Лекарство от скуки (СИ) - Флёри Юлия

— Измайлова, ты меня пугаешь. — Усмехнулся он и руку протянул, чтобы коснуться подбородка. Я увернулась, и Олег понимающе кивнул. — Ну-у-у, я так и понял! — Потянул со смешком, едва не улюлюкая от непонятного восторга.

На пакет, что рядом со мной бросил, глянул, руку в него запустил, пальцем бретельку ночной сорочки поддел, вопросительно приподнимая брови.

— Не будешь ты со мной разговаривать, да? — Догадался и резко встал.

Надо мной склонился, в охапку вместе с покупками сгрёб и к груди прижал, когда заплакала, когда завыла, не понимая, как себя вести. Так до машины донёс и на заднем сидении устроил, лечь заставляя.

Мы ехали долго. Сначала по городу, потом по трассе, после — по просёлочной дороге. Когда остановились, кроме темноты рядом с машиной ничего не было. Я не могла спать. Я боялась. Пока ехали, смотрела в окно, на кривые, корявые ветки чёрных деревьев, иногда взгляд опускала на его затылок. Смотрела и понимала: не было в этом мальчишке сомнения. Полная уверенность в правильности собственных действий. И вот он остановился, но из машины не выходил. Медлил. Уже и мотор заглушил, и свет выключил…

— Я люблю тебя, Измайлова. — Проговорил сдавленным голосом. Выждал время, необходимое мне для ответа, но его не последовало. — Хочешь ты того или нет, но я тебя люблю! — Добавил решительнее и дверь распахнул, как ошпаренный из машины выскочил.

Минут пять спустя вернулся за мной. Открыл пассажирскую дверцу и протянул руку. Я видела, что кончики пальцев дрожат. «От напряжения» — подумала тогда и помощь принимать не стала. Вышла, огляделась. Темнота и густой туман сориентироваться не позволили, потому просто пошла за мальчишкой следом.

Обычный деревенский дом. Старые вещи, захламлённая веранда, две комнаты. Дверь в дальнюю была закрыта на амбарный замок. Странно даже… зачем закрывать двери таким замком в этом обветшалом доме?.. В той комнате, что ближе, уже топилась печь. Стойкий запах сырости и золы заставил непроизвольно поморщиться.

Татарин не дал мне времени освоиться. Свою куртку снял и швырнул куда-то на печку, тут же ко мне со спины подошёл и, обведя руками с боков, расстегнул пуговицы, пальто с плеч стянул. Решительно обнял и целовать принялся. Шею, лицо, губы.

— Не злись, Наташ! — Вынужденно проговорил, будто уговаривая. Сглотнул шумно, понимая, что не отвечу и в этот раз.

Не сдержался, лицом к себе развернул, щёки пальцем одной руки сжал, губы раздвинуть заставляя. Поцеловал снова. Напористо, грубо. Тут же оттолкнул. Пальцами растопыренными по волосам провёл, секундной панике поддавшись. Глянул на меня, будто увидел впервые, шеей повёл, в сомнении пожевал губами и толкнул на кровать. Холодную, сырую. Сапоги стащил, колготки, трусы. Задрал платье к груди. Я не сопротивлялась. Звякнула пряжка ремня, пуговица отскочила и покатилась по дощатому полу. Татарин достал член, ноги мои развёл и резко толкнулся. Замер, глядя в глаза.

— Нет! — Прокричал, заколотился от злости и напряжения. — Не так! — Затылок мой ладонью сжал, заставляя на него прямо смотреть, не отворачиваться. Я губы скривила, отвращение испытывая.

— А по-другому не будет, урод! — Выругалась и зубы сцепила, так сильно его пальцы сжали шею.

— Ты не понимаешь! — Обдал жаром дыхания.

— И понимать не хочу. Ты чёртов псих! Неуравновешенный. Я боюсь тебя, слышишь? Ты этого добивался?! Ты этого хотел?!

Татарин сверкнул злыми глазами. Они влажно блестели. Зрачки практически сливались с потемневшей радужкой, мелкие сосуды расходились, образуя страшный ярко-красный узор.

— Значит, учись не бояться. — Вызверился он, меня отпустил и с постели соскочил, штаны на ходу поправил, ремнём утягивая.

О куртке забывая, на улицу выскочил и дверью хлопнул, обозначая тем самым условную паузу.

Время шло, а он всё не возвращался. Я и одеться успела, и дров в печку подбросить, когда первая охапка догорела. Выглянула в пыльное, заплывшее старой паутиной окно, но ничего увидеть не смогла. Пальто своё на плечи набросила, вышла на крыльцо и собиралась Татарина позвать, как разглядела тёмный силуэт совсем рядом. Он сидел на каком-то бревне, метрах в десяти от дома. Сидел и смотрел на меня.

— Соскучилась? — Бросил слова с издёвкой.

Я попятилась, было, но потом смелости набралась, голову вскинула, по прогнившим ступеням вниз спустилась и ещё шага два, может, три сделала, но приблизиться всё же не рискнула.

— Отвези меня домой. — Старалась, чтобы голос звучал твёрдо. Татарин присвистнул, этот вызов оценив, демонстративно хмыкнул.

— Ты хорошая актриса, Наташа. Всё правильно, молодец! Свою роль нужно всегда доигрывать до конца! Сказала «не хочу», значит, должна соответствовать. Саму себя убедишь в этом, если понадобится.

— Я хочу домой, ты слышишь? — Голос дрогнул, и Татарин развёл руками, вроде как попытку не принимая, а меня на месте подбросило и к нему понесло. Сплошные эмоции, никакого здравого смысла. — Ты не имеешь права! Не смеешь! Я домой хочу. Домой! Я не могу здесь… с тобой! Я не буду, ты слышишь?!

Пропустив истерику, Татарин смерил меня властным взглядом, который я теперь хорошо различала, и с бревна поднялся, расправляя плечи. Сразу на уровень выше меня стал, и я кулаки сжала в беспомощности.

— Олег, пожалуйста! — Просительную интонацию из себя выдавила, а он будто задумался. Нижнюю губу растянул, зубами прикусил её.

— Нет. — Бросил коротко и так… так, что возразить не посмела, так, что руки опустились.

— Я не понимаю… — Покачала я головой, с подступившими слезами не справляясь. — Не понимаю! — Прокричала и крик мой потерялся в пространстве так же легко, как и облачко пара, слетевшее с губ вместе со словами.

— Скажи, что любишь, Наташ. Скажи и я горы сверну. В буквальном смысле сверну. — Заверил он, но тут же дыхание задержал. — Если понадобится. — Добавил, осмыслив сказанное.

— Это не любовь, Татарин. Что угодно, но не любовь! Любовь… она плавная… тягучая, выдержанная. Ей наслаждаться хочется. А то, что у тебя… страсть, безумие. Проклятье, а не любовь! Зависимым делает и наизнанку выворачивает, если вздумаешь противиться. Не любовь, Олег, не она…

— Ты ничего не знаешь о любви, Измайлова. — Улыбнулся он. — Иди спать. Завтра вставать рано.

— Ты отвезёшь меня в город?

— Более того! — Хмыкнул он. — Я позволю тебе собрать на голову все шишки, споткнуться о каждую кочку, совершить каждую задуманную ошибку. Не знаю, что останется от тебя после. Думаю, не так уж и много. — Невесело усмехнулся, онемевшие от ночной прохлады запястья растирая. — А потом ты просто не сможешь сказать, что не любовь это. Просто не сможешь. — Пообещал и первым вошёл в дом.

Глава 19

Утром отвёз к офису, а как только я из машины вышла, сорвался с места, оставляя на асфальте тёмные следы от шин.

Громов встретил меня у лифта и смотрел с претензией.

— Не ночевала дома? — Прищурился с подозрением. Я вчерашний наряд беглым взглядом окинула и руками развела. Было всё равно.

— Разве с тобой такого не случается?

Выдержав паузу, он решил свой вопрос пояснить.

— Я заходил вчера. Тебя не было.

И снова замолчал, выжидая ответ. А во мне безразличие сквозит.

— Заходил? — Лениво уточнила. — Настолько поздно, что сразу мелькнула мысль, будто не ночую дома? Дай угадаю: жена снова на сохранение легла? — Предположила и по лицу видела: в точку попала. Громов раскраснелся и набычился.

— Тебе не надоело кривляться?

— А тебе обманывать? Кого, кстати? Меня или всё же жену? А хочешь, я скажу, что тебя ко мне тянет?

— Скажи.

— Тебе не даёт покоя мысль, будто ты мог взять что-то, а по глупости или незнанию отказался. Теперь вот локти кусаешь, мучаешься. Хочешь. Но не настолько сильно, чтобы отказаться от спокойного будущего с законной супругой. На двух стульях не усидишь, Громов!

Миша возразить попытался, но на следующем лифте прибыл его партнёр, закончить начатое не позволяя.