Мои воспоминания о Восточной Африке - Пауль фон Леттов-Форбек

Мне стало ясно, что неверная оценка положения, в котором находился неприятель, может мне принести небольшую выгоду, если действовать быстро и решительно. Я надеялся, что теперь можно рассчитывать на решительный удар, которого я дважды добивался в районе Линди и один раз у Тундуру, и успех которого у Нарунгомбе висел на тонком волоске. При оценке общего положения мне казалось, что обстановка в отряде Вале складывается как раз в пользу принятия такого решения. Принятый неприятелем план ведения войны должен был навести на мысль, что отдельные колонны противника будут энергично подвигаться вперед, чтобы раздавить нас посредством окружения со всех сторон. Дивизия неприятеля из Линди также вела настойчивое наступление. Перед ней, ведя беспрерывные бои, отходили от Махивы девять слабых рот Вале. Местность у Махивы была мне немного знакома. Казалось очень вероятным, что мой отход туда не будет своевременно обнаружен неприятелем.

14 октября 1917 года, в надежде на военное счастье, я перешел с пятью ротами и с двумя горными орудиями через горы Ликангары в Мнахо, куда и прибыл ночью, и 15 октября на рассвете продолжал путь. При движении на узкой тропинке над обрывом походная колонна растянулась. Орудия оказались далеко позади; вьючные животные выбивались из сил, требовалась помощь со стороны аскари и носильщиков; к счастью вице-вахмистр Сабат каждый раз преодолевал препятствия и продвигал свои пушки дальше. Меня удивляло, что мне не посылались донесения из Махивы, но ружейный и пулеметный огонь заставлял предполагать, что там происходил бой.

Перед наступлением темноты я прибыл к роте обер-лейтенанта Метнера, который находился в резерве позади левого фланга отряда Вале. Неприятель, казалось, наступал в обход этого фланга через кустарник. Свистящие вокруг пули имели то неприятное последствие, что носильщик, который нес мою полевую сумку с самыми важными донесениями и картами, исчез на два дня. Обе прибывшие первыми роты были тотчас же направлены для контр-атаки против неприятельского обхвата, и противник был отброшен. После этого роты окопались. 16 октября утром я направился туда и твердо установил, что противник укрепился напротив нас расстоянии от 60 до 100 метров.

Случай для внезапного решительного наступления казался мне благоприятным. Обер-лейтенант фон-Руктешель должен был начать в полдень обход неприятеля слева (то есть севернее); еще левее направлялся отряд Геринга.

После того, как мы спокойно пообедали, я быстро отправился на левый фланг, где только что развернулся капитан Геринг с двумя ротами. Затем, после того, как он перешел широкую долину, его отряд, к моему удивлению, начал заходить еще дальше влево. Скоро роты вступили в бой. Только постепенно для меня стало ясным это непонятное движение. Капитан Геринг неожиданно натолкнулся на нового противника, который прибыл от Нахунгу и теперь наступал с севера. Это было несколько батальонов Нигерийской бригады с двумя орудиями, которые ничего не знали о нашем присутствии и рассчитывали разбить наголову войска Вале, наступая на его левый фланг и тыл, в то время, как фронт генерала будет энергично атакован дивизией из Линди. Нигерийская бригада была удивлена не меньше Геринга, но не так быстро разобралась в новой обстановке. Капитан Геринг, за которым непосредственно следовали резервы, наступал по кустарнику так энергично, что совершенно смял отдельные части противника, отбросил их в беспорядке и окончательно обратил в бегство. Один неприятельский офицер, который вел носильщиков с патронами, принял наши войска за свои, и таким образом нам удалось захватить около 150.000 патронов. Во время штурма было взято орудие со снарядами, и мы насчитали более ста нигерийских аскари убитыми. Правее капитана Геринга, где вели бой две роты под командой обер-лейтенанта фон-Руктешеля и тяжело раненого лейтенанта резерва Брукера, неприятель также был оттеснен несколько назад, в кусты.

Одновременно с этими боями на левом фланге неприятель вел настойчивое наступление на отряд Вале. На следующие дни обнаружилось большое численное превосходство противника; против нашего фронта все снова и снова прибывали свежие части. Опасность, что фронт генерала Вале не выдержит, усиливалась. Бой становился тяжелым. Я опасался, что наше обходное движение по труднодоступной болотистой местности может быть задержано слабыми силами противника, между тем как на фронте генерала Вале дело примет неблагоприятный для нас оборот. Тогда сражение было бы потеряно. Поэтому я считал целесообразным увеличить, насколько возможно, потери, которые нес неприятель при своих фронтальных атаках, и так использовать все мои части, чтобы противник, усиливавший нажим на отряд Вале, действительно истощил свои силы.

Поэтому предполагавшийся сначала охват неприятельского правого крыла не развивался в следующие дни, а, наоборот, все свободные роты были переброшены для усиления фронта генерала Вале. Таким образом, удалось не только прочного удерживания фронта, но и иметь достаточные резервы для сильных контратак, чтобы немедленно использовать каждую ошибку неприятеля и нанести ему действительное поражение.

На такой странный тактический прием ведения боя меня натолкнула личность неприятельского начальника. О генерале Бевесе мне было известно по сражению у Реаты (11 марта 1916 года), что он действует очень прямолинейно. Вместо того, чтобы стремиться достигнуть успеха умелым маневром, он предпочитает добиваться победы настойчивыми фронтальными атаками, которые ведут к очень большим потерям, если оборона держится прочно или располагает достаточными резервами. Я предполагал, что генерал Бевес и тут, у Махивы, будет руководствоваться подобными соображениями. Я считаю, что именно использование этой слабости в действиях неприятельского главнокомандующего и доставило нам здесь, у Махивы, такую блестящую победу. До 18 октября, т.е. в общем в продолжение четырех дней, продолжались атаки нашего фронта все новыми и новыми силами, но несколько личных наблюдений показали мне, что на нашем правом фланге сила атаки постепенно ослабевает и полное поражение противника становится очевидным.

Вечером 18 октября мы, в числе примерно в 1.500 людей, окончательно разбили неприятельскую дивизию, которая ввела в бой от четырех до шести тысяч человек, а также нанесли неприятелю самое тяжелое поражение, которое он когда-либо испытывал, за исключением Танги. По заявлению одного высшего-английского офицера, неприятель потерял 1.500 человек, но у меня есть основания предполагать, что эта цифра слишком низка. У нас было убито 14 европейцев, 81 аскари и ранено 55 европейцев и 367 аскари; один европеец и один аскари пропали без вести. Принимая во внимание наши сравнительно небольшие силы, эти потери стали для нас очень тяжелыми и тем более чувствительными, что не могли быть пополнены. Наши трофеи состояли из одного орудия, шести станковых и трех ручных пулеметов, а также двухсот тысяч патронов.