Великие романы - Борис Бурда

Достигнутый успех она закрепляет полученным разрешением путешествовать – муж ее любит и чувствует свою вину, он разрешает ей практически все. С тех пор она проводит в Вене только несколько месяцев в году: скачки в Англии, парусный спорт в Антверпене, античные развалины в Греции (эту страну она полюбила особенно). Вот ее типичный маршрут: Лиссабон – Алжир – Флоренция – Корфу – Неаполь – Сорренто – опять Корфу… Владея одиннадцатью европейскими языками, она не испытывает трудностей в общении, и только одно ее немного беспокоит – желание скрыться с глаз охраны, которая порой действительно не успевает угнаться за физически сильным и прекрасно тренированным «объектом».

Путешествия закалили ее, и она вступает в главный этап своего сражения за свободу – борьбу за детей. В 1865 году она направляет мужу уникальный документ, который одни называют «Декларацией независимости», а другие «Ишльским ультиматумом». В нем она требует, чтоб ее сына Рудольфа воспитывали как человека, а не только как наследника престола, настаивает на своем праве участвовать в воспитании собственных детей и требует себе полной личной свободы. Франц-Иосиф соглашается на все – он чувствует свою вину. Довольна этим его мать или нет, она уже не может помешать. Во всяком случае, воспитывать своего четвертого ребенка, Марию-Валерию, появившуюся на свет благодаря краткому улучшению отношений между супругами после приема Францем-Иосифом этой декларации, Сисси уже никто не мешает. Любопытная подробность – судя по дате рождения Марии-Валерии, ее зачатие происходит незадолго до совместной коронации Франца-Иосифа и Сисси на венгерский престол. Роль Сисси в смягчении позиции Франца-Иосифа по Венгрии огромна, несомненно ее влияние на то, что Венгрия перестала быть вассальным государством Австрии и получила полное равноправие с ней в рамках двуединой монархии, связанной только личной унией. Вокруг такой прогрессивной позиции Сисси до сих пор гуляют домыслы один другого нелепее – от важности ее увлечения венгерским языком (да она еще десять языков знала в совершенстве, кстати, ее муж тоже свободно говорил на всех основных языках империи – и что?) до ее романа с Дьюлой Андраши, крупнейшим венгерским политиком тех лет, который лично преподавал ей и ее сыну-наследнику свой родной язык (что-то непохоже, чтоб ее вообще интересовали мужчины). Лично для меня все ясно: мать императора занимала в венгерском вопросе самую жесткую и непримиримую позицию – какую же сторону могла принять Сисси, если не прямо противоположную? Кстати, государству это явно пошло на пользу, и австро-венгерские противоречия, которые за двадцать лет до этого ввергли империю в гражданскую войну, перестали оказывать на ее жизнь мало-мальски заметное влияние.

Вскоре после указанных событий эрцгерцогиня София покинула этот мир, но разбитого ею семейного счастья было уже не склеить никому. Сисси продолжала свою удивительную кочевую жизнь странствующей императрицы, проводила в Венгрии больше времени, чем в Австрии, а за границей больше времени, чем в империи, которой номинально правила. Изрядно раздражала Франца-Иосифа тем, что письма к ней приходилось адресовать по разным гостиницам на вымышленные имена, широко занималась благотворительностью, покровительствовала искусству и сама писала стихи и картины, пережила ужасную трагедию – смерть сына (кто слышал слово «Майерлинг», знает о чем речь, остальным расскажу в другой истории) и дожила так до шестидесяти одного года, не потеряв стройности фигуры. Сколько психозов нашего века она предвосхитила – просто поразительно: и номадизм, страсть к беспрерывным путешествиям, поражающую современных нам богатых бездельников, и анорексию, голодание на тонкой грани между сохранением фигуры и голодной смертью, и всепоглощающее увлечение фитнесом, благодаря которому в Шенбрунне, дворце императоров, появилась комната с гимнастическими кольцами. Встречал я и мнение, что она была для своего времени тем же, чем для нашего – принцесса Диана. Вполне возможно, ведь мать принца Чарлза тоже решилась жестко вмешаться в его личную жизнь ради всемогущего этикета. Кто от этого стал счастливее, включая властных матерей?

Все ее странствования закончились в Женеве, когда по дороге на пароходик к ней подбежал двадцатипятилетний анархист Луиджи Люкени и ударил в грудь заточенным трехгранным напильником. Она встала, сказала, что ничего не понимает, что у нее немного болит грудь и надо спешить на пароход – он отходит. Только через полчаса, уже на пароходе, она побледнела и упала. Спасти ее все равно не мог бы никто – напильник дошел до сердца. На вопрос, почему он ее убил, Люкени ответил на суде, что она была хорошо одета, выглядела как аристократка, а аристократы не работают и поэтому их всех надо убивать. Смертной казни в Швейцарии тогда уже не было, он получил пожизненное заключение, отсидел двенадцать лет и повесился в камере. Есть ли во всей истории жизни Сисси что-то более бессмысленное, чем это убийство? Вряд ли, разве что неистребимое желание ее свекрови, чтоб все было так, как она хочет, и никак иначе. Впрочем, и Люкени примерно этого же хотел. Каждый из нас знает таких людей, но им все равно ничего не объяснить. Все, что мы можем сделать, – вовремя заметить, когда в своих отношениях с близкими мы хоть чуточку становимся на них похожи. И остановиться, пока еще не поздно. Вот вроде и все. А про Майерлинг когда? Давайте уже в следующий раз. «Настало утро, и Шахразада прекратила дозволенные речи».(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});