Уот Тайлер - Уильям Эйнсворт

— Я оказываюсь пленником в своем собственном дворце! — воскликнул Ричард, возвращаясь.

На лице его отразилась мучительная тревога, и он добавил:

— Добрый архиепископ падет жертвой!

— Нет, сын мой! — возразила принцесса. — Небеса не допустят столь чудовищного деяния. Архиепископ находится в безопасности, в Белом Тауэре.

Глава IV

КАЗНЬ АРХИЕПИСКОПА И ЛОРДА ВЕРХОВНОГО КАЗНАЧЕЯ

Выйдя из покоев принцессы, Уот Тайлер оставил, как было уже сказано, стражу у дверей, отдав строгий приказ не выпускать из комнаты никого, не исключая самого короля. Взяв с собой новый отряд людей, главарь принялся обыскивать дворец. Вскоре он напал на одного из архиепископских слуг, который, будучи запуган угрозами смертной казни, провел его и его воинов потайным ходом в часовню Белого Тауэра, где они нашли архиепископа и сэра Роберта Гэльса за молитвой.

Обедня только что была отслужена, и оба приобщились св. Тайн. Не зная, что может случиться, архиепископ всю ночь провел в молитвенном бдении. Теперь же, склонив колена у алтаря, он молился и каялся в грехах. Рядом с ним, также преклонив колена, молился сэр Роберт в то время, когда мятежники ворвались в часовню. Встревоженные шумом, оба почтенных мужа оглянулись. Завидя этих дикообразных людей, вооруженных пиками и топорами, они сразу догадались об их намерении, но не изменили своего коленопреклоненного положения.

Устремившись к архиепископу, который был в полном епископском облачении, в вышитой далматике, в стихаре и в черной бархатной шапочке, Уот Тайлер грубо схватил его за плечо и заставил подняться. Лорд-казначей тотчас же поднялся сам.

— Что тебе нужно? — спросил архиепископ.

— Иди со мной, Симон Сэдбери, и освободи одну молодую девицу от обета, который она произнесла перед тобой вчера вечером в присутствии принцессы! — отвечал Уот.

— Я не могу освободить ее, если бы даже хотел, — сказал архиепископ. — Но я не захотел бы этого сделать, если бы и мог.

— В таком случае, ты должен умереть, — объявил Уот.

— Я прекрасно знаю, что не получу пощады от тебя, безжалостный хам! — воскликнул архиепископ.

— Ты прав, Симон Сэдбери! — ответил Уот. — Ты уже давно приговорен к смерти за твою измену народу: я не мог бы пощадить тебя, если бы даже ты исполнил мою просьбу. Ты так же приговорен умереть смертью изменника, — добавил главарь, обращаясь к сэру Роберту Гэльсу, который сурово смотрел на него. — Выведите их отсюда! — продолжал Уот, обращаясь к своим спутникам.

— Да, пусть нас ведут! — сказал архиепископ лорду-казначею. — Мы оба вполне готовы к смерти. И, право, лучше умереть, когда уж нет больше отрады в жизни!

— Но я предпочел бы умереть с оружием в руках, — сказал сэр Роберт.

Во все продолжение этой тягостной сцены оба держались со своим обычным достоинством. Их слова, осанка и движения были так величественны, что мятежники не дерзнули даже прикоснуться к ним, когда выводили их из часовни.

Этот захват был совершен с такой быстротой, что сэр Симон Бурлей и сэр Евстахий де Валлетор, находившиеся в верхней части башни, даже не знали о случившемся.

Первоначально Уот Тайлер намеревался казнить архиепископа и лорда верховного казначея на лужайке перед часовней Св. Петра. Но потом он передумал и решил, что казнь должна происходить на вершине Тауэрского Холма, там оставлены были Джон Бол с большей частью мятежников, потому что всем немыслимо было войти в крепость. Вот почему он отдал приказ, чтобы пленников вели туда, а сам, сев на коня, поехал во главе шествия.

С вершины Белого Тауэра сэр Симон Бурлей, сэр Евстахий де Валлетор и другие рыцари могли наблюдать это грустное шествие. Они видели двух почтенных сановников, шедших узниками, под конвоем толпы мятежников; видели подле них какого-то зверского вида негодяя, несшего секиру на плече, а перед ним Уота Тайлера на коне. Но они не могли ни защитить, ни освободить узников: ратники и арбалетчики гарнизона отказались им повиноваться.

Из окон дворца Ричард и его мать с Эдитой были свидетелями этого душу разрывающего зрелища. Они видели ожесточенную толпу мятежников, шедшую следом, с пиками и топорами, слышали грозные возгласы: «Смерть изменникам! Смерть притеснителям народа»! Они отлично знали, к чему все это клонится.

Таким образом, шествие миновало ворота Садового Тауэра, пересекло задний двор и выступило из Бастионных Ворот. На всем пути пленники подвергались оскорблениям и поруганиям со стороны гнусных чудовищ, следовавших за ними; а оба почтенных мужа все время держались с неизменным достоинством. Они подверглись еще более грубому обращению, когда приблизились к Тауэрскому Холму; добрый архиепископ должен был собрать всю сбою твердость духа, чтобы пройти через это страшное испытание. Что же касается лорда-казначея, то отвага поддерживала его: он так грозно смотрел на своих мучителей, что те невольно отступали прочь.

До тех пор на Тауэрском Холме никогда не было лобного места: здесь не происходило ни одной казни. Только на этот раз место обагрилось самой благородной кровью в Англии. На гребне холма остановился Джон Бол, сидевший на своем ослике. Он следил за мученическим прохождением жертв, ликуя от восторга при тех оскорблениях, которым они подвергались. Когда они стали медленно подыматься в гору, он спустился вниз навстречу архиепископу и обратился к нему с насмешливым приветствием:

— Добро пожаловать, Симон Сэдбери, на Тауэрский Холм! Наконец-то ты получишь награду за твои преступления.

— Что я сделал такого, что вы хотите убить меня? — спросил архиепископ. — Я хочу знать, в чем моя вина.

— Ты причинил много зла народу, — ответил Джон Бол. — И ты уже давно обречен на смерть. Не так ли, друзья мои?! — воскликнул он, оглядываясь кругом на ожесточенную толпу. — Разве он не должен умереть?

— Он должен умереть! — заревела толпа, словно в один голос.

— Слышишь, Симон Сэдбери? — крикнул Джон Бол. — Твой приговор произнесен.

— Я не желаю говорить с тобой, вероотступник! — сказал архиепископ. — Но я хочу обратиться к твоим ослепленным товарищам. Прошу не о пощаде моей жизни; спрашиваю только: какое зло я сделал?

— Ты грабил нас! — закричали в ответ тысячи голосов.

— Ошибаетесь! — ответил архиепископ. — Я работал для вашего блага; я тратил на вас свои деньги. Пусть за меня ответит город Кентербери! Вы же знаете, что я сделал для этого города. Ведь я наполовину отстроил его.

— Не слушайте его! — крикнул Джон Бол. — Он врет.

— Он должен умереть! — кричала неумолимая толпа.

— Выслушайте меня, обманутые люди; — воскликнул архиепископ таким голосом, который невольно заставлял насторожиться. — Если вы убьете меня, то навлечете на себя гнев справедливого Мстителя. Вся Англия будет подвергнута отлучению[23].

В ответ раздался яростный крик толпы. Когда она несколько успокоилась, Джон Бол сказал:

— Мы не только не боимся отлучений папы Григория[24], но и вовсе не признаем его власти. Ты был великим притеснителем народа, и правосудие наконец постигло тебя. Приготовься к немедленной смерти.

— Я уже приготовлен, — с твердостью ответил архиепископ. — Всю прошлую ночь я провел в молитве и покаянии. И когда твой бессовестный командир напал на меня, я молился, преклонив колена, у алтаря. Дай Бог, чтобы ты был так же приготовлен встретить свой конец, который уже близок! Я прощаю тебя, и да простит тебя так же Господь.

Лорд верховный казначей добавил вдруг грозным голосом.

— Я же не даю своего прощения такому негодяю, как ты, который отрекся от своей веры и поднял народ на мятеж! Кровь моя будет вопиять к Небесам об отмщении тебе. Призываю тебя на суд перед Престолом Божиим не далее как в трехдневный срок!

Эти слова были так ужасны, что навели тревогу на всех, слышавших их. Заметив произведенное впечатление, Уот Тайлер, державшийся все время в стороне, чтобы дать Джону Болу высказаться, вдруг выехал вперед на своем коне и отдал приказ приступить к казни.

Во время всех этих пререканий из соседней лавки мясника был принесен большой чурбан. Возле него уже встал разбойничьего вида палач, он опирался на свою секиру и зловеще посматривал на свои жертвы. Вокруг столпились рассвирепевшие, жаждавшие крови люди с пиками и секирами в руках. В этом же кружке находились Уот Тайлер на своем коне и монах — на ослике. Подле пленников стояли с полдюжины звероподобных негодяев, назначенных помогать палачу в его работе.

Первым должен был пострадать архиепископ. Он оглянулся кругом на толпу зрителей, но не встретил ни в едином взоре выражения жалости. Потом он спокойно расстегнул нарамник тонкого полотна, перекинутый через его плечи, и снял его, а так же стихарь. Это были его единственные приготовления.