Карл – сценарий судного дня - Мэтт Динниман

Корзины я не ожидал.

– Это ещё что за чёрт? – спросил Мордекай, едва она появилась. Он осмотрел её, и его глаза округлились. – О! – произнёс он. – У тебя хороший приз. Должно быть, провокаторы истратили всю фантазию на приз Пончика.

– Это ты о чём? – поинтересовалась Пончик, рассматривая странный плетёный предмет. С виду он напоминал большой совок в форме банана. На нём на странном ремешке висело несколько пряжек. – Что это за штука? – Пончик начала читать описание. – Не понимаю. Что… Как это надо произносить? Хестра?

Мне описание не понадобилось. Как только приз появился, я уже точно знал, что это. Пряжки имели необычную форму, но мой мозг уже понял, как всё это применяется.

– Эй, Фитц! – окликнул я хозяина. Он был уже рядом: подошёл, чтобы взглянуть на фотографию Беа. Он всё ещё сжимал снимок в пальцах и тёр стекло, как будто гладил груди Беа. – У вас найдутся апельсины?

Фитц как будто удивился тому, что мы ещё оставались здесь. И быстро положил фотографию на стол.

– Думаю, да, – сказал он.

– Дайте мне, пожалуйста, штуки четыре или пять, – попросил я.

Когда он удалился в кухню, я взял корзину. Засунул в неё руку. На вид она казалась сплетённой из прутьев, на самом же деле это было лёгкое вещество вроде металла. Мой мозг мгновенно перебрал возможные предположения. И как же странно! Знание пришло ко мне с зельем Земного увлечения. Вошло в меня в один миг.

В своё время я получил навык Баскская пелота. Тогда я предположил, что это боевое искусство. Нет. Это вид спорта, более известный под названием хай-алай. Сложный, скоростной спорт вроде сквоша. Игроки носят корзинки и бросают мяч в стену. Дьявольски опасная игра, несмотря на шлемы; маленькие твёрдые мячи отскакивают и летают с такой скоростью, что вполне могут снести голову ко всем чертям.

Подарок, который достался мне в фанатском ящике, назывался хиестрой. И это был совок, который игрок надевает на руку. Обычно к нему присоединяется кожаный рукав, который можно затянуть, чтобы совок не отлетал. Этим совком-корзинкой играющий ловит и швыряет мяч, а благодаря форме корзинки и весу мяча достигается просто огромная скорость его полёта и сила удара. Особенно если правильно развернуться и выбросить вперёд руку.

Я никогда не играл в эту игру, хотя у одного из моих командиров был похожий предмет, предназначенный для забрасывания теннисных мячей на большие расстояния. Вообще-то эта была штука для тренировки собак, но мой шеф использовал его для того, чтобы бросать «вишнёвые бомбочки»[74] на лёд в Северном Ледовитом океане. Однажды он позволил мне попробовать, и я запомнил, как далеко улетела такая петарда.

В этот самый момент я осознал, что мелькнувшее воспоминание о том, как я бросал петарды на лёд посреди белого нигде и стало триггером для всех событий, которые привели меня к обретению этого приза. Трудно сказать, были ли известны системе мои воспоминания, но предназначенный для меня план был очевиден. Мне больше не требовалась рогатка. Этот новый предмет был лучше. Гораздо-гораздо лучше.

Я натянул хиестру на запястье, неловко действуя зубами и левой рукой, застегнул первый ряд пряжек. Закруглённый совок сантиметров в семьдесят ощущался как гигантский ноготь. Как естественное продолжение руки. Когда этот совок был на мне, он лишал меня возможности бить кулаком или формировать рукавицу, но я чувствовал соприкосновение тыльной стороны ладони с поверхностью, напоминавшую пластик. Любой предмет, который я доставал из своего инвентаря, мог скользнуть в ловушку. И наоборот: я мог подцепить этим когтем любой предмет, который оказывался поблизости.

Хиестра не была магической, во всяком случае, об этом не говорилось; принцип её действия – механический, только она была изготовлена при помощи какой-то изощрённой технологии. И в ней имелась одна хитрость. Второй ремешок, располагавшийся чуть ниже локтя, был снабжён небольшим вытяжным кольцом. Я потянул за него, и совок обвился вокруг руки на манер металлического нарукавника. Быстрое и гладкое движение. Как только совок втянулся, я сжал кулак, чтобы убедиться, что не лишился способности образовывать рукавицу. Да, приём был по-прежнему эффективен. Причём рукавица точно подходила для диаметра хиестры, как будто эти предметы были созданы друг для друга. Теперь отсутствие правого рукава моего пиджака не так бросалось в глаза.

– Ваши апельсины, – объявил Фитц и выложил на стол пять штук.

Я забрал их в свой инвентарь и посмотрел на входную дверь зоны безопасности. Как мне было известно, она была наиболее прочным предметом из всех, что имелись в этом помещении. Вытянул свой приз. Закатил один апельсин в ладонь. Я боялся, что он окажется велик для хиестры, но она автоматически расширилась.

Хей, вот это на самом деле классно.

Я занёс руку над головой. Апельсин вылетел из совка и врезался в центр двери. И разбился напрочь.

– Хей! – с досадой выкрикнул Фитц.

– Ура! – воскликнула Пончик. – Просто чудо! Повтори! Фитц, принеси ему яблок и слив.

Фитц оставил сожаления об испачканной двери и устремился в кухню, выполняя приказ. Я постарался попасть следующим плодом в то же место. Промахнулся на волосок, но уже почувствовал, что мой навык растёт, а значит, точность обязательно придёт. Нужно было выйти из паба и испытать дальность броска. Теперь я мог метать свои снаряды намного быстрее. Будь у меня камни или металлические шары, я смогу нанести противнику немалый ущерб.

Я рассчитывал на развитие силы и телосложения, но встал вопрос о точности бросков, следовательно, нужно было подтянуть ловкость. Вкидывать туда баллы при любом подходящем случае.

Я попробовал потренироваться с теми скудными боеприпасами, которые приготовил для клуриконской рогатки. Камешки были разного размера и потому не слишком подходили для метания. Хиестра сделалась тоньше, но этого оказалось недостаточно. Попадания и промахи были непредсказуемы, так как я не контролировал движение камней по совку.

Карл: «Зев, вы победили. Рогатки больше не будет».

Зев: «Йаа-! Это волнует зрителей. Я рада, что вы к пришли к такому решению. Прошло закрытое голосование, и на него было вынесено нечто совершенно неуместное».

Карл: «Что именно?»

Зев: «Вы же знаете, я не вправе вам сказать».