Не делись со мной секретами - Джой Филдинг

— Сколько же вам нужно времени?

— Я обдумаю это за ужином, — услышала она свой ответ.

Он уже стоял у двери.

— Куда бы вы хотели пойти?

И опять они хохотали, на этот раз так заливисто, что Джесс согнулась.

— А что, если я что-нибудь соображу здесь?

— Я не знал, что вы готовите.

— Идите за мной, — скомандовала она, продолжая смеяться, пока шла с кульком пирожков на кухню. — Вам один или два? — спросила она, открывая дверцу микроволновой духовки.

Он показал два пальца.

— А я открою бутылку с вином.

— Не думаю, что у меня есть вино, — робко заметила она.

— Нет вина?

Она раскрыла холодильник.

— И мороженого тоже нет.

— Нет вина? — опять изумился он.

— Мы нальем по стакану воды.

— Хлеб и вода, — задумчиво произнес он. — Где вы учились кулинарному искусству? В федеральной тюрьме?

Она перестала смеяться.

— Вы когда-нибудь сидели в тюрьме? — спросила она.

Он вздрогнул, вопрос ему показался забавным.

— О чем это вы спрашиваете?

— Просто стараюсь поддержать разговор.

— Вы себе так представляете вести дружеский разговор?

— Но вы мне не ответили.

— Не думаю, что вы спрашиваете серьезно.

— Конечно, нет, — поторопилась подтвердить она, положила четыре пирожка на поднос и задвинула его в духовку.

— Я никогда не бывал в тюрьме, Джесс. — Адам серьезно посмотрел на нее.

Она пожала плечами, как будто это не имело абсолютно никакого значения.

— Даже не навещали кого-либо из приятелей? — Стремление показаться естественной прозвучало чересчур нарочито даже для ее собственных ушей.

— Вы думаете, я якшаюсь с осужденными преступниками? Джесс, как я попал сюда?

— Об этом вы сами мне расскажете, — ответила Джесс, а Адам лишь улыбнулся на ее слова.

— Значит, вы были единственным ребенком, — произнесла Джесс, когда они сидели на полу перед тахтой и заканчивали свой ужин.

— Очень избалованным единственным ребенком, — детализировал он.

— Моя сестра обычно говорит: дети не яблоки, они не портятся.

— Что еще говорит ваша сестра?

— Ребенка нельзя испортить тем, что вы его чересчур сильно любите.

— Похоже, она очень хорошая мать.

— Думаю, что она такая и есть.

— Но в вашем тоне прозвучала нотка удивления.

— Просто я не ждала от нее такого, вот и все.

— А чего же вы ждали от нее?

— Не знаю. Возможно, блестящей карьеры.

— Может быть, она решила оставить это для вас.

— Может быть, — согласилась Джесс, удивляясь тому, что разговор всегда возвращался к ней самой. — Хотели ли вы со своей женой иметь детей?

— Хотели, — ответил он. — Но как-то не получилось.

Джесс поняла по тому, как сник его голос, что он не хотел бы развивать дальше эту тему. Она прожевала последний кусочек своего пирожка, поднесла стакан с водой ко рту.

— Как выглядела ваша мать? — неожиданно спросил он.

— Что? — Рука Джесс задрожала, вода из стакана расплескалась на пол. Она с трудом поднялась на ноги. — О Господи!

Он схватил ее за руку и нежно потянул опять вниз.

— Успокойтесь, Джесс. Это ведь только вода. — Салфеткой он вытер пролившуюся воду. — Что-нибудь не так?

— Все нормально.

— Тогда почему вы дрожите?

— Я не дрожу.

— Что такое сделала вам ваша мама?

— Что вы имеете в виду, что она мне сделала? — сердито спросила Джесс. — Ничего она мне не сделала. О чем это вы говорите?

— Почему вы не хотите говорить о ней?

— А зачем мне о ней говорить?

— Это показывает, что вы не хотите о ней говорить, — произнес он ровным тоном. — Потому что вы боитесь этого.

— Еще один мой невроз страха? — спросила Джесс с горькой иронией.

— Вам это виднее.

— Кто-нибудь говорил вам, что из вас вышел бы хороший адвокат?

— Джесс, что случилось с вашей мамой?

Она закрыла глаза, мысленно увидела свою мать, которая стояла рядом с ней на кухне их дома, по ее щекам текли слезы. Мне это не нужно, Джесс, говорила она. Мне не нужно этого от тебя. Джесс тут же открыла глаза.

— Она пропала, — наконец сказала она.

— Пропала?

— Она обнаружила небольшую опухоль у себя в груди и порядочно испугалась. Она позвонила врачу, и тот сказал, что примет ее в этот же вечер. Но она так и не пришла на прием к нему. И с тех пор никто ее больше не видел.

— Тогда не исключается, что она все еще жива?

— Нет, это невозможно, — отрезала Джесс. — Это невозможно.

Он потянулся к ней, но она отстранилась.

— Она бы не бросила нас просто потому, что испугалась, — продолжала Джесс, как будто заглядывая глубоко внутрь себя. — Я хочу сказать, что, даже если она и испугалась, а это было именно так, это все равно не значит, что она все бросила и ушла от нас. Она не принадлежала к тем женщинам, которые могут запросто бросить мужа и дочерей, струсить перед жестокой реальностью. Независимо от того, как она была напугана. Независимо от того, насколько она рассердилась.

— Рассердилась?

— Я не имела в виду — рассердилась.

— Но именно это вы сказали.

— Я не собиралась говорить этого.

— Из-за чего она рассердилась, Джесс?

— Она не сердилась.

— Она рассердилась на вас, не правда ли?

Джесс посмотрела в окно. Залитое слезами лицо матери пристально смотрело на нее из-за старинных кружевных занавесок. Мне это не нужно, Джесс. Мне не нужно этого от тебя.

— Я спустилась на первый этаж и увидела, что она уже одета и готова выйти, — начала рассказывать Джесс. — Я спросила ее, куда она собралась, и сначала она не хотела мне говорить об этом. Но потом выяснилось, что она обнаружила опухоль в груди и вечером пойдет на прием к доктору. — Джесс попыталась засмеяться, но смех застрял у нее в горле, как кусочек пирожка, который она не могла ни проглотить, ни выплюнуть. — Это было похоже на мою маму: уже с утра быть готовой, если даже ей надо было уходить только вечером.

— Как те люди, которые накануне вечером отбирают одежду, которую они наденут завтра.

Джесс пропустила мимо ушей намек.

— Она спросила меня, не пойду ли я вместе с ней к доктору. Я ответила; «Конечно». Но потом мы повздорили. Обычные препирательства матери с дочерьми. Она считала меня очень своенравной. Я думала, что она излишне заботлива. Я сказала ей, чтобы она не вмешивалась в мою жизнь. А она на это ответила, что я могу не беспокоиться и не провожать ее к доктору. В сердцах я бросила: «Пусть будет по-твоему» и, хлопнув дверью, ушла из дома. Когда я возвратилась, ее уже не было.

— И вы вините себя в том, что произошло? — Это была скорее констатация факта, чем вопрос.

Джесс порывисто встала, чересчур большими шагами подошла к птичьей клетке.

— Привет, Фред, как дела?

— У Фреда дела идут отлично, — произнес Адам, подойдя к ней сзади. — Чего я не могу сказать о его хозяйке. Все, что вы мне рассказали, вы почитаете за вину, которую носили в себе все эти годы?

— Э, как в отношении нашего договора? — спросила Джесс, смахивая слезы, избегая его взгляда и сосредоточив все свое внимание на маленькой желтой пташке. — Не надо секретов, не надо лжи, помните? — Прильнув к клетке, она издала негромкие воркующие звуки.

— Выпускаете ли вы когда эту птичку из клетки? — спросил Адам.

— Канареек не полагается выпускать из клетки, — громко сказала Джесс, надеясь унять дрожь тела звуком своего голоса. — Это вам не прирученные попугаи. Канарейки — дикие птички. Их не рекомендуется выпускать из клетки.

— Поэтому вы можете не беспокоиться, что ваш кенар улетит, — мягко произнес Адам.

На этот раз намек был слишком очевиден, чтобы пропустить его мимо ушей. Рассердившись, Джесс резко повернулась к нему.

— Это — домашняя птичка, а не метафора.

— Джесс…

— Скажите, когда вы забросили психотерапию и занялись продажей обуви?

Они стояли, глядя друг на друга. Джесс всю трясло, Адам оставался совершенно спокойным.

— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил он.

«Нет» — подумала она.

— Да, — проговорила вслух.

Он медленно направился к двери.

— Адам, — позвала она, и он остановился, взявшись уже за дверную ручку. — Думаю, будет правильно, если вы перестанете приходить ко мне.

На какое-то мгновение ей показалось, что он может вернуться, обнять ее, рассказать ей все о себе. Но он этого не сделал. Он ушел. Джесс осталась одна в комнате, полной привидений и теней.

Глава 21

К концу недели поступил доклад медицинского эксперта по поводу Конни Девуоно, а присяжные заседатели по делу Терри Вейлса удалились на совещание.

Конни Девуоно изнасиловали, потом избили и удавили куском проволоки, которая перерезала яремную вену на шее и почти отсекла ее голову от туловища. Работники судебной медицины установили, что проволока, использованная для убийства, идентична проволоке, найденной на фабричном складе, где работал Рик Фергюсон. Только что был выдан ордер на арест Рика Фергюсона.