Тринадцатое колено. Крушение империи хазар и ее наследие - Артур Кестлер

Правителем этим был халиф ал-Муктадир, чье посольство отправилось из Багдада в земли волжских булгар через Персию и Бухару. Официальным поводом для столь грандиозного путешествия стало письмо-приглашение булгарского царя, просившего халифа: а) прислать религиозных наставников для обращения его народа в ислам и б) построить крепость для отражения нападений сюзерена, царя хазар. Приглашение – несомненно, подготовленное в результате более ранних дипломатических контактов – предоставляло возможность установить благоприятный климат среди тюркских племен на территориях, через которые пролегал маршрут посольства, посредством проповеди священного Корана и раздачи золотых даров.

Отчет нашего путешественника открывается следующими словами23:

"Это – Книга Ахмеда ибн-Фадлана ибн-ал-`Аббаса ибн Рашида ибн-Хаммада, клиента повелителя правоверных, а также клиента Мухаммеда ибн Сулеймана, Хашимида, посла ал-Муктадира к царю «славян», в которой он сообщает о том, что он сам наблюдал в стране тюрок, хазар, русов, «славян», башкир и других [народов] по части различий их вероучений, сведений об их царях, их положения во многих их делах.

Сказал Ахмед ибн-Фадлан: Когда прибыло письмо Алмуша сына Шилки йылтывара, царя «славян», к повелителю правоверных ал-Муктадиру, в котором он просит его о присылке к нему кого-либо, кто наставил бы его в вере, преподал бы ему законы ислама, построил бы для него мечеть, воздвиг бы для него кафедру, чтобы он установил на ней от его [халифа] имени хутбу в его [собственной] стране и во всех областях его государства, и просит его о постройке крепости, чтобы укрепиться в ней от царей, своих противников [речь идет о защите от царя хазар], – было дано согласие на то, о чем он просил. Посредником в этом деле был Назир ал-Харами. А я был уполномочен для прочтения ему [царю] письма и вручения того, что отправлялось к нему [в качестве подарков] и для надзора за факихами и муаллимами. И ему были пожалованы деньги, доставлявшиеся ему для упомянутой нами постройки и для уплаты [жалованья] факихам и муаллимам. [Далее следуют подробности взыскания этих денег с одного из поместий в Хорезме и имена участников миссии]. Итак, мы отправились из Города Мира [Багдада] в четверг, по прошествии одиннадцати ночей [месяца] сафара триста девятого года (21 июня 921 г.)"24.

Как видим, экспедиция состоялась гораздо позже описанных в предыдущем разделе событий. Но с точки зрения обычаев и правил соседей-язычников хазар, это вряд ли имеет значение; то, что мы узнаем о жизни этих кочевых племен, дает некоторое представление о жизни хазар в более ранний период – до обращения в иудаизм, когда они были приверженцами шаманизма, сходного с верованиями их соседей во времена Ибн Фадлана.

Посольство двигалось неспешно и, видимо, без происшествий, пока не достигло Хорезма, пограничной провинции Халифата к югу от Аральского моря. Эмир Хорезма попытался отговорить путников от продолжения пути, утверждая, что между его страной и царством булгар живут «тысячи племен неверных», которые не отпустят послов живыми. В действительности эти попытки воспрепятствовать исполнению приказов Халифа о беспрепятственном пропуске посольства могли быть вызваны другими соображениями: догадкой, что миссия косвенно направлена против хазар, с которыми эмир Хорезма активно торговал и дружил. Однако в конце концов он уступил, и экспедиции было дозволено дойти до Ургенча в устье Амударьи. Здесь ей пришлось три месяца зимовать из-за лютых холодов, о которых арабские путешественники всегда повествуют весьма пространно:

«Итак, мы оставались в Джурджании [Ургенче много] дней. И замерзла река Джейхун [Аму-Дарья] от начала до конца ее; и была толщина льда семнадцать четвертей. Кони, мулы, верблюды и повозки проезжали через него, как проезжают по дорогам, – он был тверд, не сотрясался. И оставался он в таком виде три месяца. И мы увидели такую страну, что думали не иначе врата Замхарира открылись из нее на нас. Снег в ней падает не иначе, как с порывистым сильным ветром. [...] И действительно, я видел тамошний холод в воздухе и то, что в ней [в Джурджании] базар и улицы, право же, пустеют до такой степени, что человек обходит большую часть улиц и базаров и не находит никого, и не встречается ему ни один человек. Не раз выходил я из бани и, когда входил в дом, то смотрел на свою бороду, а она сплошной кусок снега, так что я бывало оттаивал ее у огня. И, право же, бывало я спал в „доме“ внутри дома. А именно – в нем была [помещена] тюркская юрта из войлоков, причем я был укутан в одежды и меха, и [все же] иногда моя щека примерзала к подушке»25.

Примерно в середине февраля стало теплеть. Чтобы пересечь северные степи, посольство присоединилось к большому каравану из пяти тысяч людей и трех тысяч лошадей, предварительно купив необходимые для путешествия принадлежности: тюркских верблюдов, дорожные мешки из верблюжьих кож для переправы через реки, хлеба, проса и сушеного мяса на три месяца. Местные жители предупреждали, что на севере их подстерегают еще более сильные холода, и советовали, как теплее одеться:

«Те из жителей этой страны, с которыми мы дружили, предложили нам воспользоваться [их] помощью в отношении одежд и постараться умножить их количество. Они представили это предприятие в ужасном виде и изобразили это дело очень трудным, но когда мы [все] это сами увидели, то это оказалось вдвое большим того, что нам было описано. Итак, на каждом из нас была куртка, поверх нее кафтан, поверх него шуба, поверх нее кобеняк и бурнус, из которого видны были только два глаза, шаровары одинарные и другие с подкладкой, гетры, сапоги из шагреневой кожи и поверх сапог другие сапоги, так что каждый из нас, когда ехал верхом на верблюде, не мог двигаться от одежд, которые были на нем»26.

Одним словом, привередливому арабу Ибн Фадлану не понравился ни климат, ни народ Хорезма:

«Они [хорезмийцы] самые дикие люди и по разговору и по природным качествам. Их разговор похож на то, как кричат скворцы. В стране Хорезм есть селение на [расстоянии] дня [пути] от Джурджании, называемое Ардакуа. Население его называется кардалийцы. Их разговор похож на кваканье лягушек. Они отрекаются от повелителя правоверных Али ибн-абу-Талиба, – да будет им доволен Аллах, – при окончании каждой молитвы»27.

Выйдя в путь 3 марта, они остановились на ночь в караван-сарае Замджан, а это и есть Врата тюрок; на другой день они достигли остановки Джит; дальше начиналась безлюдная пустыня, за которой лежала территория тюрок-гуззов28. Оказавшись на чужой земле, миссия «доверила свою судьбу Аллаху могучему и великому». Как-то раз в сильный холод ехавший рядом с послами и переводчиком тюрок спросил Ибн Фадлана: «Чего хочет господь наш от нас? Вот он убивает нас холодом, и если бы мы знали, чего он хочет, мы непременно это ему дали бы». На что Ибн Фадлан отвечал: «Он [Аллах] хочет от вас, чтобы вы сказали: „Нет Бога, кроме Аллаха“». Тюрок же засмеялся и сказал: «Если бы нас этому научили, мы обязательно это сделали бы»29.

Ибн Фадлан пересказывает много подобных эпизодов, не замечая, что они свидетельствуют о независимости ума его собеседников. Презрение к власти, проявляемое кочевыми племенами, также не вызывает симпатии у посланца багдадского двора. Следующий эпизод тоже произошел в стране могущественных тюрков-гуззов, плативших дань хазарам и, по некоторым источникам, состоявших с ними в близком родстве (127; З6а):

"Нас встретил один человек из тюрок с презренной внешностью, оборванец, тощего вида, жалкий по существу. А на нас напал сильный дождь. Он же сказал: «Стойте!» И караван остановился весь в целом, а именно около трех тысяч лошадей и пяти тысяч человек. Потом он сказал: «Ни один из вас не пройдет!» И мы остановились, повинуясь его приказанию30. Мы сказали ему: «Мы друзья Кюзеркина». Он стал смеяться и говорит: «Кто такой Кюзеркин? Я испражняюсь на бороду Кюзеркина». Потом он сказал: «Паканд», что значит хлеб на языке Хорезма. Тогда я вручил ему лепешки хлеба. Он взял их и сказал: «Проезжайте, я смилостивился над вами»"31.

Демократичный способ принятия решений, практиковавшийся гуззами, ставил в тупик представителя авторитарной теократии:

«Они кочевники, – дома у них из шерсти, они то останавливаются [табором], то отъезжают. Ты видишь их дома то в одном месте, то те же самые в другом месте, в соответствии с образом жизни кочевников и с их передвижением. И вот они в жалком состоянии. К тому же они, как блуждающие ослы, – не изъявляют покорности Аллаху, не обращаются к разуму и не поклоняются ничему, но называют своих старейшин „господами“. Когда кто-нибудь из них просит в чем-либо совета у своего главаря, он говорит ему: „Господи! Что я сделаю в таком-то и таком-то [деле]?“ Дела их [решаются] советом между ними. Однако, когда они сойдутся на чем-либо и решатся на это, приходит затем самый ничтожный из них и самый жалкий и отменяет то, на чем они уже сошлись»32.