Правда танкового аса. «Бронебойным, огонь!» - Василий Брюхов

Еще более успешно наступал наш батальон. Выход на северо-западную окраину оказался неожиданным для противника. Батальон развернулся, стремительно атаковал и с рассветом вышел к центру города. Это решило успех всего боя: противник дрогнул и отошел по дороге на северо-запад, нам не удалось закрыть ему путь отступления. Адонь был взят, и комбриг получил приказ занять оборону. Расставили танки, самоходки, определили позиции автоматчикам. В городе было тихо, пустынно, – жители попрятались в домах и не выходили. Командование бригады и батальонов, проверив боевые порядки, разрешило экипажам и автоматчикам передохнуть, выставив охранение.

В дом, где расположился наш штаб, во второй половине дня прибежали два подростка – дети хозяина дома. Они рассказали, что видели, как из леса северо-восточнее Адони выдвигается большая колонна танков с пехотой. Клаустин не сразу поверил мальчуганам. Но неожиданно начавшаяся мощная стрельба подтвердила их слова. Разведчики бригады и батальона просмотрели сосредоточение и выдвижение танков, и контратака немцев застала батальон врасплох. Танкисты под огнем занимали места в танках и сразу вступали в бой. Отбивались, кто как мог. Город ожил. Стрельба шла отовсюду. Попрятавшиеся фашисты и мадьяры из домов и с чердаков оказывали помощь своим контратакующим танкам.

На ходу одеваясь, мы выскочили из дома и перебежками, падая и поднимаясь, с трудом добрались до танка комбата. Клаустин и Рыбаков заскочили в танк. Я, Климов и парторг Сидолако стояли рядом у сарайчика, стараясь разобраться, откуда ведет огонь противник. Я был одет в английскую шинель без погон, а замполит, старый танкист, всегда носил кожаную куртку и танкошлем. Видимо, поэтому снайпер выбрал его… Я увидел след трассера выпущенной пули, а в следующее мгновение она попала в живот комиссара, разорвав на вылете его бок. Климов охнул и осел. Я и Сидолако подхватили его под руки и с трудом уложили на трансмиссию танка. Раненый был в сознании и сквозь зубы с трудом процедил: «Тяжело… внутри все горит… больно…» Потом он сказал: «Наверное, это все. Я только вас прошу, у меня двое сыновей, найдите и помогите им». Надо сказать, что его адреса у нас не было, и после войны мы, сукины сыны, не удосужились порыться в архиве бригады, найти его адрес и хотя бы написать им… Это не делает нам чести.

Затем комиссар впал в забытье. Колесниченко наложил ему тугую повязку, которая сразу пропиталась кровью. Я стоял над телом комиссара на трансмиссии и не заметил, как наводчик стал разворачивать орудие назад, чтобы отстреливаться отступая. Чтобы избежать удара, в последний момент я схватился за ствол танковой пушки и повис на нем над землей. Помню, что очень испугался, что сейчас упаду и попаду под танк, который меня раздавит. Ребята начали колотить по башне, танк остановился, там разобрались, в чем дело, довернули пушку, и я опять оказался на трансмиссии.

Положение батальона было критическим: противник разорвал боевой порядок батальона и продвигался к центру города. Отстреливаясь, мы отходили к центру города. Прикрывая наше отступление, в бой вступил батальон Отрощенкова, но и он не смог остановить наступление врага. К вечеру бригада оставила Адонь и сосредоточилась в лесу южнее города. Мы подсчитали потери, они были большие – 2 танка, 3 самоходных орудия. Похоронили убитых, отправили в тыл раненых.

С подходом 110-й танковой бригады мы вновь выбили немцев из города и по приказу комкора бригады заняли в нем круговую оборону. Остатки противника поспешно отходили в северо-западном направлении, на Бешньо.

Всего в боях за Адонь бригада потеряла 8 танков и 4 самоходных артиллерийских установки СУ-76. Наученный горьким опытом, штаб бригады организовал активную разведку в северном и северо-западном направлениях, а комбриг приказал комбату автоматчиков капитану Яковлеву прочесать район обороны бригады. Выполняя приказ, автоматчики на северо-западной окраине Адони наткнулись на ужасную картину. В переулке стоял изрешеченный пробоинами и сгоревший танк лейтенанта Писарева. Недалеко от него стоял подбитый и обгоревший «Тигр», чуть дальше – разбитое противотанковое орудие. Рядом, в сарае, обнаружили труп зверски замученного Писарева…

2 февраля бригада совершенствовала оборонительные позиции в городе, восстанавливала подбитые и неисправные танки. Кроме того, мы продолжали хоронить убитых… 3-й танковый батальон передал оставшиеся танки в наш батальон и вышел в резерв. На должность замполита прибыл старший лейтенант Дмитрий Денисович Юров – бывший парторг батальона обслуживания Академии бронетанковых и механизированных войск[18].

В конце дня бригада получила задачу – наступать за 110-й танковой бригадой. Выступили мы ночью и к утру вышли в район перекрестка дорог в 1,5 км севернее Сольгаэтохаза, где заняли оборону. Около двух суток бригада стояла на месте, уничтожая мелкие отходящие и блуждающие группы противника. Затем мы снялись с занимаемых позиций и 4 февраля сосредоточились на западной окраине Шарошда. Здесь комбриг получил задачу наступать в направлении Детрица и ударом с северо-востока овладеть городом Аба. Увязав взаимодействие с пехотой и артиллерией, 5 февраля бригада перешла в наступление. Противник на отдельных рубежах оказывал сопротивление, а при нашем подходе к Детрицу немцы открыли сильный огонь из танков и орудий. Пехота залегла, но Калустин развернул батальон и повел его в атаку, и тогда пехота поднялась. Мы с ходу овладели Детрицом: противник, потеряв один танк, два орудия и несколько десятков пехотинцев, откатился на Аба. Преследуя отходящего противника, наш батальон подошел к городу и к исходу дня захватил его.

Сил у пехоты и нашей бригады было мало. В стрелковых полках осталось менее сотни активных штыков, в бригаде – совсем мало танков. Тем не менее с утра 6 февраля бригада во взаимодействии с ослабленными подразделениями 200-го стрелкового полка 68-й стрелковой дивизии перешла в наступление в направлении «господский двор Февань». Упорнейший бой развернулся у Фельшесентыхвана. Наши неоднократные атаки на этот опорный пункт успеха не имели. Пехота, неся большие потери, залегла. Остановились танки, сгорела одна СУ-76. От наступления в этом направлении пришлось отказаться.

Комбриг приказал командиру 2-го танкового батальона передать оставшиеся 4 СУ-76 в 1-й батальон и вывел его в резерв. После этого в нашем батальоне стало 6 танков и 4 САУ СУ-76, а ночью из ремонта подошли еще 3 танка. Заболел капитан Клаустин, тогда комбриг приказал мне с танками и самоходками поступить в распоряжение командира 200-го стрелкового полка и во взаимодействии с полком утром 7 февраля наступать в направлении Фельше – станция Бодагайтор. С выходом к Фельше мы наткнулись на хорошо подготовленную оборону и организованный огонь танков, артиллерии и пехоты. Пехота залегла и стала окапываться, а танки встали в укрытия.