Ракетой на Луну - Бруно Бюргель

Солнце село на западе в красноватом тумане. На юге рдели оледенелые верхушки Альп, земля подернулась синеватыми и лиловыми тенями. Но наверху, в высоте, горел необычайно нежный пурпурный свет, в котором плавали своеобразные зеленоватые облачка, которых человечество прежних веков не наблюдало, или же наблюдало очень редко, — именно, когда вершины вулканов выбрасывали в атмосферную оболочку нашей планеты колоссальные количества пепла. Причиной этой странной зари была проникавшая в земную атмосферу космическая пыль. Она обусловливала преломление и сражение солнечного света и порождала волшебные кольца и лучи вместо спокойной, ясной синевы эфира.

Граната обогнула с запада массив Альпов и с барабанной дробью взрывов пронеслась над гладкой поверхностью Боденского озера.

Пассажиры молчали. Каждый из них был погружен в свои мысли. Наверху медленно бледнела пурпурная заря; дрожащие зеленоватые лучи северного сияния как исполинские руки простирались по всему небу. Местами мерцала яркая звездочка и, наконец, над океаном поднялся кроваво-красный месяц, окруженный венцом зеленоватых лучей.

Стэндертон Квиль узнал в отдалении пылающие фонари аэродрома Ниццы и пустил в воздух ослепительно яркие, рассыпавшиеся тысячами звездочек ракеты. Фонарь быстро блеснул попеременно зеленым и красным светом. Летательный аппарат правительства Африканских Соединенных Штатов был замечен. Десять минут спустя он неподвижно лежал в обширном ангаре на берегу Средиземного моря.

ГЛАВА II

Бенджамин Граахтен, знаменитый журналист и главный редактор „Африканского Герольда“, запустил обе руки в седую шевелюру, окружавшую его лысую макушку, как деревья окружают озерную гладь. В этот момент он имел невероятно комический вид, ибо его растрепанные кудри смахивали на тысячу вопросительных знаков, опоясывавших гладкую черепную крышку. Помощник редактора называл его „Марабу“ и это прозвище получило право гражданства по всей Африке, главным же образом в Капштадте, где колоссальный дворец „Африканского Герольда“ с его редакциями, радио-станциями, мастерскими для телефотографии, обширными наборными и печатнями занимал целый квартал.

— Послушайте, друг мой, так нельзя! Вы не должны забывать, что „Африканский Герольд“ — самая уважаемая газета к югу от экватора, и таковою должна остаться! К чорту скучную канитель! Прежде всего большой манифест президента Европейских Соединенных Штатов к народам земли! Потом — отчет о поездке Измаил Чака в полярные области! К этому непременно нужно дать пару кинематографических снимков в естественных красках, которые граната снимала на своем пути. Приблизительно сюда — вот так; а кроме того, сюда! — Затем яркая статья о важных вопросах, которые, вероятно, будут рассматриваться послезавтра в большом экстренном пленуме Центрального Совета Национальностей Африки в Занзибаре! Затем беседа Измаил Чака с президентом Европы в Риме. Франелли только что передал ее из Генуи по телеграфу! Сюда надо поставить фотографию прибытия нашей гранаты в Рим и встречи представителя нашего правительства уважаемым президентом Базинцани перед дворцом правительства в Риме! С часок тому назад поступили великолепные телефотографии. Это все поместите, — а потом можете помещать прочий хлам по вашему вкусу!

— Да ведь для всех этих перестановок не остается уже времени!

— Так разорвитесь пополам! Нужно во что бы то ни стало!

— И главное — едва ли окажется возможным пустить цветные иллюстрации в утренний выпуск!

— Так разорвитесь на сто частей, но все должно быть сделано в лучшем виде!

Пришел черед несчастного помощника редактора запустить обе пятерни в свои волосы. Он собрал свои бумаги и нервно повернулся к дверям.

Бенджамин Граахтен-Марабу засмеялся примирительным смешком.

— Послушайте, Собель, выкурите одну из этих дивных папиросок, — и все ваши заботы растают в голубых кольцах! Я знаю вас! Внутренне вы проклинаете, и посылаете ко всем чертям этого проклятого Марабу — но вы сделаете, что нужно!

Журналисты закурили папироски и расстались после дружеского рукопожатия — Граахтен хотел было заказать телефонный разговор со своим корреспондентом в Калькутте, как над стеной его бюро зажглась зеленая лампа. В стене виднелось порядочное, в кулак, отверстие, обрамленное бронзовым венком. Это был громко-говорящий телефон.

— Говорите! — воскликнул шеф „Африканского Герольда“, раздосадованный помехой.

Невидимый голос громко и отчетливо послышался в приемнике:

— С вами желает говорить Ваньянса.

— Мне некогда!

— Только три минуты.

— Ни одной!

— Дело величайшей важности!

— Скажите Ваньянса, что если он соврал, то в последний раз увидит мою физиономию вблизи! Пусть войдет!

Через несколько секунд дверь раскрылась, и Ваньянса, форменный великан, в элегантном костюме, вошел в комнату. Это был талантливый журналист, большой авторитет по всем спортивным вопросам; Ваньянса был ценный сотрудник „Африканского Герольда“, но Бенджамин Граахтен предоставлял редакторам других отделов заниматься мало интересными для него вопросами. Кроме того, он недолюбливал этого человека. Нельзя было скрыть, что Ваньянса происходит из племени басуто, с которыми иммигрировавшие в незапамятные времена голландцы долго вели войну. И если культура давно перебросила мост через расовые различия, если чужеземцы давно уже превратились в цивилизованных, отчасти высоко образованных людей и вошли полноправными членами в великую семью народов исполинского Африканского государства, то кое-где все проглядывали еще не совсем изжитые маленькие симпатии и антипатии.

— Здравствуйте, строгий хозяин!

— Здравствуйте, Ваньянса! У меня для вас две минуты. Пускайте вашу фильму!

— Знаете вы Иоганнеса Баумгарта?

— Нет.

— Этот человек немец.

— По фамилии я и сам бы не принял его за китайца. Двадцать пять секунд! Дальше!

— Он прибыл сюда три дня тому назад.

— Ужасно как интересует меня! Вероятно, ему стало слишком холодно на родине!

— Выдающийся ученый!

— Скажите на милость! Сорок секунд! Дальше!

— Он хочет лететь на Луну.

— Счастливой дороги!

— …И добьется своей цели!

— Вероятно, так же мало, как француз Буркен, который предпринял такую же попытку в 2.760 году, чтобы посмотреть собственными глазами на то, что так хорошо расписал в своем знаменитом романе Жюль-Верн! Вы знаете, что летательный аппарат упал с высоты 80 километров в Атлантический океан, и никаких следов его не было найдено!