Черный лед - Эндрю Лейн

И тут Шерлок понял.

— А Амиус ревнует меня к Руфусу Стоуну, потому что тоже думает, что Руфус относится ко мне как отец? — Эта мысль была такой значительной, такой важной, что на мгновение ошеломила его. — Но это же глупо!

— Почему?

— Потому что Руфус мне не как отец. Скорее как старший брат, или молодой дядюшка, или еще кто-то в этом роде. К тому же то, что я учусь играть на скрипке у Руфуса, вовсе не значит, что я меньше ценю уроки твоего отца. Это совершенно разные вещи. Это… нелогично!

Вирджиния пристально посмотрела на него и покачала головой:

— Чувства вообще нелогичны, Шерлок. Они не подчиняются правилам.

— Поэтому я и не люблю чувства, — с вызовом сказал он. — От них только помехи и вред.

Слова юноши, вылетая изо рта, словно бы превращались в тяжелые камни и с глухим стуком падали между ними.

— Все-таки есть и стоящие чувства, — тихо сказала Вирджиния и отвернулась. А потом наклонилась, чтобы взять ведро. — По крайней мере, я так считаю, даже если ты не согласен.

И она ушла прочь, направляясь к заднему крыльцу. Шерлок смотрел вслед, пока она не скрылась за углом. Он чувствовал, будто сейчас произошло что-то важное, но не мог понять что именно.

Некоторое время спустя он зашагал к своей лошади. Он даже не сказал Вирджинии, что назвал кобылу Филадельфией, и его это огорчало. Даже если он и плохо разбирается в чувствах, то не настолько уж плохо, чтобы не понимать: сейчас не время возвращаться и рассказывать об этом.

Шерлок направился в поместье, продолжая размышлять об Амиусе Кроу, Вирджинии, Руфусе Стоуне и собственном отце. Ему не нравились выводы, которые он делал. Они были слишком сложными, взрослыми и нелогичными. Слишком эмоциональными.

Вернувшись, он разыскал дядю Шеринфорда и рассказал ему о письме Майкрофта. Это не было прямой просьбой отпустить его в Лондон, и в то же время Шерлок не дал понять Шерринфорду, что собирается поехать независимо от его мнения. На самом деле ему удалось создать у дяди впечатление, будто решение принято сообща. К счастью, тот как раз работал над текстом проповеди, которые продавал священникам по всей стране по несколько шиллингов за экземпляр, и был лишь рад одобрить намерения Шерлока, тем более что они совпадали с пожеланиями Майкрофта.

Когда Шерлок проснулся следующим утром, солнце только осветило верхушки деревьев, а на небе не было ни облачка. При свете дня все ночные тревоги казались несущественными. Шерлок быстро оделся и, наспех позавтракав овсянкой и тостами, поинтересовался, смогут ли его подвести до станции на повозке. Это было лучше, чем привязать лошадь у станции и оставить ее там на несколько часов, пока он будет ехать до Лондона и обратно.

Амиус Кроу ждал его на платформе, очень внушительный, почти величественный в своем белом костюме и белой шляпе. Он кивнул Шерлоку.

— Думаю, мы вчера коснулись не очень удачной темы, — пробасил он. — Прости, если я был слишком груб или несправедлив к тебе.

— Все в порядке, — заверил его Шерлок. — Если вы во что-то верите, надо высказывать свои взгляды. Иначе это будет лицемерием.

Кроу прокашлялся.

— Мама Джинни любила оперу, — тихо сказал он. — Особенно одного немецкого композитора по фамилии Вагнер. С тех пор как она умерла, я не могу слушать ни звуки оркестра, ни пение.

— Понимаю, — тихо ответил Шерлок.

— Тогда ты мудрее меня.

К счастью, поезд прибыл раньше, чем разговор успел принять неловкий оборот.

В купе они были одни. Сиденья оказались удобными и мягкими. Дым паровоза низкими облачками тянулся мимо окна, и в просветах Шерлок мог видеть проплывающий мимо сельский пейзаж.

Кондуктор проверил билеты сразу после Уокинга. Как только он вышел, захлопнув за собой дверь, Кроу спросил:

— Что ты можешь сказать об этом человеке?

Зная Кроу, Шерлок ожидал подобного вопроса.

— Его ботинки тщательно начищены, — ответил он, — а рубашка отглажена. Или у него есть прислуга, или он женат. Но так как я не думаю, что простой кондуктор может позволить себе прислугу, которая гладила бы ему рубашки, то вероятнее предположить, что он женат.

— Неплохо для начала, — проворчал Кроу.

— Жена старше его, — высказал свою версию Шерлок.

— Как ты узнал?

— Ему слегка за тридцать, но воротничок у рубашки давно вышел из моды. Такие же старомодные воротнички носит мой дядя. При этом воротничок не заношенный — вряд ли он носит он его давно. Видимо, тот, кто выбирает ему одежду, предпочитает старый фасон, а отсюда следует, что жена может быть его старше.

— Ты забыл еще одну возможность: что, если жена у него молодая, но воспитывалась в семье, привыкшей жить по старым правилам? Однако твое объяснение более вероятно, — согласился с ним Кроу.

— И он подслеповат на правый глаз, — торжествующе закончил Шерлок.

Кроу кивнул:

— Ты прав. Но что его выдало?

— Он тщательно выбрил левую сторону лица и шеи, но с правой стороны осталась заметная щетина. Из чего можно заключить, что он плохо видит правым глазом.

— Потрясающе. Ты отлично овладел навыками наблюдения.

— Я что-нибудь упустил? — с улыбкой спросил Шерлок.

Кроу пожал плечами:

— Всего лишь несколько мелочей. Этот человек женат во второй раз, его первая жена умерла. В нынешнем браке детей у него нет, и его жену это расстраивает. Да, и я подозреваю, что он ворует деньги у железнодорожной компании, но это допущение сделано с некоторой натяжкой.

Шерлок не смог сдержать смех:

— Как вам это удается?

— Практика, — улыбаясь, ответил Кроу. — И природный талант. В один прекрасный день ты тоже так научишься.

Шерлок покачал головой.

— Сомневаюсь, — со смехом ответил он. — Сильно сомневаюсь.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Поездка до вокзала Ватерлоо заняла меньше времени, чем ожидал Шерлок. Кроу всю дорогу был в хорошем настроении и строил логические умозаключения обо всех людях, которые входили в вагон или стояли на станциях, мимо которых проезжал поезд. Иногда, чтобы подразнить Шерлока, Кроу вовлекал попутчиков в разговор и вынуждал их перечислять те факты, которые сам он уже Шерлоку сообщил. Прежняя напряженность между ними, вызванная спором о Руфусе Стоуне, казалось, исчезла.

Когда поезд прибыл на вокзал Ватерлоо и, замедлив ход, остановился у платформы, они вышли из вагона и отправились искать кеб.

Шерлок бывал здесь и раньше, и уже видел, какая здесь царит суета, но когда они с Кроу пробирались сквозь особенно плотную толпу мужчин в цилиндрах, он представил, что вокруг него мрачный индустриальный ландшафт с поднимающимися тут и там трубами закопченных фабрик. Облачка пара от паровозов делали этот образ еще более реалистичным. Шерлок в раздражении попытался выбросить эту картину из головы. У него не часто случались подобные вспышки воображения, и ему они совсем не нравились. Нет никакой логической связи между цилиндрами прохожих и дымным фабричным пейзажем. Это всего лишь поэтическое сравнение, а не плод анализа. Амиус Кроу его бы не одобрил.

А вот Руфус Стоун одобрил бы. Эта мысль почему-то привела Шерлока в замешательство.

Выйдя из здания вокзала, Кроу окликнул кебмена. Багажа у них не было — поездка планировалась на один день, — поэтому они просто уселись в экипаж. Кеб представлял собой небольшую крытую повозку на двух колесах, кучер сидел на крыше и правил лошадью с помощью длинных поводьев. Экипаж дернулся и с жутким грохотом поехал по тряской лондонской мостовой.

— Клуб «Диоген», — крикнул Кроу кучеру.

— А где это, командир? — отозвался тот.

— Езжайте к Адмиралтейству, — прокричал Кроу, — а дальше я подскажу. — Откинувшись на спинку сиденья, он продолжил обычным тоном: — Клуб основан около года назад. Кажется, твой брат был одним из его создателей, по крайней мере, так он мне говорил. Назван в честь греческого философа Диогена Синопского. Диоген был одним из создателей философии киников, или кинизма, как ее потом стали называть.

— Я слышал эти слова, — сказал Шерлок, — но точно не знаю, что они означают.

— Киники полагают, что цель жизни — жить добродетельно, в согласии с природой, то есть отвергать общепринятую жажду богатства, власти и славы и вести простую жизнь, свободную от любой собственности. Не могу винить их за это, хотя такой подход служит преградой любому общественному прогрессу. Киники также полагали, что мир принадлежит в равной мере всем, а страдания вызваны неверными суждениями о том, что важно и что неважно, а также негодными обычаями и соглашениями, которыми опутано общество. — Он помолчал немного и продолжил: — Не знаю, насколько это относится к твоему брату, но тебе следует знать, что в клубе «Диоген» очень строгие правила. Никто не должен говорить без разрешения. Ни слова. Единственное исключение — комната для гостей, в которой, как я полагаю, твой брат нас и встретит. Если же нет, нам с тобой придется очень непросто.