Жребий - Элис Манро

— Отлично, — говорит он с облегчением. — Садитесь, домчим за две минуты. Жалко только, что опоздали — вчера погребли.

Погребли, думает она. Гребля. Какие-нибудь рыбацкие соревнования…

— Печально, конечно, — говорит водитель, усаживаясь за руль. — Но, правду сказать, поправиться она не могла.

Погребли. Его жену. Энн.

— Ну ничего, — говорит он. — Может, на проводы успеете. Там, я думаю, кто-то еще остался. На похоронах народу было — тьма. Что, не смогли сразу выехать?

— Не смогла, — отвечает Джулиет.

— Я, наверно, неправильно говорю — «проводы». Провожают до похорон, правда? А как называется то, что потом делают, не знаю. Не празднуют же. Хотите заедем, вы поглядите — цветы там, венки…

В стороне от моря, если свернуть с шоссе и проехать около четверти мили по разбитой грязной дороге, — общее для всех вероисповеданий кладбище Китового Залива. И неподалеку от забора — холмик земли, усыпанный цветами. Увядшие живые цветы, яркие искусственные и маленький деревянный крест с именем и датами. Пестрые витые ленты, которые разлетелись по всему кладбищу и валяются на траве. Водитель показывает ей, как разворотили дорогу колеса — столько машин приезжало сюда вчера.

— Половина ее в глаза не видели. Приехали из-за него. Эрика все знают.

Они разворачиваются, едут обратно, но не до самого шоссе. Ее тянет сказать, что она передумала, что ей не хочется ни к кому ехать, а хочется подождать у магазина, пока автобус не поедет обратно. Можно сказать, что она просто ошиблась, перепутала день и теперь ей так неловко, что она пропустила похороны, что вообще там объявляться неохота.

Но ей никак не собраться с духом. И он всем про нее расскажет в любом случае.

Они едут по узким петляющим дорогам, минуя редкие дома. И всякий раз, когда они не сворачивают к дому, наступает временное облегчение.

— Вот это сюрприз, — говорит водитель, и теперь они таки сворачивают. — Куда они все подевались? Я час назад здесь проезжал — полдюжины машин еще стояло. А сейчас даже его грузовик исчез. Пир окончен. Извините, это я так, сболтнул.

— Ну, если никого здесь нет, — говорит Джулиет с готовностью, — я тогда просто поеду обратно.

— Да нет, не беспокойтесь. Айло здесь. Вон ее велосипед. Вы знакомы с Айло? Она ему тут помогает. — Он уже вылез из машины и открывает ей дверь.

Не успевает Джулиет выйти, как к ней с громким лаем несется большая желтая собака, а вслед ей с крыльца кричит женщина.

— Отстань, Пет, — говорит водитель и, пряча деньги в карман, быстро забирается обратно в машину.

— Уймись! Уймись, Пет! Успокойся! Она вас не тронет, — кричит женщина. — Она еще щенок.

Такой щенок, как Пет, думает Джулиет, запросто может сбить человека с ног. Тут выскакивает еще одна рыжеватая собака, и гам усиливается. Женщина сбегает по ступенькам, крича:

— Пет! Корки! Сидеть! Если они увидят, что вы их боитесь, они еще хуже на вас набросятся.

Еще звучит у нее немножечко как исчо.

— Я не боюсь, — говорит Джулиет и отпрыгивает, потому что желтая собака носом грубо тычется ей в руку.

— Ну, заходите тогда. Заткнитесь вы обе, или я вам головы пообрываю! Вы что, перепутали, когда похороны?

Джулиет качает головой, как будто извиняясь. Она называет свое имя.

— Ну, очень жаль. А меня зовут Айло. — Они пожимают друг другу руки.

Айло — высокая, широкоплечая женщина с крепким, но не толстым телом и желтовато-белесыми волосами, которые свободно свисают на плечи. Голос у нее сильный, напористый, звуки непринужденно перекатываются в горле. Что же это за акцент — немецкий, голландский, скандинавский?

— Садитесь здесь, на кухне. Кругом страшный беспорядок. Я сварю вам кофе.

Кухня светлая, с окошком в высоком, скошенном потолке. Всюду груды тарелок, стаканов и кастрюль. Пет и Корки, кротко проследовавшие за Айло в кухню, принимаются вылизывать жаровню, которую она поставила перед ними на пол.

Из кухни две широкие ступеньки ведут в затемненную, похожую на пещеру гостиную, где по полу раскиданы большие подушки.

Айло отодвигает стул от стола.

— Да садитесь же! Сядьте, выпейте кофе, поешьте.

— Я сыта, — говорит Джулиет.

— Ну что вы. Вот кофе свежий, только что сварила. Я сама буду пить, пока убираю. И столько еды осталось.

Она ставит перед Джулиет кофе и кусок пирога — ярко-зеленого, с какой-то съежившейся меренгой.

— Лаймовое желе, — говорит она, не выказывая одобрения. — Может, и ничего. Или это ревень?

Джулиет говорит:

— Замечательно.

— Такая грязь. Я после панихиды все убрала, все расставила. Потом похороны. И после похорон надо снова убирать.

В ее голосе мужественная досада. Джулиет чувствует себя обязанной сказать:

— Сейчас я допью и могу вам помочь.

— Да нет, не нужно, — говорит Айло. — Я же тут все знаю. — Она двигается по дому не быстро, но целенаправленно и с толком. (Таким женщинам не нужно, чтоб ты им помогала. Они сразу видят, что ты из себя представляешь.) Она вытирает стаканы, тарелки и приборы, раскладывая то, что вытерла, в буфеты и ящики. Затем чистит кастрюльки и сковородки, — включая и жаровню, которая отобрана у собак, — погружая их в свежую мыльную воду, протирает поверхности обеденного и кухонных столов и выкручивает тряпки так, будто сворачивает курам головы. И с перерывами беседует с Джулиет.

— Вы подруга Энн? Еще с прежних времен ее знали?

— Нет.

— Я так и подумала. Слишком вы молоды для этого. Так почему вы собирались на похороны?

— Я не собиралась, — говорит Джулиет. — Я ничего про похороны не знала. Просто заехала в гости. — Она старается, чтоб это прозвучало как причуда, которая взбрела ей в голову, будто у нее полно друзей и она разъезжает туда-сюда, нанося им визиты.

С особой внушительной энергией и вызовом Айло отдраивает кастрюльку, не удостаивая ее ответом. Она заставляет Джулиет прождать, пока она вымоет еще несколько кастрюлек, прежде чем снова решает заговорить.

— Вы приехали к Эрику. Это действительно его дом. Эрик здесь живет.

— А вы не здесь живете? — спрашивает Джулиет, как будто это поможет сменить тему.

— Нет, я не здесь живу. Я живу ниже по холму, с мужжем. — Слова "с мужжем" звучат весомо, в них слышится гордость и упрек.

Не спрашивая, Айло доливает кофе в чашку Джулиет, затем в свою. Приносит себе кусок пирога — у него розовая полоска внизу и розовый крем наверху.

— Заварной крем с ревенем. Надо доесть, инатче он испортится. Мне необязательно, но я все равно ем. А вы хотите кусотчек?

— Нет, спасибо.

— Значит так. Эрик уехал. Он сегодня не вернется. Скорей всего не вернется. Он уехал к Кристе. Вы знаете Кристу?

Джулиет скованно качает головой.

— Мы здесь так живем, что все про всех знаем. Хорошо знаем. Не знаю, как с этим там, где вы живете. В Ванкувере? (Джулиет кивает.) В городе, значит. Это не то же самое. Эрик очень о жене заботился, но без помощи он бы не справился, понимаете? Я ему помогаю.

Довольно опрометчиво Джулиет спрашивает:

— Но разве вам за это не платят?

— Платят, конечно. Но это больше чем работа. И другая помощь, женская, ему тоже нужна. Понимаете, о чем я? Не от женщины с мужжем. Я этого не люблю, это и некрасиво, и только к ссорам ведет. Сперва Эрик был с Сандрой, потом она уехала, и теперь он с Кристой. Было время, недолго, когда разом были и Криста, и Сандра, но они подруги, так что ничего. Только у Сандры были дети, и она хотела уехать куда-нибудь, где школы побольше. А Криста — художница. Она делает всякие фигурки из дерева, которое валяется на берегу. Как оно называется?

— Плавник, — выдавливает из себя Джулиет. Разочарование, стыд парализуют ее.

— Он самый. Она развозит эти фигурки повсюду, они продаются. Животные там, птицы, но не реальные. Не реальные?

— Не реалистические?

— Да, да. Детей у нее никогда не было. Вряд ли она захочет куда-нибудь уехать. Эрик вам этого не рассказывал? Хотите еще кофе? Там еще осталось.

— Нет. Нет, спасибо. Нет, не рассказывал.

— Ну вот. Значит, я вам рассказала. Если вы кончили, я вымою чашку.

Она отклоняется от маршрута, чтобы пнуть ногой желтую собаку, разлегшуюся по другую сторону холодильника.

— Вставать пора. Лентяйка. Сейчас домой пойдем.

— Есть автобус, назад в Ванкувер, в десять минут девятого, — говорит она, возясь у раковины, спиною к комнате. — Можете пойти со мной, ко мне домой, а к автобусу муж вас подвезет. Поужинаете у нас. Я на велосипеде, но еду медленно, так что вы не отстанете. Здесь недалеко.

Ближайшее будущее распланировано так четко, что Джулиет, не думая, встает, оглядывается в поисках сумки. Затем снова садится, но на другой стул. Новый ракурс кухни как будто придает ей решимости.