Семейный архив - Юрий Герт

21 марта. Галя смеется вызывающе: «Что, вам не смешно?.. Ну пускай. А вот мне смешно — и я смеюсь!...» И вместе с тем — спрашивает глазами: «Не глупо ли, что я над этим смеюсь?»

Она увлекалась геологией на Урале, имела большую коллекцию горных пород. Ходит на лыжах, катается на коньках, занимается легкой атлетикой. Хотя читала, как не хочется это говорить, не весьма много дельного. Но умна и меня боится. Морда у меня, видно, всегда идиотски глубокомысленно-серьезная. Скучен я. «Слушай, давай без провожаний», — сказала она мне, когда мы однажды вышли от Гришки. У Воронеля она сразу почувствовала истинную атмосферу: «Сморят, как на породистую английскую лошадь».

Год назад у нее умер отец. Живет с матерью, в общежитии мединститута, мать — библиотекарь. Видимо, дочка Вандербильдта обладает большим количеством долларов, чем Галя.

25 марта. Мы решили в дополнение к докладу издать журнал. Пускай в нем продолжится дискуссия. Приходили Галя и Аня, принесли кое-какие материалы для журнала, завтра он должен быть напечатан, Это журнал против «филатовщины».

Вечером с Шуркой Воронелем и Гришкой отправились в Калининскую. По уверениям нимф, там находятся какие-то сверхгении, которым ничего не стоит расшибить все наши теории. Недавно нам вернули один экземпляр доклада с «калининскими» поправками, отзывами, рецензией. Все страшно глупо. Тем не менее, мы вечером были в Калининской. Первая встреча — с давним одноклассником Синягиным (когда-то мы с Гришкой учились вместе с ним):

— Вы против оперетты?... А советская как же?..

Пришлось в сотый раз повторить, что мы против «венской», что нужно новое, современное искусство — во всех областях, в том числе и в оперетте...

Потом нас потащили в пионерскую комнату, где собралось несколько ребят, во главе с великим Вилом (ВИЛ — Влад. Ильич Ленин), о котором столько говорили нимфы. Это лобастый, широколицый, узкоглазый дэнди с галстуком, говорит чрезвычайно спокойным, уверенным тоном, стремясь быть авторитетом. В кругу девчонок — джентльмен, в кругу мальчишек — весельчак, то расскажет соленый анекдот, то выкрикнет похабное словцо. В пионерской снова спорили: «Как же без оперетты, без отдыха, без смеха? Вы слишком увлекаетесь политикой...» Или: «Надо развиваться во всю ширь, читать и «Анти-Дюринг», и «Монте-Кристо»...» Но спросите кого-нибудь, читал ли он «Анти-Дюринг»? Нет. А «Монте-Кристо»? Да...

26 марта. В 9 вечера собралось человек 15 — 16 у Гришки — из Калининской, из нашей, из Ленинской. Был и Вил (он гораздо больше понравился мне в этот раз), и Илья Нахимов, о котором ходит слава первого ученика и в которого влюблены все девчонки. Он с апломбом порол разную чепуху, намекал, что ему — не то что всем нам — жизнь тяжело дается, и т.д. Потом я спрашивал и Галю, и Аню: почему он считается гением? Галя: «Какой он гений? Обыватель!» Аня: «Нет, он все-таки гений!» Все, что оралось в Калининской на вечере, было выорано здесь, но я предпочел просто сидеть на столе, болтать ногами и предаваться созерцанию. За все отдувались Шурка, нимфы и Макаров с Витковским — наша «смена», девятиклассники, тоже написавшие «тезисы» в таком духе: «Дружба — это гармония интересов, от пола не зависит, а пальто следует подавать взаимно».

Самое главное: вчера допечатали на машинке журнал. Успех иметь будет, конечно, только я не доволен: и плохо, и мало, всего 18 страниц.

Позавчера долго сидела Галя. Говорили о Низами, о политике, о «Русском вопросе» Симонова, о Хачатуряне. Потом пришли Гришка, Шурка, сидели, переписывали журнал.

Вчера была городская школьная олимпиада, мы выступали на ней с «Дядей Сэмом», неплохо. Фотографировали одну сцену для «Волги».

30 марта. День рождения отца.

31 марта. Мы с Шуркой сочинили серию писем от имени неких девиц и «вьюношей», возмущенных нашим докладом, опубликовали в журнале эти письма и ответы на них. Мистификация удалась блестяще. Забержинский читал письма и восхищался: «Какая умная девушка!..» Галя принесла мне, т.е. вернула Фурье, Энгельса, еще что-то п философии — при нем, и он был потрясен... Аня тоже читает «Анти Дюринг», уже добралась до середины. Но замечательней всего, чт Гришка начал «Анти»!.. Правда, пока дошел всего до 50-й страницы но я не теряю надежды...

3 апреля. Тридцатого марта Погост показал номер нашего журнала директору школы. На другой день тот вызывает меня к себе в кабинет;

— Что это за журнал?.. Я тебя накажу!.. Завтра же все экземпляр — на мой стол!..

Я вышел, на ходу читая «рецензию» Ивана Митрофановича, нашего литератора, на номер журнала. И потом весь урок геометрии вспоминал все ругательства, которые когда-нибудь слышал, и за их недостатком изобретал новые. Он пишет, что мы сами говорим о пошлости, чтобы специально говорить пошлости, и что оперетта, разрешаемая правительством, не есть неполезная вещь, и что подобные журналы могут издаваться только с разрешения Обллита, и т.д. Гениальная, неуязвимая тупость, которую безнадежно пытаться пробить. Ни одного аргумента, ни одной мысли!

Мы впятером решили проводить тактику обструкции по отношению к директору и распространять насколько можно журнал.

Однако на следующий день Витковский и Макаров, девятиклассники, наша «молодая смена», вдруг становятся ренегатами и заявляют:

— Мы против журнала... Слишком резко... Никого не убедите, только разозлите...

«Олл-райт», — говорим мы втроем и доказываем, что резкость журнала на 70 процентов ниже, что одного доклада мало, чтобы раскачать «филатовщину», никто не станет слушать медоточивые речи: резкость гарантирует внимание, содержание — понимание,..

Вечером переписываем один экземпляр журнала /несколько хотим утаить от директора/, и Гришка относит директору журнал. Как ни странно, тот настроен мягко, говорит: «Исправьте и можете пускать»... Что с ним случилось?.. Но наши градусы повышаются, все впятером вопим, радуемся и составляем, сойдясь у меня, планы на воскресенье: собрать 30 человек из разных школ у Гришки, прочесть журнал и т.д. В общем — устроить Вальпургивую ночь! Олл-райт!

Сегодня приходила Галя. Вчера у нее в классе несколько часов спорили о журнале. Сегодня должно было состояться обсуждение в классе у Ани, но, кажется, все ушли — в знак протеста. Значит — в цель. Значит — прямой наводкой. Их школа решила выпустить свой журнал нам в ответ. Это будет интересно!

Сегодня спорили с Шоминым. Он понял письмо-пародию на свои слова о 20 правилах для учащихся, «золотом сердце учителя» и прочие славословия нашим «Филатовым». Но спорить с ним надоело. Только теперь понимаю, на какой твердой, здоровой почве — наши взгляды!

В классе развернулось движение против нас. Но какое? Каждый, кроме Кортикова, за, но все — трусы, ведь пошлость — не новость и не требует храбрости...