Создатель меча - Дженнифер Роберсон

Все еще лежа на спине, я осторожно пошевелил пальцами. Настороженно прищурился — и сразу забыл о боли и страхе, увидев, что и кожа на руках, и кости под ней остались целыми. Не было никаких волдырей. Самые обычные руки и не следа ожогов, хотя знакомые шрамы и уплотнения у суставов остались. Значит это действительно были мои руки, а не какая-нибудь магическая замена.

Я почувствовал себя лучше и медленно сел, вздрогнув, когда болезненно дернулись внутренности. На всякий случай я снова пошевелил пальцами — никакой боли, никаких судорог. Обычные гибкие пальцы, словно ничего не случилось.

Нахмурившись, я уставился на меч.

— В аиды, что же ты такое?

В голове сам собой возник ответ: яватма.

Аиды, баска, что же мне теперь делать?

Я рискнул подняться. Все тело вроде бы действовало нормально, хотя немного скованно. Через шерстяную ткань я помассировал ноющий шрам пониже ребер и тут же забыл о нем. Все мое внимание переключилось на кошку. На нее и на меч.

Я подошел поближе. Кошку я проткнул очень удачно: через открытую пасть к основанию черепа. Она лежала на боку. Под тяжестью рукояти, опустившейся на землю, ее голова приподнялась.

Две глазницы смотрели на меня. Глаза из них вытекли.

Я и сам не знаю, сколько времени не мог оторваться от этого зрелища. Я не мог даже пошевелиться. Я только смотрел, вспоминая жар рукояти. Когда я обнаружил, что руки целы, я даже решил, что все это мне показалось, но теперь я снова засомневался.

От удара мечом не плавятся глаза. От удара мечом не чернеют усы и не обугливаются рты. Мечи режут, протыкают, колют, разрезают, иногда рубят, если у обладателя меча мало опыта. Но они никогда ничего не плавят и не сжигают.

Может яватмы это делают?

Я снова посмотрел на свои руки. Они не изменились. Смуглые, мозолистые, но целые.

Сгорела только кошка.

Вернее некоторые части ее тела. Те части, которых коснулся меч.

Пустые глазницы почернели. Только теперь я заметил, что крови совсем не было: меч всосал ее в себя.

Аиды, баска, я сделал то, что клялся не делать.

Где-то вдали взвыли звери. Они визжали, как когда-то стая гончих. Гончие всегда выли, когда Дел вызывала к жизни меч.

И в ответ заржал жеребец.

Жеребец…

Я забыл о кошке и мече и побежал к нему. Он стоял недалеко, его сил хватило только на несколько шагов. От тихо ждал и пот стекал по его шкуре.

Пот вместе с кровью.

— Аиды, — пробормотал я, — здорово он тебя прихватил, да?

Жеребец обнюхал меня. Я мрачно откинул темную клочковатую гриву с холки — внизу, на Юге мы стрижем гривы коротко, а Северяне оставляют их длинными — и, хотя седло и защитило жеребца, увидел довольно глубокие раны

— клыки и когти разорвали шкуру. Еще больше рваных ран было на правом плече, за которое кошка цеплялась задними лапами, и несколько царапин рядом. Но в общем можно было сказать, что жеребцу повезло: кошка быстро отвлеклась — на меня или на меч. В Пендже я видел молодых песчаных тигров, которые сваливали лошадей и побольше чем мой гнедой, но заканчивали они эту работу побыстрее, просто перегрызая яремную вену.

Может и эта кошка знала, что делать, но опять-таки, я или меч не дали ей закончить. Что-то похожее на страх скрутило мои внутренности. С этим нужно было как-то справиться и я снова повернулся к жеребцу.

— Ну, старик, теперь мы с тобой вполне подходящая пара, — утешил я его. — Посмотри на мою щеку, а? Может стоит назвать тебя Снежным Котом? Как раз для Песчаного Тигра.

Жеребец недовольно фыркнул.

— Может и не стоит, — согласился я.

Из-за запаха мертвой кошки — вони жженого мяса — жеребец нервничал, и я привязал его к ближайшему дереву, сняв седло, чтобы не нагружать поврежденную спину. Ясно было, что день или два мне на нем ездить не придется, так что оставалось только разбить лагерь.

Когда лошадь это единственное, что стоит между тобой и долгой пешей прогулкой — или смертью — человек учится ценить ее. Главное в пути это здоровье лошади и ее безопасность. Если нам придется провести здесь несколько дней, ничего страшного не случится. Гончие могут и подождать, да и Юг никуда не убежит. Так что я подобрал флягу с амнитом. Кто знает, чем питалась кошка и где бродила, а я не мог рисковать жеребцом. Раны нужно было обработать.

Прежде чем начать, я ласково похлопал жеребца по шее и проверил крепость веревки и узлов.

— Спокойнее, старина. Не хочу врать, будет больно. Только не вымещай все на мне.

Я тщательно прицелился и облил все раны и царапины, до которых смог дотянуться. Возможно это было жестоко, но если бы я занимался этим долго и осторожно, больше одной ссадины я бы не обработал, а жеребец шарахался бы от одного запаха амнита. Таким способом я по крайней мере разобрался почти со всеми ранами сразу.

Пронзительно взвизгнув, гнедой сжался и забил копытами. Лошадь — особенно верховая, с хорошо подкованными задними ногами — страшный зверь, способный на убийство. Я предусмотрительно сделал лишний шаг в сторону, просто для верности, и ухмыльнулся, глядя как он вращает злыми глазами, пытаясь меня разыскать. Когда гнедой наконец-то разглядел меня, рывок в мою сторону и мощный удар задних ног показали мне, какие чувства он ко мне испытывал. Обнаружив, что удар не достиг цели, жеребец раздраженно начал рыть землю.

— Выкопаешь яму — будешь в ней стоять, — предупредил я его. — Представляю, как ты бесишься — я бы на твоем месте вел себя так же — но знаешь, что приятнее чем умирать. Так что лучше стой как обычная старая кобыла и думай, чем бы ты кончил, если бы не эта фляжка, — я прервался, чтобы заглянуть в эту самую фляжку. — По твоей милости я лишился половины амнита, а ведь мог бы все это выпить.

Жеребец злобно покосился на меня.

Я смягчился.

— Знаешь что, старик… я дам тебе еще зерна. От этого тебе должно стать получше.

Я порылся в одной из сумок и вытащил пригоршню зерна. Чтобы предложить его, пришлось рискнуть и подойти к гнедой морде. Но жеребец есть не хотел, он вяло взял зерно зубами, не замечая, что большая часть высыпалась изо рта на землю. Гнедого не интересовала даже молодая трава, которая начала появляться в тех местах, где уже сошел снег.

Что-то сжалось у меня в животе.

— Лучше не злись на меня, — предупредил я, — после того, как я потерял из-за тебя столько амнита, — говоря это, я вспомнил о мече.

Но жеребец не ответил.

Мысль возникла быстрая и четкая. Если сейчас гнедой поднимется на дыбы и врежет мне…

Нет, решил я, глупо скорбеть до беды.

Жеребец беспокойно переступал, железо ударялось о камень. Я не мог просто повернуться и уйти, так что я прислонился к дереву и сделал глоток амнита.