Дар божий. Соперницы - Ольга Дрёмова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вороновский! Что ты так кричишь? Все мирные жители близлежащих домов могут подумать, что начался пожар или, того хуже, Третья мировая. Иди домой, не хулигань!
— Нет, буду! — упёрся Лев. — И ничегошеньки ты с этим не поделаешь. Пусть все твои соседи знают, как сильно я тебя люблю! Скажи, что ты любишь меня не меньше, тогда прекращу, а то, ты меня плохо знаешь, я могу раскричаться ещё громче!
Видя, что она улыбается, полагаясь на его благоразумие и манеры поведения, соответствующие — увы! — уже немолодому возрасту, и не верит его лихим обещаниям, Лев картинно набрал в грудь побольше воздуха и, стараясь произвести как можно больше шума, что есть силы закричал:
— Ира-а-а-а-а-а!!!
Из соседних окон стали выглядывать люди. Увидев незнакомого мужчину с букетом, они удивлённо улыбались и тактично исчезали за шторами, и только робкое шевеление гардин говорило о том, что зрители не покинули арену представления, а просто затаились, став невидимыми в ожидании второго акта спектакля.
Солидный мужчина, до этой минуты спокойно куривший субботнюю трубочку на балконе напротив и онемевший от непонятных и крайне непривычных вещей, происходящих практически у него под носом, сначала растерялся, не зная, как в таких случаях полагается поступить добропорядочному канадцу. Первым его побуждением было вызвать полицию и пресечь беспорядки, творимые странными нарушителями спокойствия — пусть государственные службы разбираются с этим, но потом он вдруг передумал и, заинтересовавшись продолжением, пошёл даже на то, что принёс на балкон табуретку, не зная, надолго ли затянется эта комедия и сколько времени ему ещё потребуется стоять на ногах.
Постучав трубкой о край специального мусорного контейнера, прикреплённого к стенке балкона и защищённого от дождя навесом, он набил свежего табака, поправил сползшую с плеча бретельку белой майки и прочно обосновался на импровизированном кресле зрительного мини-зала, приготовившись к длительному сеансу.
— А ты, оказывается, орёл! — посмотрела с балкона вниз Ирина. — Не знала, что ты такой отчаянный! Вроде в Москве тихоней был, а в Оттаве разбезобразничался вконец. Лучше подумай хорошенько и поднимайся наверх, а то соседи разнервничаются и с перепугу сюда полицию вызовут, и придётся нам с тобой, Лёвушка, до самого твоего отлёта в участке куковать.
— Так ты меня любишь?
— Люблю, конечно, — засмеялась она.
— Я не расслышал.
— Люблю, — чуть громче произнесла Ира, опасливо поглядывая по сторонам и улыбаясь во всё лицо. — Ты у меня просто ненормальный! Тебе же не семнадцать!
— Какая разница, — восемнадцать! — серьёзно возразил он. — Я так и не расслышал, что ты мне перед этим сказала. Прости, но во избежание дальнейших безобразий с моей стороны тебе придётся повторить это громче, специально для меня.
Ира, покраснев, сделала над собой усилие и чуть громче проговорила:
— Вороновский, я тебя люблю! Это всё?
— Нет, ещё не всё, — не сдавался он, от всей души наслаждаясь её смущением.
— А что ещё?
— У тебя, случайно, нигде не завалялось верёвочной лестницы, а то входить в дом к даме сердца, да ещё с таким букетом, нажимая банальную комбинацию кодового замка, как-то неловко. Ты как считаешь? Или водосточная труба не хуже?
— Ну всё, Лёвушка! Того, что ты здесь навытворял за пятнадцать минут, хватит для содержательного изложения не одному поколению местных жителей. Если ты упёрся и не собираешься в ближайшие пять минут подниматься наверх, то я сама за тобой спущусь!
— Тоже неплохой вариант, — решил Лев и, не торопясь, отправился к подъезду.
Ира, сменив домашние тапочки на туфли на высоком каблуке, хлопнула дверью, и её шпилечки быстро зацокали по ступеням парадного. Открыв входную дверь, она в прямом смысле столкнулась нос к носу с Вороновским. Не ожидая, что он подошёл к подъезду так близко, она в первый момент ойкнула от неожиданности и невольно сделала шаг назад, к дверям, но Лев, подбросив букет высоко в воздух и уронив сумку на землю, подхватил её на руки и закружил. Розы рассыпались по асфальту, а Ира, ухватившись за его шею, счастливо засмеялась.
— Вороновский! На нас же люди смотрят!
— Пусть смотрят, — возразил он. — Эй, люди, смотрите на нас и завидуйте!
Основательный сосед на балконе вытащил трубку изо рта и с чувством причмокнул губами. Чего только в жизни не бывает! Посмотрев ещё раз на этих двоих, определённо сошедших с ума, он освободил трубку от табака и, захватив с балкона табуретку, отправился на кухню, к жене.
Несомненно, откровенное счастье других людей — дело заразительное, это как болезнь, передающаяся от одного к другому внезапно, незапланированно, стихийно и хаотично. К любви никогда невозможно подготовиться, просчитав и обосновав всё заранее.
Поставив табуретку на её законное место, счастливый обладатель белой майки подошёл к жене, готовившей что-то на плите. Масло фыркало, раскидывая мелкие колючие брызги вокруг себя, а на сковородке что-то шипело и соблазнительно пахло. Отклонившись подальше от огня, хозяйка переворачивала мясо, слегка щурясь и беспокоясь, что раскалённые острые капельки кипящей жидкости могут попасть на лицо. Мужчина неслышно подошёл сзади и, неловко обняв жену за талию, коснулся губами её затылка. Застыв на мгновение, растерявшись от такой давно забытой ласки, женщина сделала движение обернуться к мужу, но он, удерживая её и почему-то стесняясь смотреть ей в глаза, смущённо прошептал:
— Прости меня, Дени!
— За что?
— За то, что я, наверное, забыл, что мужчина может совершать глупые и прекрасные поступки. Прости меня за то, что я разучился это делать.
…Жидкое июньское солнышко ушло за облака, и на землю стали спускаться сумерки. Ира и Лев сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, и пили хорошее красное вино, не спеша наслаждаясь его букетом.
— Знаешь, Лёвушка, мне никогда ещё за всю мою жизнь, ни единого разочка, никто так красиво не признавался в любви, ты первый.
— Я и сам никогда не вытворял ничего подобного, а тут как прорвало. Ты, наверное, догадываешься, что на бузотёрство, которое заложено в крови каждого мужчины от рождения, решаешься не каждый день, просто я не знал, как тебе признаться, чтобы ты услышала мои слова и запомнила их, мне всё время казалось, что я сказал не всё, что этого для тебя недостаточно.
— Ты сказал даже больше, чем я заслуживаю. Знаешь, я часто думала о тебе, и временами мне представлялось, что ты никогда не сможешь мне простить того, что я совершила. Знаешь, Лев, всё не так просто, и, наверное, сейчас наступил такой момент, когда я должна тебе многое рассказать…