Письма в квартал Капучино (сборник) - Георгий Панкратов

Он вспоминал ту встречу в троллейбусе и не мог поверить, что все это могло быть зря.

Он никогда не сомневался, ни секунды, что это была судьбоносная встреча, что она действительно изменила его жизнь, что после той встречи не было больше «я» и «она», а было единое целое – любящая семья, и теперь он корил себя за то, что проявил слабость: встретился с незнакомкой, увлекся ею – мог же прервать переписку, просто не отвечать. Но понимал он и то, что теперь не вернуться к прежнему состоянию – к прежней домашней безмятежности, к липкому счастью, прекрасному сну.

Он смотрел на Марию и пытался отыскать в себе прежнюю любовь, вытащить ее наружу, потрясти и заставить снова работать, как севший аккумулятор, но не мог. Благодарность, привязанность, признательность – вот и все, что он испытывал к жене. Ему хотелось обнять ее и сказать: «Спасибо», – но неизменно добавив: «Дальше нам не по пути». Его новая избранница была яркой, от одного воспоминания о ней в голове как будто взрывался фейерверк эмоций и страстей. Тигра звала к себе через все расстояния, она была океаном, в который хотелось нырнуть с головой. В котором хотелось утонуть.

«Мария, конечно, серая мышка, – думал Валерий с сожалением. – Но ведь придет время, когда и Тигра станет такой. Вот что самое главное. Ведь когда ты любишь женщин – разных женщин, – ты всегда при этом будешь симпатизировать другим: какую-то случайно проводишь взглядом в магазине, какую-то одаришь комплиментом, с какой-то проживешь полжизни, а к какой-то потом уйдешь. Но все они – одно и то же. Так или иначе, ты живешь всю жизнь с одной и той же женщиной и любишь только одну. Все они – это она».

Валерий не понимал, откуда в его голове эти мысли.

«Но значит, и менять что-то нет никакого смысла. Ты будешь с той же женщиной, только в ином обличье. А секс – это обман. Это клей, который скрепляет двух разных, чужих людей, это смазка, которая помогает им притереться. Секс уходит – остаются мужская стихия и женская, а вы ничего не значите. Вы просто крючки, которыми эти стихии цепляются друг за друга. И нет никакой разницы, с каким крючком сцепишься ты, потому что важно только одно – сцепиться».

– Ты это сделал, – медленно проговорил Валерий, не замечая, что произносит это вслух. – Так зачем тебе что-то менять? Надо просто жить.

«Это будет самая большая ошибка в твоей жизни, – продолжали нестись в голове мысли, и Валерий ходил по квартире, напряженно схватившись за голову. Скоро придет Мария, и нужно будет что-то сказать ей. – Не делай этого. Нет ничего, что оправдало бы тебя. И дело здесь, конечно, не в предательстве, не в том, что она верит в любовь, а ты засомневался. Дело в том, что это бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно!»

– Ты ничего не изменишь, – вновь заговорил он вслух. – Кроме маленькой яркой вспышки в постели. И того, что создашь проблемы себе. И того, что она будет страдать. И того, что ребенок будет спрашивать, где папа. А папа будет так же продавать рекламу, так же ставить машину по вечерам на стоянку, ездить в те же командировки, только возвращаться будет в другой дом.

«Ну, в другой дом? И что? А чем плох этот? Здесь уютно, ты столько вложил в него, здесь тебя ждут и любят. А там? Все привычно. Ну, в конце концов, проститутку сними. Там таких Тигр, знаешь, сколько? Предложи жене секс втроем, предложи ей секс с проституткой, предложи ей садо-мазо, в конце концов. Ну что еще? Да все что угодно. После стольких лет совместной жизни можно, разве ж она не поймет?»

– Она не поймет, – сказал он сам себе, глядя в окно. – Она всю жизнь была уверена, что единственная. На этом держались все ее чувства, вся ее жизнь. Этим осознанием – себя как единственной – она дышала. Это и секс тоже. Для нее секс – это, конечно, измена. Да и вообще, секс – измена. И ты ей уже изменил. Нужно только признаться в этом, и все решится само. Ты подорвал основу, фундамент. Осталось только смотреть, как разрушится дом.

«И потом, это не секс, – продолжался поток мыслей; Валерий открыл холодильник, достал бутылку вина, резким движением плеснул в бокал и с наслаждением выпил. – Не секс меня тянет к Тигре. Секс – это только внешнее; те наши оболочки, которые пересекаются первыми. Ее женственность, импульсивность, агрессивность, я бы сказал, в ней бурлит жизнь, в ней кипит кровь, и она разбавляет мою, застоявшуюся, разгоняет ее. В ее дыхании какая-то невиданная сила, которую я чувствую, как только ее рот приближается к моему. Да, я делаю те же действия, я живу так же, как жил, – все эти поездки, предложения, весь этот бесконечный бесполезный треп, одна и та же еда, вино – все то же самое. Но как энергично, как радостно я это делаю, как проживаю всю ту же самую скучную жизнь – но как новую, как совершенно другую».

– Она молодая, – шептал Валерий, глядя в окно. – Совсем как Мария тогда. Но время пройдет, и ты станешь еще старше, а она – как Мария сейчас, и ты вернешься в ту же самую точку, от которой сейчас бежишь. Разве не нужно жить дальше, разве не нужно узнавать, что будет потом, а не бесконечно возвращаться к одной точке? С позиции логики то, что ты решаешь сейчас, этого вообще не должно быть… Но все ли в жизни поддается логике?

«И хочешь ли ты ей поддаваться? – спросил сам себя Валерий. – Вот что действительно главное».

В окно он увидел Марию, вынырнувшую откуда-то из-за угла и торопливо семенящую к подъезду. За руку она держала Иннокентия, тот упрямился, видимо, хотел еще погулять, но мать настаивала: домой!

«Спешат к тебе», – подумал Валерий, и внезапно ему стало не по себе. Он почувствовал тошноту, подступающую к горлу, головокружение. Где-то в груди нестерпимо заныло, ему стало стыдно и страшно одновременно. Он вылил из бутылки остатки вина и залпом допил. Немного отпустило.

– Нет, – сказал он. – Я не могу. Я не сделаю это.

То же самое он повторил и Тигре, спустя день, в телефонном разговоре.

– Я терпеливая, – проговорила она в трубку, растягивая слова. – Но твоя нерешительность меня уже настораживает.

– Я ничего не могу сделать с собой, – сказал Валерий. – Это моя семья.

– Давай встретимся через неделю, – ответила Тигра. – В том же кафе, где и в первый раз. Пойдет?

– Зачем? – еле слышно спросил Валерий.

– Ну как зачем? – рассмеялась она. – Ты меня удивляешь. Ты мне скажешь, что передумал и переезжаешь жить ко мне. Нет ничего приятней, чем услышать такую новость за бокалом хорошего вина. Ты же не хочешь испортить мне вечер, правда?

– А если хочу, – ответил он. – Тогда зачем встречаться?

– Просто посидим. Посмотрим друг на друга, – серьезно сказала она. – Пообщаемся. Все-таки это твой выбор, и мне нужно будет его принять. Но разве ты не будешь рад лишней возможности меня увидеть?

– С тобой не поспоришь, – улыбнулся он.

День закончился ужином, совместным просмотром какого-то современного, напрочь лишенного смысла фильма. Засыпая, он обнял жену и уже перед тем, как окончательно погрузиться в сон, вдруг вспомнил о Тигре, но прогнал от себя эту мысль. Проснувшись утром, поел, завел машину, отвез ребенка в школу, постоял в пробках, поговорил – ни о чем, как всегда, – с коллегами, закрылся в кабинете, провел пару телефонных переговоров, налил себе кофе и долго сидел перед монитором, то закрывая глаза, то смотря перед собой невидящим взглядом.

– Ну, как живете? – спрашивали на работе Марию.

– Да все хорошо, – улыбалась она. – Валера стал в командировки ездить, платят больше. Повышать планируют вроде. Он доволен. И я довольна.

– Командировки? – хитро прищурилась заметно постаревшая коллега. – Ты смотри, будь с этим внимательнее. Сколько вы уже вместе?

– Двенадцать лет.

– Ну вот. Опасное время, серьезно тебе говорю.

– Да что ты, – отвечала Мария. – Он любит меня так. Он домашний весь такой. Я же, когда с ним только познакомилась, все сразу поняла. Он такой всегда был: всё в дом, в семью. Даже с друзьями встречается редко, они, вон, с Кешей – лучшие друзья.

– Повезло тебе, Машка, конечно – вздохнула коллега. – Но все-таки смотри. Это ж мужчины. Как глупость какая взбредет в голову, уже не поправишь. Главное, не допустить этой глупости.

«Главное, не допустить глупости», – как заведенный повторял себе Валерий. Он смотрел то на страницу Тигры, изученную вдоль и поперек, со знакомыми, так восхищавшими его фотографиями, то на семейное фото в рамке, сделанное пару лет назад и подаренное ему Марией. Он улыбнулся, вспомнив, как трогательно она вручила ему рамку, – был какой-то маленький праздник из тех, о которых он и не знал никогда, но зато всегда помнила жена. Что-то вроде именин, дня ангела.

Он смотрел на фото в рамке, как зачарованный, и глотал кофе. Но затем все-таки перевел взгляд на монитор, на фотоальбом Тигры – бесконечная череда образов, и каждый из них притягивал взгляд, он не мог оторваться даже для того, чтобы включить просмотр следующей фотки.

– Шикарная женщина, – сказал он. И любовался ею, пока его не оторвал очередной деловой звонок.