Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

«Пожалуйста, — говорю, — вот только играю я неважно».

Мне показалось, хозяин на мгновение пожалел о своих словах. Он не сомневался, что я откажусь. Хорошо изучил нашего брата, знал, что без директив мы и шага не сделаем. Но тут делать нечего. Расставили шары, начали игру…

Микоян поднялся со своего места, обошел вокруг.

— Точно, стол тот же самый.

Вернувшись на прежнее место, он поудобнее устроился в кресле.

— Не знаю, что мне помогло: везенье или Бог? А может, он решил мне проиграть, боялся, что в противном случае я у него навсегда останусь? Вернее всего, с перепугу у меня просто какой-то талант проснулся. Забиваю шары один за другим. Последний вон в ту лузу.

Он указал рукой в дальний конец стола.

— Закончили игру. Хозяин выглядел немного расстроенным. Принесли шампанское. Выпили за наше пари. На следующий день подписали контракт. Двигатели я с собой увез. Не доверял никому, — засмеялся вдруг Артем Иванович. — Дома меня все поздравляли, а я никому не сказал, как они мне достались. Вот только сейчас вспомнил. Образцы послали Микулину Александру Александровичу. Через короткое время получили реактивный мотор — первый, советский. Его и поставили на МиГ-15. И остальные микулинские двигатели из него вышли.

Мы слушали эту историю, как сказку. Бывают же в жизни невероятные случаи! От чего только не зависит наше будущее!

Действительно, приобретение Артема Ивановича позволило нашим мотористам перескочить через несколько ступеней. Английские двигатели послужили прототипами для советских разработок. Роллс-ройсовский «Дервент» с тягой в 1 600 кг превратился в советский РД-500, а его немного более мощный собрат «Нин» с тягой в 2 000 кг — в РД-45. Последние цифры означали географическую привязку, один копировали на 500-м заводе, а другой — на 45-м.

Другая ветвь нашего двигателестроения произросла из прививки на немецком подвое. Из юнкерсовского ЮМО-004 получился РД-10, а БМВ-003 послужил прототипом для РД-20.

Охота за образцами началась при Сталине, продолжалась она и после его смерти. Отец не раз вспоминал, как командующий в те годы Группой советских войск в Германии будущий маршал Гречко затеял в Западном Берлине покупку американской ракеты. Настоящей…

Отец отнесся к этой операции скептически, он не считал Гречко хитроумным коммерсантом, подозревал, что ему просто морочат голову. Уж очень долго тянулось дело, все шло хорошо, за исключением мелочи, товара не было. Гречко клялся: продавцы не подведут, люди надежные.

Наконец ракету купили. Генерал просто сиял. Драгоценный груз со всеми предосторожностями доставили в Москву, передали в одно из конструкторских бюро. Сейчас уж не так важно, в какое. Специалистам потребовалось немного времени, чтобы разобраться. Новейшая американская ракета оказалась подделкой, и не очень искусной. Деньги оказались потраченными впустую.

Приехав к отцу на подмосковную дачу, Гречко прятал глаза. Еще бы — так опростоволоситься. Но разноса не последовало. Отец считал, что в таком деле издержки неизбежны, разведки для того и существуют, чтобы надувать друг друга. Да и относился он к Андрею Антоновичу с нескрываемой симпатией. Прощал ему многое. За плечами у них обоих осталась война. Отец впервые встретился с командиром кавалерийской дивизии генерал-майором Гречко в дни отступления. Затем дивизия, корпус, армия под командованием поднимающегося по служебной лестнице долговязого генерала не раз появлялись в расположении фронтов, где отец пребывал в неизменной должности члена Военного совета и неизменном звании генерал-лейтенанта. Для него, как представителя верховной власти в действующей армии, количество звезд на погонах не имело особого значения. Во время операции по форсированию Днепра Гречко уже обошел отца в чине, стал генерал-полковником, заместителем командующего фронтом.

После 1945 года Гречко вновь появился в Киеве, теперь уже в качестве командующего военным округом, одним из наиболее престижных в нашей стране. Здесь они с отцом еще больше сблизились, встречались не только по службе.

Дружеские отношения отца с Гречко сохранились и после того, как судьба их снова развела по разным сторонам. Генерал отправился командовать советскими оккупационными войсками в Германии, а наша семья перебралась в Москву. После смерти Сталина Гречко, теперь уже генерал армии, снова зачастил на отцовскую дачу.

В тот летний день Гречко всеми силами старался сохранить лицо, а отец с интересом наблюдал, как генерал старается вывернуться из неприятного положения. Гречко с комическими подробностями рассказывал, с какими сложностями они заполучали заветную ракету, как хлопотали, чтобы ничего не случилось по пути в Москву. В его интерпретации неприятная история приобретала забавный оттенок.

— Ладно бы старье продали, не так обидно. А то, черти, нарочно, чтоб посмеяться, какую-то чепуху подсунули, — притворно сокрушался Гречко и повторял: — Бес попутал, Никита Сергеевич. Надули, чтоб их черти взяли.

При этом в глазах у него плясали знакомые мне искорки — генерал понял, что гроза прошла стороной: в его изложении доклад о провале операции превратился в рассказ о смешном приключении.

Отец оставлял без последствий и более дурацкие идеи Гречко. К примеру, уже после возвращения из Германии и назначения на пост командующего сухопутными войсками Гречко у нас на даче во время воскресной прогулки с отцом вдруг начал рассуждать о завоевании Западной Европы.

Естественно, что в каждом уважающем себя Генеральном штабе есть планы войн на все случаи жизни, даже с сегодняшними союзниками. Но одно дело иметь их, другое — докладывать, пусть даже на даче, главе правительства.

Сначала я подумал, что Андрей Антонович шутит. Но нет. Глаза его смотрели серьезно, без обычного лукавства. Мысли свои он излагал точно, без запинки, видно, каждый шаг тщательно обкатали в штабе сухопутных сил.

Я не запомнил, почему он считал целесообразным нанести удар, начать войну. Политический аспект его не особенно волновал, генерал жонглировал танками, самолетами, пушками. Здесь, по его мнению, американцам с нами не совладать.

Отец насупленно слушал разглагольствования гостя. А тот, приняв молчание хозяина за одобрение, ринулся в бой.

По расчетам Гречко, на второй день после начала боевых действий он с ходу намеревался форсировать Рейн. В его тоне звучало ликование, голос прямо-таки раскатывался победными литаврами. Отец изумленно глядел на двухметрового генерала. Подобного фанфаронства он не ожидал даже от Гречко. Тем не менее он молчал, видимо решив проверить, как далеко простирается фантазия у его собеседника.