Сладостное забвение - Даниэль Лори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долго молчание Джианны не продлилось, хотя она и не стала возвращаться к вопросу о запасах белого порошка. На сей раз она начала обсуждать лошадиные скачки: вполне приемлемая тема, к которой многие присоединились. Не то чтобы окружающие были против наркотиков – более того, здесь ежедневно появлялись люди, в чьих карманах они точно имелись, – но при публичном обсуждении этикет Коза ностра призывал делать вид, что мы являемся классическим примером типичной традиционной семьи, живущей в доме за белой дощатой оградой. Даже если в действительности наши особняки окружали железные заборы с охраной.
Адриана, к счастью, присоединилась к нам, а не отправилась в аэропорт, чтобы лететь, к примеру, на Кубу. Она сидела между отцом и женихом на другом конце стола.
Считайте меня трусихой, но я обрадовалась, что мне не надо находиться рядом с Николасом. Я была идеальной хозяйкой, у которой всегда найдется вежливый ответ даже на неприличные комментарии, (а они неизбежны в компании алкоголя), но в присутствии Николаса все слова меня покидали. Рядом с ним я теряла дар речи, у меня смещался центр гравитации, и, если честно, мне просто становилось жарко, как будто кожа решала покрыться румянцем навсегда.
Говорить с ним было неприятно, зато смотреть на жениха сестры оказалось гораздо легче. Если бы не размеры Николаса, он бы легко вписывался в типаж милого мальчика, который любила Адриана, по крайней мере, пока на его лице оставалось спокойное выражение. У него была смуглая кожа и иссиня-черные волосы, и я не могла не заметить, как сквозь рубашку проступали контуры бицепсов. Похоже, будущий муж Адрианы еще красивее при солнечном свете. Жаль, что характер его подвел.
Но самой интересной деталью во внешности Руссо являлась чернильная линия, проступающая через белую ткань рубашки. Ее было едва заметно, но я не сомневалась, что она покрывала его руку от плеча и до браслета золотых часов на запястье. У Николаса Руссо была целиком и полностью татуированная рука. Я так и знала, что джентльменский образ оказался фальшью.
Николас взглянул на меня, и я оторопела, а он наверняка сразу просек, что я за ним наблюдаю. Даже за пять стульев от меня его псевдобезразличный взгляд словно обжег мою кожу. А тон Руссо, когда он произносил мое имя, низкий и непристойный, снова начал крутиться в моей голове, как заевшая пластинка.
Чтобы не выглядеть трусихой, я выдержала его взгляд несколько секунд, не дыша, а затем отвернулась. У меня внезапно появилось чувство, что мне не стоит больше пересекаться с этим мужчиной… ради собственного здоровья.
– Я слышал, у тебя скоро выступление, Елена? – спросил дядя Мануэль, сидящий за другим концом стола. Кстати, его голос с некоторых пор всегда напоминал мне о кровопролитии, в котором он принял участие полгода назад.
Я сделала глоток вина, но не ощутила ничего, кроме привкуса ненависти.
Все разом посмотрели на меня, все двадцать пар глаз, но чувствовала я только один-единственный взгляд, который вновь буравил меня.
– Да. – Я выдавила улыбку. – В субботу.
– Ты танцуешь? – встрепенулась Джианна и тут же понизила голос. – Как здорово. Я тоже прежде танцевала, но, пожалуй, мы говорим о разных вещах.
Я оживилась.
– Ты имеешь в виду чечетку?
У нее был легкий, воздушный смех.
– Да, точно! Ты давно танцуешь?
– С детства.
– И у тебя хорошо получается?
Прямота вопроса заставила меня рассмеяться.
– Увы, нет.
Мама пробормотала нечто протестующее со своего места. Ей полагалось не согласиться: так всегда поступают матери, но как танцовщица я и правда слыла посредственностью, и мне было совсем не сложно признать свою бесталанность. Это просто хобби. Что-то, чем можно заполнить размеренное течение времени.
В детстве я любила танцевать, а теперь это, образно говоря, стало помехой. Помните то пресловутое тесное платье, из которого я уже выросла?
Разговоры поутихли, а Джианна начала гонять брокколи по тарелке, как семилетний ребенок, который не любит овощи. Ее муж хмыкнул, хотя реагировать было не на что. Она привычно закатила глаза и отхлебнула вина.
Обед продолжился, сопровождаемый бессмысленной болтовней, превосходной едой и изысканными напитками, но, повторяю, напряжение никуда не исчезло. Оно витало в воздухе, совершенно непобедимое. Как эхо, которое звучит после того, как вы что-то сказали.
Брат откинулся на стуле и принялся водить пальцем по краю бокала, который при этом издавал тонкий звон. Адриана уплетала еду за обе щеки, словно незнакомый ей мужчина, за которого она должна выйти замуж через три недели, даже не сидел рядом с ней.
Папа́ упомянул, что купил стрельбище, и новый разговор прокатился по столу, как падающее домино. На десерт подали тирамису, и я уже приготовилась, что обед вот-вот закончится. К сожалению, внутренний дискомфорт нарастал, и вскоре я не представляла, как выкрутиться из неизбежного финала.
Все началось с невинного предложения поехать на стрельбище в сугубо мужской компании. А дальше события разворачивались как дурной сон. Руссо, сидящий со мной рядом (не Николас, а кто-то из семьи Руссо, разумеется), язвительно фыркнул. Я знала, что его зовут Стефан, хотя он почти все время помалкивал.
Звон со стороны бокала моего брата резко прекратился. Темные глаза Тони впились в парня.
– Что смешного, Руссо?
Стефан покачал головой.
– У меня есть дела поинтереснее, чем смотреть, как свора Абелли не может попасть в мишень.
– Вау, – промычала Джианна.
Я на пару секунд зажмурилась. Брат не будет игнорировать подобные заявления: он запросто ввяжется в драку, причем быстрее, чем гром грянет.
– Тони, не надо… – предостерегающе сказал Бенито. Он всегда был голосом разума среди них двоих.
Но Тони даже не посмотрел на кузена и улыбнулся Стефану Руссо крайне нехорошей улыбкой.
В груди все сжалось, и я посмотрела на другой конец стола, пытаясь привлечь внимание отца, но он был поглощен беседой с Николасом и моими дядями.
– Не
