытность России сочится из каждой щели, так и прорывается из любой поры, как грязь из панелей дощатых тротуаров на московских окраинах в конце марта. Где в другой стране про брак с иностранцем или иностранкой указывают в казенных формулировках: «брак, осложненный иностранным элементом»? Спасибо за политкорректность.
И вообще: я другой такой страны не знаю, где человек, услышав «пол-литра», не спросит:
– Пол-литра чего?
Русачу же и так ясно – не росы, не морковного сока и не птичьего молока. На вопрос: «Сколько будет десять раз по сто грамм?» девять человек из десяти в России ответят «литр», а не «килограмм». И это еще что?! Ибо в Ростове-на-Дону в одном из народных приречных ресторанов меня удивили шашлыком, который предлагали в меню… килограммами! И селедкой, которую давали в… литрах! Принесли гору мяса – «три кило шашлыка» – и пятилитровую банку с уже почищенной, аппетитно плавающей в масле селедкой! Литра селедки мне вполне хватило, чтобы запомнить ее на всю оставшуюся жизнь.