Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма - Славой Жижек

(если процитировать Маркса). Короче говоря, сегодня цинизм демонстрируется вполне открыто. Вспомним еще раз жестокую шутку из фильма Любича «Быть или не быть»: когда «концентрационных дел мастера Эрхардта» спросили о немецких концлагерях в оккупированной Польше, он ответил: «Мы занимаемся концентрацией, а поляки отдыхают в лагерях». Не относится ли это и к банкротству Enron в январе 2002 года (а также ко всем последовавшим за ним финансовым крахам), которое можно интерпретировать как своего рода иронический комментарий к концепции общества риска? Тысячи сотрудников, потерявших работу и сбережения, безусловно, подвергались риску, но без какого-либо истинного выбора: риск казался им слепым роком. Те же, кто, наоборот, хорошо представлял себе опасность и имел возможность вмешаться в ситуацию (топ-менеджеры), минимизировали свои риски, продав акции и опционы до банкротства, – поэтому то, что мы живем в обществе риска, правда, но некоторые (руководители с Уолл-стрит) делают выбор, в то время как другие (простые люди, оплачивающие ипотеку) берут на себя риски.

Как мы отмечали ранее, одним из странных последствий финансового кризиса и мер противодействия ему (огромные расходы на спасение банков) было оживление интереса к книгам Айн Рэнд, которую, как никого другого, можно назвать идеологом радикального капитализма под лозунгом «алчность – это хорошо»: продажи ее magnum opus «Атлант расправил плечи» резко выросли. По некоторым данным, есть признаки того, что описанный Рэнд сценарий, когда бастовать начинают сами креативные капиталисты, уже осуществляется. Конгрессмен-республиканец Джон Кэмпбелл так высказался в поддержку «движения чаепития»: «Достижители бастуют. Я вижу, пока что в небольшом масштабе, своего рода протест людей, обычно создающих рабочие места… они отказываются от своих амбиций, поскольку понимают, что их за эти амбиции накажут». Абсурдность такой реакции заключается в том, что это в корне неверная трактовка ситуации: подавляющая часть гигантских сумм финансовой помощи досталась именно нерегулируемым государством рэндовским «титанам», чьи «творческие» схемы провалились, приведя к краху. Не великие «гении-созидатели» сейчас помогают ленивым обывателям, а, наоборот, рядовые налогоплательщики помогают потерпевшим фиаско «гениям-созидателям».

Другим аспектом наследия Тэтчер, на который нацелена критика левых, была ее «авторитарная» форма руководства, отсутствие у нее чувства демократической координации. Здесь, однако, все сложнее, чем может показаться. Продолжающиеся массовые протесты в Европе содержат ряд общих требований, которые в своей спонтанности и прямоте образуют некое «эпистемологическое препятствие» для любой настоящей конфронтации с кризисом нашей политической системы. Эти требования в сущности читаются как популярная версия делёзовской политики: люди знают, чего хотят, они способны установить и сформулировать это, но лишь в результате своей постоянной вовлеченности, поэтому нам нужна активная демократия участия, а не просто представительная демократия с ее избирательным ритуалом, который каждые четыре года прерывает пассивность избирателей, нам нужна самоорганизация множества, а не централизованная ленинская партия с лидером во главе.

Но разве этот миф о непредставительной прямой самоорганизации – не последняя ловушка и глубочайшая иллюзия, от которой труднее всего отречься? Да, всякому революционному процессу свойственны экстатические моменты групповой солидарности, когда тысячи и сотни тысяч людей вместе занимают общественные пространства, как, например, каирскую площадь Тахрир в 2011 году; да, случаются моменты интенсивного коллективного участия, когда местные сообщества ведут дебаты и принимают решения, а люди живут в своего рода постоянном чрезвычайном положении и берут дело в свои руки, не нуждаясь в лидере. Но такие состояния недолго длятся, и «усталость» в этом случае – не просто психологический факт, а категория социальной онтологии. Подавляющее большинство людей, включая меня, хотят быть пассивными и полагаться на эффективный государственный аппарат, который бы гарантировал бесперебойную работу всей социальной системы, чтобы спокойно делать свою работу.

Следуя духу нынешней идеологии, требующей перехода от традиционной иерархии и подчинения Господину в пирамидальной структуре к плюрализму ризоматических сетей, политологи любят подчеркивать, что новые антиглобалистские протесты в Европе и США, от «Захвати Уолл-стрит» (OWS) до Греции и Испании, не имеют центральной организации, центрального комитета, который бы ими управлял. Есть только многочисленные группы, взаимодействующие (в основном через новые медиа, такие как Facebook или Twitter) и спонтанно координирующие свою деятельность. Вот почему, когда правоохранительные органы ищут тайных организаторов, они упускают главное – в столице Словении Любляне 10 000 протестующих собрались перед парламентом в феврале 2014 года и с гордостью заявили: «В протесте принимают участие 10 000 организаторов». Но действительно ли такая «молекулярная» спонтанная самоорганизация является самой эффективной новой формой «сопротивления»? Не правда ли, что противоположная сторона, особенно капитал, все больше представляет собой то, что в теории Делёза называется постэдипальным множеством?38 Власти самой приходится вступать в диалог на этом уровне, отвечая твитом на твит: даже папа римский и премьер-министры завели себе аккаунты в Twitter. Мы должны смело продолжить эту цепочку рассуждений до ее логического вывода: противостояние между централизованно-иерархической вертикальной властью и горизонтальными множествами внутренне присуще современному общественно-политическому порядку; нельзя сказать, что один из этих двух вариантов априори «лучше» или «прогрессивнее»39.

Более того, что касается оппозиции молекулярного самоорганизующегося множества и иерархического порядка, поддерживаемого опорой на харизматичного Лидера, то стоит вспомнить ироничный случай Венесуэлы. Хотя многие хвалили ее за усилия по развитию прямой демократии (это и местные советы, и кооперативы, и управление заводами самими рабочими), в этой стране президентом был Уго Чавес – в высшей степени сильный харизматичный Лидер. Здесь как будто действует еще и фрейдовский закон переноса: чтобы индивидуумы «вышли за свои рамки», покончили с пассивностью представительной политики и сами превратились в непосредственных политических агентов, необходима опора на Лидера, который бы позволил им вытянуть себя из болота, словно барон Мюнхгаузен, Лидера, который «должен знать», чего они хотят. Вот почему в своей книге диалогов Ален Бадью и Элизабет Рудинеско справедливо отмечают, что, хотя горизонтальная сетевая организация действительно подрывает значимость классического Господина, она одновременно порождает новые и гораздо более сильные формы господства. Тезис Бадью заключается в том, что субъекту необходим Господин, чтобы подняться выше уровня «человека-животного» и сохранять верность Событию-Истине:

Рудинеско: В конечном счете, что психоаналитические сообщества утратили, так это позицию Господина в интересах позиции маленьких начальников.

Эшиманн: Что вы подразумеваете под «господином»?

Рудинеско: Позиция господина допускает перенос: психоаналитик «должен знать», что обнаружит анализанд. Без этого знания, приписываемого психоаналитику, поиск источника страдания едва ли возможен.